—- Эдуард, монтируйте пока щит! Остальные — на гидросистемы.
Ему тут же стало стыдно за неожиданно распоясавшуюся бригаду, за свое рукоприкладство и окрики — рядом стоял Анатолий Тучнин.
Лунев как-то забыл о том, что Толик на буровой, он возился с первой партией керна, делом ответственным и сложным — не перепутать столбики, осторожно погрузить, не нарушив нумерации, в строгом соответствии с буровым журналом. Виктор рассказал ему о подшипнике, который отбросил его, бригаду и ремонт на несколько дней назад.
— Уж не повезет — так с первого класса, — сочувственно пошутил Тучнин и погладил бороду.
— Слушай, может, ты на базе...
— Да нету их у Ситова.
— А в Мирный, на склад...
Лунев понимал, что просит о нереальном, что слишком накладно Тучнину ехать в Мирный и снова к нему на линию: конец года, а у него и своя бригада есть. Но, как большинство людей, попавших в несчастье, он обращался за помощью снова и снова к тому, кто больше всех помог.
— Рад бы, Витюха, да... — начал Толик, и Лунева задел этот прямо-таки ласковый, но все же отказ. — Давай так: я на себя выпишу заявку...
— А я пошлю своего парня! — осенило Виктора. Тучнин сел выписывать заявку. Потом мастер взял у него ручку и написал Павлу:
«Паш! Край как нужен подшипник. На всякий случай шлю заявку Тучнина».
Он на секунду задумался, кого послать гонцом, и решил, что лучше всего — Николая Орлова. Николай тут же сел в вездеход.
— Нет, как ты вовремя приехал! — от всего сердца сказал Лунев Анатолию. — Не знаю, что бы я без тебя делал...
От нового прилива чувств он рассказал то, чего и не собирался говорить Тучнину: о Кандаурове и Бирюкове.
— Знаешь что! — отвечал Тучнин. — Веди себя так, будто ничего не произошло. А как развяжешься — гони обоих в шею. Чтоб помнили, как выпендриваться в трудную минуту. Это, Вить, еще раз говорит об одном: надо поскорее установить, кто раскололся. Монтаж и без тебя закончат... Видишь, как он формулирует: вы горели, вы и восстанавливайте!
...Как хотелось Луневу уйти в тайгу, сесть под деревом и сидеть, сидеть, пока не отстоится вся эта голубая в крапинку муть. Одиночества хотелось. И даже лучший друг был в тягость.
В балке стало тесно. Виктор уступил свою кровать Тучнину, спал, сидя за столом. Утром Гена Заливако отвез Анатолия на «расследование».
Глава двенадцатаяВЛАДИМИР ОРЛОВ
Уж как не лежала душа сюда, в новую бригаду идти, так и вышло. Набрали молокососов зеленых и бурмастера зеленого над ними поставили. Тут же бурить никто не умеет, кроме нас с Димкой. Ну Мотовилов еще так-сяк.
Лихо на нас Толстый прокатился, лихо! Вы, значит, обучите бригаду, а когда дело освоят, мы вас не забудем. Обучили на свою голову! Тот же Алатарцев ни бум-бум был в этом деле, а теперь как же: начальство! — чалдонская твоя душа!
По-хорошему Постнова надо было ставить бурмастером, а Кандаурова к нему бригадиром. Вот кого жалко, так Эдика. Эдик — пахарь. Правильно парни говорили: Лунев? Что там Лунев? Там не Лунев, там Постнов! Лунев на нем только едет. Эдик на прежней буровой Карнаухову славу делал, здесь —- Луневу. Лунев уйдет — он следующему карьеру начнет делать. У Постнова жизнь такая была, что всегда человеком останется. Сирота, флотская душа, всю жизнь в кубриках да общежитиях. Димка тоже пожил-повертелся, понял, что почем. Но начальство знает, кого выдвигать — кто потом ему за это пятки лизать будет, — бессловесных. Уж Димка перед Сергеевым не завибрирует!
А Лунев, не будь пожара, да точно ускакал бы отсюда в новом году в управление куда-нибудь, где потеплее. У нас ведь как: диплом отхватит — и ищи-свищи. Нынче за дипломы и учатся, ни для чего боле. Лунев — он, как бутылка на воде, двадцать раз за день перевернется, то горлом, то дном, и не потонет. Мы надавим — он к нам, начальство надавит — он к нему... э-эх! К Сергееву бегом, за дверью пошушукался — сразу и лес нашелся, и запчасти.... Даже Постнова не пустили, при закрытых дверях... Ну, бурмистр, раз ты такой снабженец умелый, то вот тебе мои унты, и будь добрый, восстанови их заодно с буровой. Я их не на печке лежа прожег, а на производственной необходимости. Пускай теперь акт составят и восстановят. А как же? Так и прокидаться недолго — такие унты!
Справедливость отдать, Виктор правда рабочих не обижал. Наряды закрывал прилично, с керном там управлялся по-своему — умел, короче, умел. Но уж возомнил, вознесся! Ему ж со всех сторон, и в газетах: самый молодой бурмастер! Вот тебе, чтоб не зарывался. По земле ходи-то, по земле, не отрывайся, а то летаешь высоко — сядешь низко. Самый молодой.
Думал, обошлось, раз вышку скомплектовал. Не тут- то было. И угораздило ж меня ту паклю перетряхивать! Стоял бы себе в стороне, а то приедут завтра, пришьют халатное отношение... Если б не пакля — прижали бы мы Толстого, вон и Димка говорит, не молчи. Но ему говорить легко, он — чистенький, а тут, привелись показания давать, Лунев выкрутится. Первому Постнову влындят, а Лунева начальство ставило, начальство и выгородит. А как же. Они своих не забывают. Хотя, приведись, коснется Сергеева — открестятся и от Лунева, лишь бы от себя беду отвести. Они такие, открестятся.
Ну что, Никола-угодник, может, опять будешь агитацию за своего мастера ненаглядного разводить? То-то. Слушай старшего, он как-никак в людях смыслит.
Вообще, тыщу раз зарок давал ни для кого не стараться, а то твоим же салом тебе и по мусалу. Кольку из дыры вытащил, сюда сманил, профессию, можно сказать, дал — дак он же против тебя и выступает. Хоть в слове, хоть в деле. Сидел бы Никола сейчас в своем леспромхозе хилом, трелевал пеньки — пятак за штуку. Брат родной называется — хоть бы спасибо сказал. Слова, совета терпеть не может, гляди, какой самостоятельный. А перед мастером прямо на цырлах, вы, говорит, его не понимаете. Что ты будешь делать! И в кого пошел — сроду никто из Орловых не выслуживался, этот же сам под ноги стелется.
Я, конечно, тогда перегнул с ним. Ведь зарекался не помогать, как помог — так жди неприятностей. Сначала все по-людски: приехал, я ему — тысячу на обзаведение, у себя поселил — Лунев как раз к тому времени квартиру в Мирном выбил — ну живи и пой, и помни доброту! А Никола на мотоциклах помешанный. Возьми «Яву» с ходу и купи. Я говорю: ты в своем уме? Где тут ездить? Куда ставить будешь, под кровать? Да. Ну ладно. Месяца два пожили — он девку домой приводит. Я опять смолчал. Потом спрашиваю: может, нам с женой в кино сходить или в гости? Ну имей же совесть, у меня пацан уже шустрит вовсю, ему пример какой? А тут еще Светка, змея, подзудила: два месяца, говорит, живет, хоть бы крошку в дом принес, стирай тут на него... И как раз к тому времени мне гарнитур достали дорогой и шуба жене подошла. Я покрутился-повертелся, неудобно с него брать, а куда денешься. В общем, поговорили мы.
Никола денег у парней занял, долг отдал и в барак съехал. Нежные все пошли...
Да-а, красиво мы погорели, на год, не меньше расхлебывать. Если б не та пакля!.. Но это они зря волну гонят, что посадить могут. Всю бригаду заморишься сажать. Надо Бирюкова спросить, он законы знает, сколько там за такие фокусы причитается и кому? На то и руководство, и оклады у него высокие, чтоб не одни премии получать. Но сидеть мне теперь надо тихо, иначе...
Эдика спрашиваю: как нам платить-то будут? Повременку, говорит. Во как, повременку. Все, что нажил за год, уплывет. Я его о премии нашей годовой, с путевками на море. А он мне: ты, говорит, скажи лучше, как это ты так паклю перетряхивал?
Пакля паклей, а с унтами дрянь дело. Правый тоже дышит. И пальцы промерзают — виданное дело? — чтоб в унтах и пальцы мерзли. Не, мастер, буровую ты, понятно, восстанавливай, но и унты мне, будь добр, восстанови. Власти у тебя много, человек ты широкий... Деньгами не возьму, уж не взыщи, в бумажки ноги не обуешь, а вот такие ж унты — уж сделай милость.
Глава тринадцатая«СЛЕДОВАТЕЛЬ» ЛУНЕВ
Виктор Лунев долго оттягивал разговор, к которому так не лежала душа, с тремя рабочими, не видевшими пожара. Он находил все новые предлоги для проволочки, а когда его изобретательность кончилась и он почти решился, вспомнил, что об этих подозрениях Тучнина не знает Постнов. Виктор рассудил, что бригадир лучше его знает коллектив и не посоветоваться с ним невозможно.
Бригада работала, когда Лунев и Постнов вошли в пустой вагончик. По дороге Эдуард как бы между прочим обронил:
— Парни боговали на чем свет стоит. Поимей в виду.
И пояснил, хоть Виктор и не спрашивал: обычно ремонт производят летом, а сейчас — адский колотун, через пятнадцать минут работы надо бежать греться к костру или в вагончик, брезентовые ворхонки гремят, будто из кровельного железа, болт обронил в снег — полчаса искать. Виктор кивнул — информацию к размышлению принял. И пересказал слова Тучнина бригадиру.
— Толик — азартный человек, — выслушав, ответил Эдуард таким тоном, каким говорят извинительно «что с него возьмешь?». — По-моему, он перестарался. Вошел в азарт домогания, это бывает. За станок — спасибо ему, а дальше пусть не лезет.
— Но Димка действительно заявил мне: «Вы спалили — вы и восстанавливайте!»
— Пылит, — отмахнулся Постнов. — Свадьба у него на тридцать первое назначена, вот и пылит. Его по утрам выгуливать надо.
— Знаю, что свадьба. Окуневу охмурил. Но я с ним тоже потолковать думаю.
— Ты думаешь или Тучнин думает?
— Оба.
— Он подумал, я сказал, — усмехнулся Постнов. Виктор почувствовал холод в его тоне. И задал классический вопрос:
— А что делать?
— Монтировать, что еще. Собаки лают — караван идет.
— Я все-таки поговорю. Ты что, против, что ли?
— Против. Потому что не по-мужски. Несерьезно.
— А болтать — по-мужски? Серьезно?! Ты не думай, я сам Тучнину теплых-ласковых наговорил, но другого пути не.вижу. Ведь тот, кто раззвонил о пожаре, тот хорошо-о-о знает, чего он хочет. И хорошо знает, что нам за это причитается. Так вот, прежде чем я сяду, я этому подонку на полгода больничный лист выпишу, с полсотней печатей. Кто против Лунева пойдет...