Весть
Переговоры в издательстве затянулись. Санди, взглянув на часы, поняла, что в агентство сегодня ехать уже не имеет смысла, и попросила разрешения позвонить. Она хотела спросить у Лили, нет ли каких-нибудь срочных новостей, которые вынудили бы ее изменить завтрашнее расписание. Лили сообщила, что приходила и не дождалась Санди какая-то посетительница, но обещала звонить домой. Еще принесли и оставили на столе рукопись. Срочного ничего.
— Вот и прекрасно. Завтра с утра я опять в издательстве, в офисе буду во второй половине дня, в три я назначила встречу. Всего доброго, Лили. Думаю, вы уже на полпути к дому!
— На четверть, — засмеялась секретарша. — До завтра.
Договор в конце концов подписали на тех условиях, на которых настаивала Санди, и она со вздохом облегчения простилась с директором издательства.
Ей нужно было торопиться. Сегодня Серж и Элен пригласили ее с Филиппом на ужин в ресторан. Так что сначала душ, потом непременно часок полежать. Нигде не задерживаясь, Санди поехала домой. Она предвкушала те полтора часа, что пролежит, любуясь своим садиком. Потом приведет себя в порядок. Раньше она всегда нервничала, выбирая платье, стараясь выглядеть как можно лучше. Но после Флоренции в ней появилась какая-то счастливая небрежность — она перестала сомневаться в себе, почувствовала, что непременно будет хороша, если только пожелает, если глаза ее зажгутся вдохновенным огоньком.
Не успела она войти, как зазвонил телефон.
— Привет, Ди! — раздался голос Филиппа. — Как себя чувствуешь? Какие новости?
— Чувствую себя прекрасно. Новостей никаких. Во сколько ты за мной заедешь?
— А у меня новость. Только что выяснилось, что меня приглашают на премьерный показ нашего фильма. Сама понимаешь, отказаться я не могу, для меня это крайне важно. Извинись перед Элен и Сержем, ужинайте без меня. Целую, после показа приеду. Пока!
— Пока!
Санди отправилась в душ смывать огорчение. Хотя за месяц, что они прожили с Филиппом, она успела привыкнуть к подобным неожиданностям, привычка не сделала их слаще.
Честно говоря, Санди не узнавала своего возлюбленного. Скованный немногословный Филипп остался в прошлом. Новый стал постоянным участником всевозможных богемных и околобогемных сборищ, завсегдатаем круглых столов, охочим до опросов и анкет. Он принимал любое приглашение и, получив очередное, знакомился, налаживал связи, стремился стать своим человеком где угодно — в редакции, на радио, на студии. Он вдруг проникся любовью к спорту, курсировал из клуба в клуб.
— Погоди! Скоро я доберусь и до «Монд», — обещал он Санди завоевать одну из самых солидных и престижных газет, — у меня уже есть там знакомый журналист. Мы с ним вместе играем в теннис.
— Зачем тебе это нужно? — недоумевала Санди. — С одним ты играешь в теннис, с другим ходишь на скачки, с третьим играешь в бридж по средам. По-моему, для письменного стола у тебя не остается ни секунды.
— Ты как малый ребенок, Ди! Как ты не понимаешь, что мне необходимы связи! Я был круглым идиотом, когда держался в стороне от богемных тусовок. Теперь меня уже многие знают. И, вот увидишь, скоро будет знать весь
Париж. Я хочу, чтобы на каждую мою книгу была пресса.
— Круглым идиотом ты стал сейчас, — в сердцах отвечала Санди, — для того чтобы была пресса, нужны книги. А ты написал два романа и успокоился.
— Вовсе я не успокоился! Второй мой роман выйдет, и вот увидишь, какой будет успех!
Филипп пренебрежительно смотрел на Санди, повязывал новый галстук и отправлялся на очередное мероприятие, заседание, вечер, встречу.
Весь полученный в издательстве гонорар он пустил на обновление своего гардероба, заменив свитера, джинсы, спортивные куртки и грубые башмаки элегантными костюмами, рубашками, пальто и туфлями, сшитыми на заказ.
Санди больше не находила валяющихся повсюду скомканных водолазок. С новых костюмов Филипп сдувал пылинки и собственноручно аккуратно вешал в шкаф. Одевался он теперь броско, говорил громко, самоуверенно откидывая голову назад и пренебрежительно щурясь.
Зарвался, вздыхая, думала Санди, но ничего не могла поделать.
— Вот увидишь, — самодовольно цедил Филипп, — скоро у меня будут брать интервью. Скоро моим мнением будет интересоваться весь Париж. Вчера мы разговорились с одним журналистом, и он нашел, что я весьма оригинально мыслю.
— Что ты такое несешь, Филипп? — изумлялась Санди. — Я просто ушам своим не верю. Неужели ты серьезно?
— Ты снова хочешь задавить меня комплексами? — тут же начинал злиться Филипп. — Я тебе этого не позволю! Ты не парижанка и поэтому хочешь, чтобы и я оставался жалким провинциалом! Тебе претят мои успехи! Не знал, что ты так ревнива и завистлива!
— Филипп, опомнись! О чем ты?! Совсем недавно ты был не провинциалом и не парижанином, а человеком, талантливым писателем! А теперь превращаешься в хлыща, и мне это противно!
— А мне противно твое занудство, — огрызался Филипп и уходил на очередную встречу.
Глядя на надутого от осознания собственной значимости завсегдатая светских мероприятий — уж кто-кто, а Санди знала им цену, посещая их по долгу службы! — она с тоской вспоминала о летнем влюбленном Филиппе, пусть влюбленном не в нее, но с живым, озаренным лицом.
Еще год назад Филипп со страстью охотился за приглянувшейся ему женщиной, обладание которой казалось ему неземным счастьем. Но скоро он выяснил, что женщины вполне достижимы, а жизнь с ними не такой уж подарок. Теперь с той же страстью он гнался за славой. Будучи человеком неглупым, Филипп понял, что слава это результат работы определенного общественного механизма, и теперь осваивал этот механизм, как осваивают вождение автомобиля. Он считал, что пока написал достаточно, чтобы механизм заработал, и делал все, чтобы прибавить обороты.
— У нас может прожить только знаменитый писатель, — говорил Филипп, пытаясь убедить Санди в своей правоте. — Ко мне будут совершенно по-другому относиться, если статьи обо мне будут появляться в самых читаемых журналах. Будет пресса, непременно будет и литературная премия. Премия повысит мои гонорарные ставки. Я смогу спокойно писать и достойно жить. Для этого стоит повертеться.
Да, если хочешь денег, думала Санди, если ты уверен, что талант тебе дан для того, чтобы их зарабатывать. Ты заработаешь их, Филипп, целую кучу! Слава будет приносить тебе деньги, а на деньги ты будешь покупать себе славу. Но писатель — это совсем другое. Он вынашивает свои произведения, как женщина детей, он рождает их на свет, потому что не может не родить. Его детища и есть его жизнь. К его произведениям люди приникают как к животворному источнику. Я это поняла в Италии, и поняла правильно!
Но внутренние монологи оставались монологами, а жизнь шла своим чередом. Санди все чаще ловила себя на том, что неторопливо беседует с Полем. Совсем с ума сошла! — пугалась она, но нисколько не сомневалась, что и Поль точно так же делится с ней впечатлениями и неожиданными находками. Санди удивлялась, что не замечает разлуки, не скучает, потому что они словно и не разлучались.
Побеседовав некоторое время с Полем, Санди вновь пришла в хорошее расположение духа. Она огорчилась не потому, что Филиппа не будет за ужином, а потому что он все глубже и глубже увязает в суете, которая рано или поздно опустошит его и выбросит никчемным обломком на берег житейского моря.
Встреча с друзьями радовала ее. Санди с удовольствием оделась и, взглянув на себя в зеркало, улыбнулась жизнерадостной и полной сил женщине, которая смотрела на нее,
С Элен они не виделись уже давно и только разговаривали по телефону. Лучшая подруга жила теперь в другом округе, и Санди недоставало их ежевечерней болтовни за чашечкой кофе. Когда Элен вернулась из отпуска, они все-таки посидели в своем любимом кафе, но потом обеих закружила житейская карусель, из которой они никак не могли выбраться. И вот наконец нашли время повидаться.
Посидеть захотелось в Латинском квартале, где они любили бывать в юности.
— Стареем, — рассмеялась Элен, — раз нас тянет на воспоминания!
Говорить о старости она могла безбоязненно, потому что прекрасно выглядела, была полна энергии и самых радужных планов на будущее. Узнав, что Филипп к ним не присоединится, Элен огорчилась за подругу. Не очень-то он ей нравился, этот Филипп, Санди он и в подметки не годился. Но Санди была весела, а в том шуме и гаме, который окружил их в молодежном ресторане, они вскоре не только о Филиппе забыли, но и себя уже не помнили, так бурно веселилась вокруг молодежь. Споры, хохот, подначки. Все собравшиеся в зале казались одной большой компанией, и только они трое были чужаками. Да и музыкальные вкусы у них были совсем разными.
Переглянувшись, они разом поднялись.
— Не будем экономить, девочки, — смеясь, сказал Серж, обнимая их за плечи. — Пойдемте туда, где подороже и поспокойнее.
«Девочки» согласно кивнули.
С удобством устроившись на бархатных диванчиках ресторана на бульваре Осман, они заговорщицки улыбнулись.
— Оказывается, старость имеет свои преимущества, — объявила Санди, заказав свою любимую лососину на вертеле, — и я их ни за что не променяю на голодные метания бесприютной юности.
— Потому что мы вдоволь пометались и поголодали, пока нашли то, что нас устраивает, — философски заключила Элен.
Профессиональная судьба складывалась у каждого непросто: Элен, работая в фармацевтической фирме, продолжала учиться, мечтая о профессии психолога. Серж начинал как певец, а теперь переключился на компьютеры. Но они шли вперед, видели результаты своих усилий и были довольны.
— Кстати о поисках, как там мой кузен Поль? — вдруг вспомнила Элен. — Я даже не спросила тебя, виделись вы или нет?
— Да, виделись.
— И как он тебе показался? — Элен с любопытством наклонилась к подруге, ей и в самом деле было страшно интересно узнать мнение Санди о Поле.
— Ты знаешь, показался, — очень серьезно сказала та, — он обаятельный. И произведение любопытное, но, конечно, не для публикации. Я предложила внести кое-какие исправления, если он все-таки намерен опубликовать роман, но переделывать Поль ничего не захотел, и я вернула ему рукопись.
— Вот теперь я узнаю Поля, — расхохоталась Элен, — конечно, он не захотел! Он же страшный лентяй! Жуткий! Патологический!
Санди, хоть и не была согласна, спорить не стала.
— А что касается обаяния... — Элен сморщила хорошенький носик, — то ты уж меня прости, дорогая, но это у тебя профессиональное: любого автора ты видишь в розовом свете.
Санди опять не возразила. Ей совсем не хотелось обсуждать или защищать Поля, он не нуждался в защите. Просто Элен совсем не знала кузена, хоть и виделась с ним время от времени по-родственному, а Санди узнала, и очень хорошо. В том, что она рассказала сейчас, не было ни слова лжи, но и правды тоже. Санди было бы трудно объяснить, как и почему возникла их дружба, и она сочла за благо промолчать.
Тихая мелодичная музыка обволакивала, Элен с Сержем стали вспоминать, каким чудесным было этим летом море: ласковое, темно-синее, оно баюкало их на своих волнах почти две недели, а потом они поехали...
— А куда мы поедем на рождественские каникулы? — спросила Элен, и они стали перебирать самые соблазнительные варианты.
Во Флоренцию, хотела дать совет Санди, но промолчала. Она вообще мало говорила, больше слушала. Думала о Поле и совсем не была согласна с Элен. Какой же Поль лентяй? Лентяй не мог бы написать такой исповеди. Поль человек творческий. А любой творческий человек творчески подходит и к жизни, ломает ее без всякой жалости и расплачивается за это. Поль и из своей депрессии сумел что-то создать, поражение превратил в какой-то новый этап созидания.
Серж мягко взял ее за руку.
— Ты куда улетела от нас, Санди? Пойдем потанцуем.
— С удовольствием, — встрепенулась она. Танцевать она была готова всегда.
И они поплыли по мягким волнам музыки, то сближаясь, то отдаляясь, уже принадлежа не себе, а только ведущей их мелодии. Элен тоже танцевала с брюнетом-коротышкой, который ее все время смешил.
Усевшись вновь за стол, они выпили по бокалу вина, пожелав друг другу исполнения сокровенных желаний. Потом отдали дань чудесной кухне. Серж без конца шутил, описывая в лицах переезд, изображая, как Элен выбирала квартиру, как покупали хозяйственные мелочи.
— Самое необходимое, самое необходимое. — повторял он тоненьким голоском, — и мы притащили домой старинный глобус, представляешь, Санди? Но мне же необходимо отдыхать, — снова заговорил он тоненьким голосом, — а отдыхаю я, только путешествуя.
Обе женщины расхохотались.
Уже лежа в постели, Санди с удовольствием вспоминала проведенный вечер. Филиппа все не было. Он вернулся, наверное, под утро, потому что, когда Санди собиралась на работу, он еще спал. Распорядок дня у него был теперь, как у светских львов: Филипп ложился утром и спал часов до четырех дня. Он сонно улыбнулся Санди, перевернулся на другой бок и снова заснул.
Настроение у Санди сразу испортилось. Филипп погибал, губил свой талант у нее на глазах, а она ничего не могла поделать. Если она пыталась ему что-то втолковать, он злился и раздражался. Упрекал, что Санди не хочет его понять, что не любит. И она с ужасом признавалась себе, что, наверное, он прав, действительно не любит его, поэтому, совместная жизнь у них и не ладится, поэтому Филипп и занялся всякими глупостями. А когда она молчала, он обижался на ее отчужденность и равнодушие.
С невеселыми мыслями Санди отправилась в издательство. На этот раз встреча была короткой, и, позавтракав по дороге, она приехала в свой офис раньше, чем планировала.
Лили передала ей факсы, сообщила о телефонных звонках. Один факс очень порадовал Санди: американское издательство наконец-то уступило права на серию детективов. Этих прав добивалось маленькое издательство в предместье Парижа, для которого они были спасением. Сейчас она позвонит месье Леру и порадует его.
Она вошла в кабинет, чтобы тут же набрать номер Леру, но красная папка на столе привлекла ее внимание. Что это? Неужели? И почему-то перехватило горло от волнения.
Она взяла папку в руки, перелистала. Так и есть. Роковая женщина, Карменсита, что она здесь делает? Как сюда попала? Неужели Поль приходил, а я... я... Санди почувствовала себя маленькой девочкой, которую несправедливо лишили рождественского подарка...
— Лили, красную папку принес вчера мужчина? — спросила она.
— К сожалению, не знаю. Я отлучилась на почту, а здесь оставалась та самая посетительница, которая собиралась позвонить вам вечером.
— Меня вчера не было дома, — сказала Санди. — Ничего, все выяснится. Просто...
Просто она была безумно рада получить весточку от Поля и была бы безумно огорчена, если бы он уехал, не повидав ее. Но такого быть не могло, она это чувствовала. Он подавал ей знак, что вот-вот появится. Он всегда был выдумщиком... Или... Или к нему вернулась его роковая женщина. Она безумно ревнива, следит за каждым его шагом, но он все-таки находит предлог и едет в Париж, чтобы повидаться с Санди.
Она уже видела, как Поль крадется по дому в предрассветных потемках, стараясь не скрипнуть половицей, как оставляет в гостиной записку: «Срочные дела призывают меня в Париж! Литагент назначил мне свидание!» Торопливо садится в машину и мчится в Париж. Ее он не застает и оставляет папку, своеобразный сигнал: «Я здесь! Жди меня!».
Санди от души расхохоталась: вот и роман готов. Может, ей тоже начать писать? Похоже, что склонность к творчеству возрастает у нее с каждой секундой. Вот что значит общение с Полем. Стоит ему появиться, как все вокруг преображается, все меняется, пускается в рост — фантазии, таланты, желания, возможности! Хватит! — оборвала она себя. Ясно одно: Поль в Париже и скоро появится. Значит, нужно как можно скорее разделаться со всем, что намечено на сегодняшний день, переделать все дела, чтобы освободиться и иметь возможность удрать, как только он позвонит. И они отправятся странствовать по прошлому, по будущему, куда захочется...
Санди с головой погрузилась в работу, но чутко прислушивалась к любому скрипу, шороху, шуму шагов. В любой миг она готова была встрепенуться и расцвести радостью навстречу входящему Полю.