Карданов понял, что человек, сидящий за столом, его новый старший помощник. Андрей Андреевич назвал себя. Старпом не торопясь встал, внимательно с ног до головы оглядел капитана и как-то свысока представился:
— Капитан дальнего плавания Бархатов Вадим Евгеньевич. Волею судеб оказался здесь старшим помощником. Разрешите доложить. Судно еще полностью не укомплектовано. Люди, которые были в наличии, посланы на склад получать судовое снабжение. К заводским работам еще не приступили. Кокша приводит в порядок камбуз. Прошу вас взять ключи от каюты. — Он порылся в кармане и протянул Карданову ключи.
Всё это было сказано подчеркнуто официально, чтобы сразу же показать капитану, что он, Бархатов, не хуже его знает судовой порядок.
Андрей Андреевич вошел в каюту, дверь которой выходила в столовую. Каюта оказалась маленькой, но уютной. Письменный стол с полкой для книг, короткий диван, шкаф, умывальник и удобная металлическая кровать с занавесками. На палубе перед кроватью коврик и два кресла.
Андрей Андреевич присел на диван. Старший помощник — капитан дальнего плавания. С одной стороны, это хорошо. Опытный человек. С другой… Он предпочел бы иметь начинающего «разворотливого» старпома. Такого, у которого есть желание показать себя, заслужить одобрение капитана. А Бархатову, наверное, это не нужно… Почему Марков не послал его капитаном на одну из самоходок? Во всяком случае, Андрею Андреевичу, видно, будет легко работать с таким старпомом… Всё здесь не такое, как на «Тайге». Миниатюрное. Кажется, что всё помещение «Ангары» можно поместить в его прежнюю каюту.
В дверь просунулась голова Бархатова:
— Совсем забыл сказать, товарищ капитан. Приходила синоптик, хотела видеть вас. С нами поплывет. Ничего себе дамочка, должен я вам сказать, — прищелкнул языком старпом. — Обещала скоро прийти опять.
— Знаю, — коротко бросил Карданов.
Ему не понравился тон, каким помощник говорил о синоптике.
Андрей Андреевич закрыл каюту, вышел на палубу. На соседней самоходке стоял человек высоченного роста, с маленькой головой, на которой лихо сидела морская фуражка. На красном скуластом лице, под пуговкой-носом, на верхней губе чуть заметно чернели тонкие усики. Он был одет в модный серый пиджак, зеленые брюки и бежевые сандалеты. От расстегнутого ворота рубашки спускался длинный, весь в каких-то невероятных запятых галстук. Увидя Карданова, человек широко улыбнулся:
— Хэлло, кэптен! Будем знакомы. Капитан чайного клипера «Пинега», другими словами, этой баржи, Туз.
Он подошел к борту, протянул Карданову руку.
— Ну что вы скажете об этих судах, коллега? — спросил Туз, когда они обменялись рукопожатиями. — Действительно, «чайные клипера». Кто-то их так метко назвал. Мне нравится эта ирония. Опасно, как вы думаете?
Карданов помедлил с ответом, с любопытством изучая своеобразную внешность Туза. Но капитан «Пинеги», видимо, и не ждал ответа. Он продолжал говорить сам:
— Конечно, опасно. Но полагаю, что Дежневу на его лодках в то время было опаснее. К нашим услугам радио, прогнозы, авиаразведка. Дойдем. В крайнем случае из воды выловят. А кроме того, не надо забывать, что и условия неплохие. Плата за страх, так сказать. Хе-хе-хе. Не желаете зайти ко мне сделать маленький «смол дроп», кэптен? Нет? Ну, гуд бай, пойду на завод. Увидимся еще.
Он перешагнул через цепочки, поднялся на берег и быстро направился к зданию заводоуправления.
Андрей Андреевич пошел на стоявшую у берега самоходку. Он спустился в трюм посмотреть, как приваривают стальные тавры к днищу. Сварщик работал быстро. Летели в разные стороны искры, похожие на бенгальский огонь. Шов ложился ровно, в ниточку.
— Хорошо? — спросил капитана сварщик, выключая электрод и поднимая защитную маску на голову.
— Хорошо.
— То-то и оно. В Арктику плохо нельзя. Вам там туго придется на этих лоханях. Я ведь понимаю. Действительную служил на флоте.
Облазив весь трюм, Карданов вернулся к себе в каюту. Всё-таки подкреплений, кажется, недостаточно. Надо продумать, где еще можно поставить эффективные балки. Он вытащил бумагу и принялся набрасывать на ней эскиз.
Карданов увлекся работой и не сразу обратил внимание на то, что в дверь кто-то постучал и женский голос спросил:
— Можно к вам, товарищ капитан?
Андрей Андреевич обернулся. Перед ним стояла девушка синоптик. Лицо ее выражало недоумение и растерянность.
— Так это вы капитан «Ангары»? — наконец проговорила она.
— Я, — довольный ее смущением, подтвердил Андрей Андреевич.
Девушка засмеялась:
— Значит, вы меня разыграли? Хорошо же! Уж очень вы себя нахваливали тогда. Даже неприлично так хвастаться.
— Сам себя не похвалишь, никто не похвалит. Да вы не возмущайтесь, я и на самом деле парень ничего.
— Ну вот опять! Какой вы есть — покажет будущее. Давайте знакомиться. Ирина Владимировна Гордиенко.
Карданов согнал улыбку с лица:
— Всё это шуточки, Ирина Владимировна. Привезли приборы, карты? Значит, по вашей части всё в порядке. Попросите старпома, он покажет вам каюту. Устраивайтесь. Жить придется в тесноте.
— Я и не жду особенных удобств. Ко всякой обстановке привыкла.
Ирина нашла Бархатова в каюте. Она была меньше, чем капитанская. Два человека умещались там с трудом. Тем не менее старпом, увидя Ирину, встал с кресла и учтиво пригласил ее сесть:
— Значит, познакомились с «папой»? Я имею в виду капитана. Какое впечатление?
— Да я, оказывается, его уже знала, — засмеялась Ирина, вспоминая знакомство с Кардановым. — Мне хотелось бы посмотреть, где я буду жить.
— Пожалуйста. Это недалеко. Два шага и вы у себя. Идемте.
Старпом пропустил Ирину вперед. Он постучал в одну из выходивших в коридорчик дверей, нажал ручку. Дверь отворилась. На койке сидела Тоня Коршунова. Из волос во все стороны торчали бумажные завивки — бигуди.
— Виноват! — извинился Бархатов, затворяя за собой дверь. — Ваша каюта, Ирина Владимировна, и ваша соседка. Наша кормилица. Прошу любить и жаловать. Располагайтесь. Если что-нибудь понадобится, скажите мне. — Бархатов вышел.
Ирина взглянула на «рогатую» Тонечку и рассмеялась.
— Чего смеетесь? Прическу делаю. В парикмахерскую некогда ходить, — рассердилась Тоня.
— Извините и здравствуйте. Значит, будем жить вместе. Меня зовут Ирина. Я синоптик. А вас?
Тоня — ей казалось, что именно это является признаком хорошего тона и некоторой холодности, — подала ладонь лодочкой.
— Здравствуйте. Коршунова Антонина Васильевна. Можете размещаться. Только учтите, я правую кровать и шкаф уже заняла и… зеленую раскладушку.
Очень смешным было ее надутое девчоночье лицо и голова в бумажках. Ирине захотелось сказать что-нибудь веселое, но, видя неумолимо серьезное выражение Тониного лица, она погасила смешливые огоньки в глазах:
— Хорошо. Я тогда займу левую койку и красную раскладную скамейку.
Она повесила свой пыльник в шкаф, поставила чемодан на койку, села. Помолчали. Неожиданно Тоня сказала:
— А этот старпом зануда. Вы еще увидите.
— Почему же? — удивилась Ирина. — По-моему, он ничего.
— Он ко всем придирается, я уже заметила.
— Тогда будем защищаться, Тонечка. Можно мне вас так звать, Антонина Васильевна?
— Зовите, — милостиво разрешила Тоня. — Меня все так зовут.
Ирина порылась в сумочке, достала две конфеты «Мишка», протянула одну Тоне:
— Хотите? Мои любимые.
— Спасибо. Я их тоже очень люблю, только ем редко.
Через полчаса Тоня сидела на койке у Ирины и, обнимая ее за плечи, доверчиво шептала:
— Боюсь я, Ирина Владимировна! Как заставят делать какие-нибудь котлеты «марешаль»! Ведь я только что школу окончила. Или не понравится, как я приготовляю пищу. Начнут за борт выливать. Вот только этого боюсь. Говорят, капитан здесь строгий.
Первым, кого увидел Генька Шмель, когда вступил на палубу «Ангары», был рыжий длинноносый парень, с которым он «поцапался», когда нанимался на перегон. Генька скорчил удивленную гримасу:
— А, одесськи бублички. И ты здесь. Вот не ожидал! Будет время заняться твоим воспитанием.
— Пожалуй, время найдется. Только неизвестно, кому кого придется воспитывать. К сожалению, мы с вами теперь будем находиться, некоторым образом, в служебных отношениях. Надеюсь, что вас сюда прислали не капитаном? Ну, тогда вы мой подчиненный. Я здесь старшим механиком.
Шмель присвистнул:
— Это хуже, граф. Что ж. Ваше дело приказывать, наше — выполнять.
— Придется вам оставить этот великосветский тон. Конечно, привычка и воспитание… Я понимаю. Но держите пока мой титул в тайне, хотя бы ради конспирации. Графы сейчас не в моде. Фамилия моя Болтянский, зовут Семен Григорьевич.
— Очень приятно. Шмелев, Геннадий Яковлевич. Моряк-универсал. В настоящее время матрос «першего» класса. Меня и в Гамбурге, и в Лондоне, и в Антверпене знают…
— Неужели? Думаю, что без вас там не слишком соскучились с тех пор как… Ну не будем уточнять. Смею вас уверить, запросов, почему, мол, Шмелева Геннадия последнее время не видно в Гамбурге, не поступало. Ну, счастливо поработать!
Болтянский повернулся к Геньке спиной.
— Пойдем, брат, — подтолкнул Шмеля Пиварь, с улыбкой слушавший разговор. — Этому парню пальца в рот не клади — откусит. Пойдем к боцману.
— Язва! — плюнул прямо на палубу Шмель. — Ладно, пойдем. Я ему наработаю.
Капитан не пошел в город. Он остался на «Ангаре». Ему хотелось помыться под душем, пораньше лечь спать, чтобы завтра утром приняться за судовые дела. Через тонкие переборки Андрей Андреевич слышал, как в столовой отрывисто отдавал какие-то распоряжения Бархатов. Капитан знал, что старпом сейчас должен уйти. Он отпустил его до завтра. Скоро всё затихло. Свободная команда разошлась. Только вахтенный шагал, то приближаясь к корме, то удаляясь от нее. Кто-то вошел в столовую. И тотчас же оттуда донесся приглушенный голос. Капитан прислушался. Похоже было, что человек читает стихи. Карданов приоткрыл дверь. Перед зеркалом с неестественно напряженным лицом сто