К «Ангаре» подходила лодка. Через несколько минут нос ее ткнулся в борт самоходки. Рослый человек в кожаной куртке сложил вёсла, забросил на борт самоходки фалинь и ловко забрался на палубу. Увидел Карданова. Подошел:
— Здравствуйте. Мне бы вашего главного.
— Вы имеете в виду Маркова? Он прошел неделю назад с большим караваном.
— Да нет. Ивана Васильевича я видел. В гостях у него был. Главного вот этих судов.
— Ну, тогда попали правильно. Что вы хотели?
Человек пристально посмотрел на капитана:
— Дело-то неприятное. Я председатель оленеводческого колхоза, Фирсанов моя фамилия… Так вот. Сегодня у нас рабочий день пропал. Из-за ваших людей.
— Из-за наших?
— Да. Один матрос, мне сказали, что он с «Ангары», высокий такой, краснолицый, привез на берег несколько бутылок спирта и обменял их на тапочки. А у нас здесь летом сухой закон. Понимаете, что произошло? Сейчас почти никто не работает. Песни поют. Очень прошу принять меры и больше на берег никого не пускать.
Карданов нахмурился. Так опозориться! Споить ненцев и выманить у доверчивых людей за бесценок изделия их труда… Отвратительно.
— Товарищ Фирсанов, мы скоро уйдем. Заберем воду и уйдем. Но меры я приму, и тапочки вам вернут…
— Не в тапочках дело, капитан. Уж больно некрасиво получилось.
— Больше чем некрасиво, но обещаю вам: это не повторится.
— Да уж, пожалуйста, — сказал председатель. — Ну, бывайте. Поеду песни слушать. — Фирсанов спрыгнул в лодку. — Счастливого плавания. Учтите, в Карском еще лед! — удаляясь, крикнул он.
Карданов помахал рукой.
Только теперь Андрею Андреевичу стало ясно, кто совершил этот бесчестный поступок. Он вспомнил, как Федя Шестаков рассказывал ему, что Тюкин, съездив на берег, накупил много красивых, сделанных из оленьих шкур тапочек для всей семьи. Тогда капитан пропустил это мимо ушей. Как безобразно всё получилось! Нужно срочно собрать команду, как следует «пропесочить» Тюкина и заставить его отвезти тапочки на берег. Карданов взглянул на часы. Очень хорошо. Через полчаса ужин.
Ужинали весело. Стоянка в бухте Варнека заняла пока восемь часов. Осталось набрать воды — и прощай гостеприимная бухта! Половина пути пройдена.
После ужина Карданов сказал:
— Прошу всех остаться в столовой. Имею чрезвычайное сообщение.
Все с любопытством посмотрели на капитана. Капитан коротко рассказал о происшествии.
— Вот подлец! — не выдержал боцман. — Морду ему набить мало!
— Ну и ну! — засмеялся Бархатов. — А бус и гребешков у него не было?
Карданов смотрел на Тюкина. Тот сидел красный, не поднимая глаз.
— А что особенного? — воскликнул Шмелев. — Ну выменял. Не украл ведь? Спирт-то его. Хочешь бери, хочешь нет.
— Молчал бы уж лучше. Может, это твоя работа?
— Кто возил спирт на берег, встань! — резко сказал Карданов.
В столовой воцарилось напряженное молчание.
— Давай, давай, Тюкин, вставай, — проговорил Федя. — Ведь у тебя мешок тапочек. Я видел.
Тюкин неуклюже поднялся.
— Как не стыдно? — крикнула Тоня.
— Чего стыдно?! — вдруг загнусил Тюкин. — Не украл же. Я не знал, что у них сухой закон. За спирт деньги плачены. Что мне — и подарок семье сделать нельзя? Что я, хуже всех?
— Сколько у тебя тапочек? — насмешливо спросил Болтянский.
Тюкин не ответил.
— Пар двадцать будет, а то и больше, — сказал боцман.
Тюкин с ненавистью посмотрел на Федю.
— Какая же у тебя семья, Тюкин?
— Семья у него большая. Две тети, пять дядей, племянники, бабки. А он у нас добрый, зимой снега не выпросишь, всем захотелось по подарочку привезти.
— Ух и жаден… Стерва. На продажу ведь брал. Спекулянт.
— Сам ты спекулянт, — огрызнулся Тюкин, повернувшись к говорившему.
— Списать его с «Ангары». Пусть едет торговать на берег. Вот и всё, — предложил Пиварь.
Карданов был доволен. Чувствовалось, что большинство людей было искрение возмущено.
— Вот что, Тюкин, — сказал наконец капитан. — Возьмите свои тапочки, поезжайте на берег, отдайте их тем людям, у которых брали, и извинитесь перед Фирсановым, председателем. Поняли? Я проверю.
— Правильно, — загудели кругом.
— Товарищ капитан! Ведь спирт-то назад мне не отдадут. А я ведь за него деньги платил.
— Придется, Тюкин, вашей фирме понести убытки.
— Не поеду я, — буркнул Тюкин, опускаясь на стул.
— Поедете, Тюкин. И поедете немедленно. Иначе я оставлю вас на Вайгаче. До прихода пассажирского судна будете пасти оленей.
— Не имеете права!
Карданов даже не посмотрел на Тюкина:
— Боцман, помогите ему собраться.
— Совсем?
— Совсем, если не захочет отвезти тапочки.
Зачем безвременную скуку
Зловещей думою питать
И неизбежную разлуку
В унынье робком ожидать? —
продекламировал Федя. — Ну, пойдем, дорогой. Пойдем. Не серди меня.
В столовой захохотали. Тюкин понуро поплелся за Федей.
— Как же ты додумался до этого, коммерсант?
— Один бывалый человек в Архангельске научил. Сказал, что все так делают…
— А ты и обрадовался? Ой, Тюкин, жадность не доведет тебя до добра.
Федя и Тюкин спустились в кубрик. Через минуту они снова появились на палубе. Тюкин нес объемистый мешок. Вся команда наблюдала за тем, как матрос нехотя отвязывал шлюпку и садился в нее. Когда шлюпка отвалила от борта, Болтянский крикнул:
— Товарищи, обнажите головы! Банкротство фирмы «Тюкин-компани». Бесславный конец жульнического предприятия. Не вышел из тебя миллионер, Тюкин. Помни об Остапе Бендере.
— Больше не будет так делать, — удовлетворенно сказала Тоня, смотря вслед удаляющейся шлюпке. — Надо же…
— Жертва капиталистического прошлого, — резюмировал Федя. — Требует воспитания.
ГЛАВА XII
Караван простоял в бухте Варнека одиннадцать часов. В полночь по сигналу с «Ангары» самоходки снялись с якорей.
Прежде чем дать команду на выход, Карданов долго совещался с Ириной.
— Обстановка усложняется, — говорила Ирина, разворачивая синоптические карты. — С запада медленно движется циклон. Он еще далеко. Если мы не задержимся, то успеем дойти до Енисейского залива. Но если циклон застигнет караван в море…
Взгляд капитана скользнул по радиограмме Андреева, лежавшей на столе.
«Дорог каждый час», — подумал он. Невольно вспомнилась «Тайга». Плавая на ней, Карданов редко думал о циклонах. Теплоход выдерживал любой шторм. Могучая океанская волна носилась по палубам, била в надстройку, неистовствовала в бессильной ярости. Судно проваливалось в водяные ямы, поднималось на зеленые прозрачные горы. Иногда брызги долетали до окон рубки, а «Тайга» шла вперед почти не сбавляя скорости. Ему так захотелось очутиться на «Тайге», посмотреть на воду с пятнадцатиметровой высоты мостика, не видеть ее рядом, у своих ног. Если бы он мог не думать о жиденьких корпусах самоходок, об их низких бортах, о том, что может случиться! В первый раз он пожалел, что согласился идти на перегон. Он прикидывал, как поступить в том случае, если их всё-таки настигнет циклон. Он знал район. Знал, что после Юшара от ветров северных направлений нет укрытий. Надо поверить Ирине. Она утверждает, что скорость движения ветра невелика. Успеют ли они проскочить? Андрей Андреевич повертел в руках радиограмму: «…мы очень ждем вас…» Не напрасно так написано.
Капитан решительно встал со стула:
— Пойдем. Будем надеяться, что ваш циклон нас не догонит.
— Не догонит, если выдержим скорость девять миль в час.
— Должны выдержать. Но если вы скажете стоять — будем стоять.
Ирина рассматривала карту. Брови ее были нахмурены:
— Мнение синоптика совпадает с мнением капитана. Нужно идти, Андрей Андреевич. Иначе мы можем надолго застрять в Юшаре. Неизвестно, что идет за этим циклоном…
Карданов накрыл своей ладонью руку Ирины, лежавшую на столе, и крепко пожал ее.
Стемнело. Светлые ночи кончились. Чувствовалось приближение осени. Карданов смотрел назад. На обоих берегах пролива мигали створы. В сумерках еще можно было разглядеть их белые щиты с черными полосами. Как в праздничном карнавальном шествии, шли в кильватер самоходки, блестя разноцветными — красными, зелеными, белыми — ходовыми огнями. «Лангуст», идущий впереди, повернул и лег на последний выходной створ. Со стороны Карского моря пахну́ло холодом. Капитан затянул потуже пояс пальто.
«Лед близко, — подумал Карданов, — поэтому так внезапно похолодало».
В душе он еще надеялся, что им повезет и караван не встретит льда. Теперь он был уверен, что лед где-то недалеко. Он представил себе, как ледяные торосистые поля забивают выход из Юшара. Чистой воды становится всё меньше и меньше, и вот наконец ее уже нет совсем. Мешок Байдарацкой губы наполнился.
Самоходкам входить в лед нельзя. Многолетние льды с острыми подводными образованиями при первом же прикосновении повредят корпуса судов…
На востоке появилась красная полоса зари. Короткая северная ночь уходила, и над этой полосой уже отчетливо виднелось холодное, белое с металлическим отливом, небо. Это было отражение льда — «ледяное небо», так хорошо известное морякам-полярникам.
Карданов в бинокль рассматривал горизонт, надеясь отыскать серые пятна на облаках — признак чистой воды среди льда. Но чем больше светлело, тем безнадежнее становилась картина.
Самоходки вышли из пролива. Стало совсем холодно. По курсу попадались плавающие льдины. Сначала они были небольшими, но чем дальше продвигались суда на северо-восток, тем чаще попадались льдины, покрытые пористым грязноватым снегом.
Скоро впередсмотрящий закричал:
— Лед впереди!
Карданов сжал губы. И хотя он ждал этой встречи, был готов к ней, возглас вахтенного разрушил слабую надежду на быстрый проход через лед. Капитан поднял к глазам бинокль. Далеко впереди, справа и слева он увидел белую сплошную зубчатую линию — лед.