Днем в лаборатории Максима Геннадиевича было оживленно и шумно, поэтому мы перешли в примыкавшую к ней небольшую переговорку. Он быстро набросал на стене мои уравнения. Дописал еще два, размашисто обвел их синим маркером. Зачеркнул константу, отвечающую за уровень флуктуаций g-поля, и ввел его через дополнительный параметр.
— Да, эта система уравнений полнее, мы пробовали ее использовать — заметил я. — Но в таком виде не получилось найти общего решения. А если считать численными методами, то не укладываемся по времени. Вы говорили, что есть компромиссный вариант.
— К этому я и веду, — не переставая писать, ответил Боровский. — Нехитрым преобразованием приходим к простым уравнениям в частных производных. Фоновый уровень g-поля меняется медленно, аппроксимируем его флуктуации квадратичной функцией. По сравнению с константой это даст гораздо лучшую точность. И теперь система легко интегрируется.
Закончив с выкладками, он обвел результат синей линией и дважды подчеркнул, видимо, для большей убедительности. Я подошел к стене, проверяя записи.
— И еще один момент, на подумать — поднял маркер Максим Геннадиевич. — При извлечении квадратного корня вы отбрасываете отрицательное временное отклонение от мировой линии, рассматривая только положительное. Мне кажется, что зря. Да, в современной экспериментальной физике отрицательное время никто не использует. Но с точки зрения математики оба корня равноправны. В полученных параметрах импульса ничего невозможного нет. Думаю, проверить второй вариант было бы, как минимум, интересно.
— На самом деле, на первых опытах мы пробовали оба варианта, — сознался я. — Но поймать перемещенные частицы получалось только в случае с положительным отклонением. Поэтому второй корень отбрасываем, а положительное отклонение минимизируем. В текущем эксперименте ожидаем получить околосветовую скорость перемещения. Конечно, отрицательное отклонение от мировой линии — это сверхсвет. Но, похоже, для его достижения просто использовать отрицательный корень недостаточно.
— Ну, что же… — развел руками Максим Геннадиевич. — Отрицательный результат тоже результат. Иногда нужно стукнуться об стену, чтобы убедиться, что она настоящая.
— Спасибо за выкладки, попробую пересчитать коэффициенты. Похоже, даже программу сильно менять не придется, — поблагодарил его я. — Кстати, не хотите в нашу команду? Сейчас закончим с частицами, будем учиться перемещать многоатомные объекты. Там более сложные расчеты понадобятся.
— Спасибо, конечно, — вздохнул Боровский, — Но у меня лаборатория, свои эксперименты, люди… На кого я это все брошу? Хотя тема у вас интересная, рад был помочь.
Он проводил меня до выхода, где мы распрощались.
На улице светило нечастое в Питере солнце. Идти от физфака до гостиницы было недалеко, и по дороге я завернул в небольшую кафешку, уже выставившую столики на веранду. Заказал латте макиато. Полюбовался четко разделенными слоями, опустил трубочку. Подставил лицо теплым весенним лучам. Потягивал кофе, разглядывал прохожих, вспоминал прошлое, думал о будущем. Хотя кто из них кто я давно уже запутался.
В номер вернулся в бодром, боевом настроении и сразу засел за расчеты. На следующий день мы сделали первый тестовый прогон. Корреляция между количеством отправляемых и принимаемых фотонов, определенно, была, но уровень расхождения фактических и ожидаемых длин волн по-прежнему оставался высоким. То есть мы не могли утверждать, что в Питере принимаем те же фотоны, что отправляем из Новосибирска. Пришлось сделать еще несколько итераций, прежде чем уровень расхождений приблизился к нужным нам тридцати процентам. Ушло на это четыре дня. Наконец, завершив последний расчет, я отправился в лабораторию.
Антон уже успел со всеми перезнакомиться и выглядел здесь своим. Пока шли к нашему блоку, с ним постоянно здоровались какие-то неизвестные мне люди, иногда останавливаясь, чтобы переброситься парой фраз.
— Становишься здесь своим? — в шутку поинтересовался я после очередной остановки.
— Да факультет не такой уж большой. Кто-то мне помогал, кому-то я. С некоторыми просто в столовой общались, теперь здороваемся. Хотя говорить по-питерски уже могу, убирать из слов суффикс «к» мне понравилось. «Греча», «сосуля»… И с другими неплохо выходит. «Шапа», «тарела», «кружа», «руча», «кнопа», звучит же?
Я даже споткнулся, пытаясь не расхохотаться.
— Нет, пора забирать тебя домой. Оставим Питер городом трех революций, филологическую устраивать не нужно.
Наконец, мы добрались до установки. Ольга уже была здесь, что-то выговаривая технику, стоявшему перед ней с виноватым видом. Кивнув ей, я взял планшет и плюхнулся в кресло. Пробежался по данным диагностики приборов, проверил настройки нашего и новосибирского блоков. Почти все было готово к запуску, оставалось только внести последние уточнения параметров толчкового импульса. Чем я и занялся.
Закончив с техником, подошла Ольга.
— Думаешь, сегодня получится? Или просто решил сменить обстановку? — обойдя меня, она подкатила второй стул и села рядом.
— Конечно, получится — сохранив правки, я отложил планшет в сторону. — На тестовом прогоне расхождение было меньше сорока процентов. С последней корректировкой должно упасть ниже тридцати. Ты приготовила ящик с шампанским?
— Не сглазь — усмехнулась Ольга. — Помнишь законы Мерфи? «Если что-то может пойти не так, оно обязательно пойдет не так». Вот сейчас, у детектора единичных фотонов меняли блок питания. Казалось бы, что может быть проще? Так, местные техники, не посмотрев, воткнули стандартный, хотя нужен с пониженным напряжением. У него ведь даже разъем другой! Хорошо, защита сработала, а то был бы фейерверк! И потом неделю ждать, пока новый детектор привезут. Мне иногда даже кажется, что кто-то специально вставляет нам палки в колеса.
— Ну, это уже паранойя — похлопал я ее по руке. — Закончим с экспериментом, будет твоя очередь в номере отлеживаться.
— Ты ведь обещал показать Питер. Разве мы все уже посмотрели, или хочешь схалтурить? — Ольга убрала руку, вставая. — Ладно, что делать после, еще придумаем. Давай сначала с экспериментом закончим.
Она повернулась в сторону установки.
— Антон, у тебя все готово?
— Да, жду отмашки от Артема.
— Дай еще десять минут, — буркнул я, возвращаясь к планшету.
Закончив с корректировками, запустил диагностику. Строчка генератора g-поля тут же загорелась красным. Чертыхнувшись, полез сверять коэффициенты. С ними все было в порядке. На всякий случай еще раз пробежавшись по коэффициентам, вызвал по коммуникатору Ваню. Он выглядел замотанным и немного взъерошенным, словно я разбудил его среди ночи. Странно, в Новосибирске сейчас только шесть часов вечера.
— Привет! Можешь проверить подключение генератора? По настройкам ошибок не вижу, а диагностика красная.
Ваня кивнул и на некоторое время исчез с экрана. Микрофон при этом не выключил, так что минут пять до меня доносились странные звуки и обрывки разговоров. Потом, снова появился Ваня, еще более взъерошенный.
— Проверяй. Прошлый раз шла небольшая утечка с фидера. Я его заменил, но, похоже, недотянул соединение. Сейчас подкрутил, у меня вся диагностика зеленая.
— Ты всю ночь, что ли, с фидером возился? Выглядишь замотанным.
— Сначала с ним, а потом решил, что домой ехать уже поздно и до утра просидел за статьей в «Горизонты науки». Давно им обещал, а все некогда.
— Так оставил бы на установке кого-то из ребят и шел бы спать, — пожал я плечами. — Ольга не съест.
— И пропустить финальный прогон? Нет уж, — устало усмехнулся Ваня. — К тому же я спал. Почти четыре часа.
Еще раз прогнав диагностику, я убедился, что больше никаких проблем не осталось. Переключил Ваню на громкую связь и махнул Ольге, что можно начинать. Она сразу как-то подобралась, кажется, даже стала выше. Выгнала за дверь все еще копавшихся со снятым блоком питания техников, вышла на середину комнаты. Пульт в этот раз был у Вани, так что Ольга подхватила оставленный техниками гаечный ключ и взмахнула им, как дирижерской палочкой.
— Поехали!
Ваня нажал кнопку на пульте, и на настенном графике заплясали пики регистрируемых фотонов. Кривая расхождений пока не выходила за двадцатипроцентный уровень. Спрятав руку за спину, я скрестил пальцы.
— Давай поток! — махнула гаечным ключом Ольга.
Расстояния между пиками уменьшились, кривая расхождений поползла вверх, но, к всеобщему облегчению, остановилась ниже тридцати процентов.
— Какое время в пути? — Ольга повернулась ко мне.
Перед пуском я закладывал базовую задержку в десять миллисекунд. За такое время можно долететь из Новосибирска в Питер, двигаясь со скоростью света. Система должна была скорректировать введенное значение, подобрав задержку, при которой контрольное расхождение по длинам волн будет минимально. То есть найти, насколько позже своих пар попадают в детектор перемещенные на три с лишним тысячи километров фотоны.
— Четырнадцать и две. Хуже, чем мы рассчитывали, семьдесят процентов от световой, но здесь еще приборные задержки.
— Тогда «Ура»? У нас получилось! — просалютовав гаечным ключом, Ольга даже подпрыгнула.
Из динамика коммуникатора послышались звуки падающих железок, и Ваня пропал с экрана. Импульсы фотонов стали редкими, кривая расхождений уползла к ста процентам.
— Ваня, ты живой? Что там у вас? — озадаченно спросил я в коммуникатор.
— Да, споткнулся о старый фидер, зацепил блок управления, и настройки сбились. Сейчас все починю, — донесся из динамика Ванин голос.
Некоторое время мы слушали щелчки тумблеров, и сопение. Потом на экране появился Ваня.
— Поток идет, вроде бы сбилась только одна координата и я вернул ее на место. Запусти свободное сканирование задержки в пределах двадцати миллисекунд, чтобы точно не промахнуться. Думаю, так быстрее найдем наши фотоны.
Вздохнув, я ввел в систему базовую задержку в двадцать миллисекунд и запустил поиск вниз, с шагом в две наносекунды. Счетчик дополз до пятнадцати миллисекунд, потом до десяти, до пяти. Я уже собирался выключать его и настраивать установку заново, когда на отметке в три миллисекунды кривая расхождений снова рухнула к двадцати шести процентам.