— Она же профессор математики, она должна знать такие вещи, — вскинулся я и зло уставился на крёстного.
— Для магов необходимо знать расчётные формулы и влияние констант для создания заклинаний, а не то, что ты так рьяно от неё допытывал, — процедил Троицкий. — И математика в рамках применения дара — это отдельная наука.
— Это не математика! То, что вы сейчас назвали математикой — это метафизика! Называйте все вещи своими именами! — взвился я. — И присваивайте звания профессорам согласно именно этим именам, а не так, как вам всем хочется.
— Тем не менее этот предмет называется математикой. Не мы придумали такое обозначение и не нам его менять. И ты должен, как минимум, уважать своих преподавателей! — похоже, крёстный забылся, раз перешёл на «ты». Скоро вообще будет Димкой меня называть. Но меня в этот момент тоже уже несло, а тормоза отключились напрочь. Да я чуть директора Славой не назвал, в самый последний момент удалось язык прикусить.
— Я не буду уважать даму, которая носит гордое звание профессора математики и при этом не знает элементарных вещей, — упрямо проговорил я.
— Каких, например? — Слава выпрямился и сложил руки на груди.
— Да, в прошлом тысячелетии войны с помощью логарифмической линейки выигрывали, а с помощью штангенциркуля люди в космос улетели! Как можно называться профессором математики и не знать такое?
— Вячеслав Викторович, может, я пойду отсюда? — пятясь к двери, пробормотала явно перепуганная женщина.
— Да-да, Лена, можете идти, — ответил ей директор, даже не взглянув в её сторону, продолжая прожигать меня яростным взглядом.
Профессор математики быстро вышла из кабинета, оставив меня с крёстным один на один. Я открыл было рот, чтобы высказать всё, что думаю о нём, о школе и вообще обо всём, но меня перебили.
— Закрой рот и слушай меня, — холодно произнёс крёстный. Я захлопнул рот, понимая, что шутки кончились. — Мне порой начинает казаться, что в твоей голове слишком много бесполезной информации и нет ни грамма нужной. Нужной тебе как магу. Потому что, что бы ты ни делал, каналы нельзя перекрыть. Это невозможно. Правда, родись ты не некромантом, был бы вариант высушить тебя до капли и пережечь тем самым твой источник. Но у тебя и этого варианта нет. Хочешь ты или нет, но ты маг, Дима. И потенциально очень сильный маг. Не делай свою и мою жизнь сложнее, чем она есть на самом деле.
Он замолчал, я же пытался с того места, на котором стоял, разглядеть, что написано на корешках книг. Нужно было что-то отвечать, но я не знал, что. Я пока так до конца не смирился. Наконец, подняв на Славу глаза, произнёс:
— Вся информация, которая хранится у меня в мозгах, является необходимой, для меня. Тем более что классическая математика, которой ты меня сейчас попрекаешь, неотъемлемая часть того, чем я планировал заниматься после окончания училища. До того как ты решил запихнуть меня сюда, — я говорил глухо, прекрасно осознавая, что с профессором Каткус поступил всё-таки не слишком хорошо. Надо бы, наверное, извиниться.
— Вот только на фоне всех своих знаний, ты ничего не знаешь о магии.
— А ты ничего не знаешь о совершенстве иммунного ответа, и это как-то мешает тебе жить? — огрызнулся я. Мне совершенно не хотелось вновь обсуждать эту тему.
— Вот о чём я и говорил, — вздохнул Слава. — Ответь мне только на один вопрос: ты, что, разве не понимаешь, что бы ты ни делал, ты всё равно проучишься все пять лет.
— Ты говорил, что я здесь до того момента, пока мы не пройдём через мой первый выброс, — вскинувшись, яростно посмотрел на крёстного.
— Я такого не говорил, — покачал он головой. — Тебе тринадцать лет, и ты маг. И должен соблюдать закон. Поэтому раньше срока при любом раскладе не выйдешь отсюда.
— Это тупой закон, — я снова на него не смотрел.
— Так создай новый. У тебя для этого есть всё: и способности, и талант. И положение в обществе твоего отца. Просто идеальные условия для старта политической карьеры. — Он жёстко усмехнулся. — Ты потомственный маг, в конце концов. Я тебе больше скажу: ты потомственный тёмный маг с огромнейшим магическим потенциалом. Воспользуйся шансом, который выпадает хорошо, если раз на миллион.
— Ну и создам. Создам новую систему образования. Где не будет ничего этого! Где у учеников будет хоть малейший выбор!
— Только для этого нужно школу сначала закончить. И обуздать дар, заставить его работать на себя, а не против, — он снова усмехнулся. — Дима, если ты не перестанешь вести себя, как маленький избалованный ребёнок, ты просто отсюда не выпустишься. Надеюсь, ты в курсе, что в этом тупом, как ты выражаешься, законе, чётко сказано: проходные оценки на следующий курс должны быть не меньше тройки. Иначе студент остаётся на второй год обучения для полного усвоения материала.
— Но…
— Что «но»? Будешь учиться, пока не поймёшь, это нужно даже не тебе любимому, а для бумажки, говорящей о том, что тебя можно выпускать в люди. Один наглядный пример безалаберности, подобной твоей, ты видел на входе. Акулов уже пятнадцать лет не может сдать выпускные экзамены. Правда, он особо к этому и не стремится: школа — это всё, что у него есть. А ты, как я понял, ни одной минуты лишней здесь не хочешь провести.
— Не хочу, — теперь я разглядывал свои руки.
— Так учись.
— Ладно, я буду стараться делать всё, что в моих силах.
— Хорошо. И хамить преподавателям ты больше не будешь. Они в твоём нигилизме не виноваты, — добавил крёстный.
— А я им не хамлю!
— Что сегодня произошло на целебной магии? — Слава рассматривал меня, не опуская рук, всё ещё сложенных на груди.
— Переборщил с катализатором. — Я поморщился. — И я был предельно вежлив с доктором Ахметовой, — Вот в чём-чём, а в совсем уж отвратительном поведении на уроке целебной магии меня нельзя было упрекнуть.
— Дима, катализатор такого эффекта не даёт.
— Но, я делал всё по инструкции, — озадаченно посмотрев на Троицкого, я нахмурился.
— Не знаю, по какой инструкции ты что-то делал, но заблудиться в трёх ингредиентах — это нужно постараться, учитывая, что вам и так выдавали минимальное их количество, — он скупо улыбнулся. Хотя в направленном на меня взгляде не было ни капли веселья. Только сосредоточенность и какая-то усталость. — То, что произошло с зельем — явление вырвавшейся наружу силы. Лишь маленькая её часть. Это бы не убило никого в классе, да и существенный вред вряд ли смогло нанести. Пока не произошёл первый выброс, твоя магия не слишком опасна для окружающих. Но сам факт, что ты даже не чувствуешь то, что эта энергия исходит из тебя — не слишком благоприятный знак, не находишь?
— Эти чёрные жгуты… Но я действительно ничего не почувствовал, — тряхнув головой, я замер, вспоминая чувства и ощущения, происходившие тогда в классе. Нет, я не ощутил, что они мои. Я тогда испугался и… Получается, что и уникальный двойной щит мог поставить я? Подняв голову, столкнулся с понимающим взглядом крёстного.
— Ладно, сейчас, я надеюсь, мы друг друга услышали. Можешь идти, — и он отвёл от меня взгляд и принялся перебирать какие-то бумажки на столе. Я же молча развернулся и вышел из кабинета.
Глава 10
На этот раз мне удалось не заблудиться. И зря. Потому что если бы я всё-таки заблудился, то, скорее всего, блуждал бы долго и не нарвался на очередные неприятности. А так, спустившись в холл, я наткнулся на ту самую троицу, что была ко мне весьма негативно настроена на уроке целебной магии. Они стояли посреди холла и что-то весьма эмоционально обсуждали. Расположились они таким образом, что как-то их обойти, не представлялось возможным.
Вряд ли они поджидали меня. Сомневаюсь, что кто-то раструбил по всей школе о жалобе математички. В перерыве между моими блужданиями по замку, я успел навести о них справки у Лео. В целом я оказался прав. Саша повлиял на разорение, по крайней мере, одного из них — Дениса Полянского. Черноволосый, с короткой стрижкой, карими глазами, худощавого телосложения, он был негласным лидером этой банды в миниатюре. Они дружили ещё до школы. Так и приехали сюда втроём. Так что, скорее всего, и их отцы были приятелями, а то и партнёрами, и получили нокаут от Наумова все вместе. Так что понять их неприязнь ко мне можно.
Пока я шёл, то успел разглядеть как следует всех троих. Кроме Полянского, здесь присутствовал блондин невысокого роста Яков Абрамов. Он был невысоким даже для меня. С раскосыми карими глазами, овальным лицом и большим массивным подбородком, что смотрелось очень нелепо. Третьего звали Евгений Смирнов, и он был настолько незапоминающийся, что я его даже описать не сумею.
Увидев меня, они замолчали, а Полянский прищурился и злобно улыбнулся. М-да. Мозгов там явно нет. Похоже, Саша даже не напрягался, когда отправлял его отца на дно истории. Все трое подобрались, и я почувствовал, как на затылке приподнялись волосы. Драки было не избежать, и мы все это прекрасно понимали.
Я всё это уже проходил, когда мне удавалось сбежать из дома, чтобы пообщаться со сверстниками. Почему-то меня принял только Бык, главарь одной из многочисленных банд городка, рядом с которым стояло наше поместье. Я до сих пор не могу понять, почему он в своё время не оттолкнул странного паренька, а отогнал от него свою банду, да ещё и начал учить, как выживать на улице.
Я, в свою очередь, учил его читать. Это было странно и в первое время дико, что пятнадцатилетний здоровенный парень не умеет читать. Мне тогда едва исполнилось двенадцать, и я впервые столкнулся с истинным классовым неравенством во всей его неприглядной красе.
Наша дружба длилась три месяца. Бык так искренне радовался, когда смог самостоятельно прочитать объявление о найме рабочих на специальной тумбе, что его радость передалась и мне. Я же научился тогда быстро бегать, хоть и недалеко, и худо-бедно за себя постоять. А потом Быка не стало. Его прирезали во время очередной разборки между бандами.
Я нашёл его, лежащего на земле в луже собственной крови. У него были открыты глаза, а мне было тогда двенадцать лет, и я не понимал, почему он вот так лежит и не встаёт, ведь он не спит, глаза-то у него открыты. Я тогда увидел смерть впервые в жизни. А ещё я её тогда впервые почувствовал. Несмотря на горе, на меня нахлынуло ощущение силы, в которой я захлёбывался, не находя для неё выхода. Именно тогда я так сильно испугался, что запретил себе даже думать о магии.