черах в школе и колледже выступал, соответственно, от имени класса и курса, блистал на футбольном поле, практически не проигрывал в покер, пользовался вниманием самых красивых девушек, а самое главное, отлично ладил с людьми. Пи-Джи окружал ореол дружелюбия, даже незнакомцы сразу проникались к нему доверием, он обладал редким даром: с первого взгляда определял, что человеку интересно и каким образом можно расположить его к себе. Очень естественно, не прилагая к этому никаких усилий, Пи-Джи везде и всегда сразу становился душой компании. Умный, но предпочитающий держаться в тени, красивый, но начисто лишенный тщеславия, остроумный, но не ехидный, Пи-Джи был для Джоя потрясающим, лучшим в мире старшим братом. Более того, был и по прошествии стольких лет оставался эталоном, по которому Джой Шеннон мерил себя. Он мечтал быть таким, как Пи-Джи, если в такое было возможно.
Но за прошедшие десятилетия эта мечта обратилась в пыль, в ничто. Если Пи-Джи шел от успеха к успеху, на долю Джоя выпадали одни неудачи.
Он взял из миски, которая стояла на полу у стула с прямой спинкой, несколько кубиков льда, бросил в стакан, налил два дюйма "Джека Дэниелса".
С чем у Джоя было все хорошо, так это с выпивкой. И хотя за всю взрослую жизнь на его банковском счету редко лежало больше двух тысяч долларов, он практически всегда мог позволить себе приличное виски. Никто не мог сказать, что Джой Шеннон пьет дешевое пойло.
В последний вечер, который он провел под крышей родного дома, в субботу, 25 октября 1975 года, он сидел у этого окна с бутылкой "колы". Тогда он еще не пристрастился к спиртному. В небе, как бриллианты, сверкали звезды, за горами ждали тысячи дорог, и выбор зависел только от него.
Теперь при нем была бутылка виски. Что его очень радовало.
На дворе стоял 1995 год, 21 октября, тоже суббота. Субботний вечер Джой считал худшим из всей недели, хотя и не мог сказать, почему. Может, не любил субботу, потому что большинство людей в этот день наряжались и ходили кто в гости, кто на танцы, на концерт или в театр, чтобы таким образом отпраздновать окончание еще одной рабочей недели, тогда как Джой не находил повода для празднования: он всего лишь выдержал еще семь дней тюрьмы, каковой стала его жизнь.
Гроза началась около одиннадцати. Яркие серебряные зигзаги молний зазмеились по черноте неба, отражаясь в оконном стекле. Раскаты грома вытряхнули из облаков первые крупные капли. И те ударились в окно и расплылись по нему, отделив от Джоя внешний мир мутной водяной пленкой.
В половине первого он поднялся со стула и пошел к кровати. В комнате стояла кромешная тьма, словно в угольной шахте, но Джой прожил в этой комнате двадцать лет и мог найти дорогу без света. Мысленным взором он видел вытертый, потрескавшийся линолеум, овальный тряпочный коврик, связанный матерью, узкую кровать с металлическим изголовьем, тумбочку с перекошенными ящиками. В одном углу стоял тяжелый, обшарпанный стол, за которым он двенадцать лет делал уроки, а когда ему исполнилось то ли восемь, то ли девять, написал первые рассказы о волшебных царствах, монстрах и путешествиях на Луну.
Мальчишкой Джой любил книги и хотел стать писателем. Как раз в этом за последние двадцать лет он неудачи не потерпел, пусть и потому, что даже не предпринял такой попытки. После того октябрьского уик-энда в 1975 он перестал писать и отказался от своей мечты.
На кровати не было не только покрывала, но и простыней. А Джой слишком устал, чтобы искать их. Да и голова кружилась от выпитого.
Он вытянулся на голом матрасе, в рубашке и джинсах, даже не сняв туфли. В темноте заскрипели пружины. Знакомый звук.
Но, несмотря на усталость, спать Джою не хотелось. Полбутылки виски не хватило, чтобы успокоить нервы и заглушить дурное предчувствие. Джой ощущал, что ему грозит опасность. А заснув, стал бы совершенно беззащитным.
И все-таки он понимал, что надо отдохнуть. До похорон отца оставалось меньше двенадцати часов, и требовалось набраться сил. День предстоял нелегкий.
Он перенес стул к двери. Спинку подставил под ручку. Соорудил простую, но эффективную баррикаду.
Комната находилась на втором этаже. Никакой незваный гость не мог подобраться к окну снаружи. А если бы и подобрался, то открыть не смог: не позволил бы шпингалет.
Улегшись вновь, какое-то время Джой вслушивался в барабанную дробь, которую дождь выбивал по крыше. Если бы кто-то в этот самый момент бродил по дому, дробь эта заглушила бы шум шагов, они бы просто растворились в этом ровном звуковом фоне.
– Шеннон, – пробормотал он, – ты еще не такой старый, а у тебя уже едет крыша.
Как оркестр похоронного кортежа, дождь проводил Джоя в тяжелый сон.
Во сне он делил кровать с мертвой женщиной, одетой в странную прозрачную одежду, заляпанную кровью. Умершая, она вдруг зашевелилась, оживленная демонической энергией, и провела холодной рукой по его щеке. "Хочешь заняться со мной любовью? – спросила она. – Никто не узнает. Даже я не смогу свидетельствовать против тебя, потому что я не только мертва, но и слепа, – она повернула голову, и Джой увидел, что у нее нет глаз. Пустые глазницы смотрели на него самой черной чернотой, которую ему доводилось видеть. – Я твоя, Джой. Я вся твоя".
Он проснулся не с криком, а со всхлипом отчаяния. Сел, свесив ноги с кровати, закрыл лицо руками, из глаз катились слезы. И пусть даже от выпитого голова шла кругом, а к горлу подкатывала тошнота, Джой понимал, что реакция на кошмарный сон какая-то странная. Сердце колотилось от страха, но горе было куда сильнее ужаса.
Часы показывали половину четвертого утра. Он проспал меньше трех часов.
Темнота по-прежнему давила на окно, дождь все лил и лил. Джой поднялся, подошел к столу, на котором оставил недопитую бутылку. Один глоток повредить не мог. Наоборот, помог бы дотянуть до рассвета.
Сворачивая пробку, Джой почувствовал, что его неудержимо потянуло к окну. Словно железную стружку – магнитом, но он устоял. Потому что его вновь охватил страх: а вдруг по другую сторону залитого дождем стекла он увидит ту самую женщину, блондинку со спутанными, мокрыми волосами, с пустыми глазницами чернее тьмы, в прозрачном платье, с протянутыми к нему руками, беззвучно призывающую его выпрыгнуть из окна и улететь с ней в грозу.
Джой убедил себя, что она точно маячит за окном, как призрак. Даже не решался взглянуть в ту сторону, боясь заметить женщину хоть краем глаза. Случись это, и она, как вампир, забарабанила бы по стеклу, умоляя впустить под крышу, тогда как без приглашения не смела переступить порог.
Возвращаясь к кровати с бутылкой в руке, Джой намеренно отворачивался от прямоугольника ночи.
И гадал: перепил или сходит с ума?
А потом, к собственному изумлению, закрутил крышку, так и не приложившись к бутылке.
Глава 3
Утром дождь прекратился, но тяжелые облака по-прежнему прижимались к земле.
Похмелья Джой избежал. Он знал, сколько надо выпить, чтобы свести к минимуму нежелательные эффекты. И каждый день в большом количестве принимал витамины группы В, чтобы компенсировать уничтоженное алкоголем. Именно дефицит витаминов группы В и является причиной похмелья. Джой знал все нюансы. Пил методично и основательно, подходил к этому процессу в высшей степени профессионально.
Позавтракал тем, что нашлось в холодильнике: кусок зачерствевшего кофейного торта, полстакана апельсинового сока.
Приняв душ, Джой надел свой единственный костюм, белую рубашку, темно-красный галстук. Костюм он не доставал из шкафа уже лет пять, и пиджак висел на нем, как на вешалке. Воротник рубашки тоже был на размер велик. Джой показался себе похожим на пятнадцатилетнего подростка в одежде отца.
Поскольку спиртное ускоряло обмен веществ, организм Джоя сжигал все, что он съедал и выпивал, поэтому к каждому декабрю Шеннон становился на фунт легче в сравнении с предыдущим январем. То есть до полной бестелесности оставались какие-то сто шестьдесят лет.
В десять утра он пошел в "Похоронное бюро Девоковски" на Главной улице. Бюро не работало, но Джоя впустили, потому что мистер Девоковски его ждал.
Лу Девоковски уже тридцать пять лет хоронил жителей Ашервиля. Не худой, сутулый, с запавшими глазами, как рисуют в комиксах и показывают в фильмах представителей его профессии, а крепкий и краснолицый, с черными, не тронутыми сединой волосами – наглядное свидетельство тому, что работа с покойниками – гарантия долгой и активной жизни.
– Джой.
– Мистер Девоковски.
– Мне очень жаль.
– Мне тоже.
– Вчера попрощаться с ним пришло полгорода.
Джой промолчал.
– Все любили твоего отца.
Джой молчал, не доверяя своему голосу.
– Я отведу тебя к нему.
Темно-красный ковер ритуального зала, бежевые стены, приглушенный свет. Розы, выглядывающие из теней, их сладковатый аромат, наполняющий воздух. Полированный гроб, бронзовые ручки и инкрустации. Следуя телефонным указаниям Джоя, мистер Девоковски предоставил все самое лучшее. Таким было бы желание Пи-Джи... да и похороны оплачивались его деньгами.
Джой осторожно приблизился к постаменту, словно человек во сне, которому не хочется заглядывать в гроб из опасения увидеть в нем себя.
Но в гробу покоился Дэн Шеннон в темно-синем костюме на постели из кремового атласа. Последние двадцать лет дали себя знать. Время обошлось с ним неласково, он ссохся и, похоже, радовался тому, что ушел.
Мистер Девоковски тактично удалился, оставив Джоя наедине с отцом.
– Извини, – прошептал Джой. – Извини, что ни разу не вернулся, не увидел больше ни тебя, ни маму.
После короткого колебания коснулся щеки старика. Холодная и сухая.
Он убрал руку, в шепот проникла дрожь:
– Я просто выбрал не тот путь. Неведомую дорогу... и как-то... так уж вышло, не вернулся назад. Не могу сказать почему, папа. Сам этого не понимаю.
Какое-то время Джой не мог говорить.
Аромат роз усилился.