Прикрыв глаза, я задумался. Думал о своей семье: о матери, об отчиме. О них обо всех. О том, что это просто невероятное счастье иметь семью, в которой тебя любят, о тебе заботятся. Именно так и никак иначе. Не представляю себе ситуацию, в которой отец мог бы на меня замахнуться, а то и залепить пощёчину, называя щенком. А ведь чего я только не творил, мама дорогая. Вот от матери я иногда получал. А однажды даже мокрыми колготками, которые она выхватила из корзины прачки. Она так для меня не вовремя несла корзину мимо нас, чтобы развесить бельё сушиться. Но от Саши никогда ничего подобного.
Мне вдруг так сильно захотелось его увидеть, просто посидеть рядом, послушать про очередной цветок в теплице. Я ведь знаю, как он ко мне относится. Я это знаю, чувствую. Он меня просто любит и воспринимает, как родного сына, ничего не требуя взамен. И я знаю, что именно он — мой отец. Именно он, а козёл-Казимир просто рядом постоял. Да что уж тут говорить, я тоже очень сильно к Саше привязан. Как же меня бесят эти его постоянные отлучки. Я ведь так ждал, что он мне ответит на моё письмо, каждый день бегал проверять, пока не надоело ждать. Почему он мне не ответил?
— Ром, — почему-то шёпотом позвал я его.
— М-м-м? — ответил Гаранин.
— Ты можешь мне помочь?
— Чем я могу тебе помочь? — Он, так удивлённо на меня посмотрел, что я заёрзал. — Сразу говорю: ни в какую авантюру ты меня не втравишь.
— Да я и не пытаюсь, — я улыбнулся, и мы наконец-то поднялись с этого проклятого пола. Ну-ну, дай мне месяц и конкретную авантюру… — Сегодня какой-то приём, мне даже принесли костюм, но я не знаю, что с этим всем делать.
— Ты, правда, думаешь, что я могу помочь тебе изучить этикет за час? — он приподнял бровь и скривил губы в усмешке.
— Ну да, — я как-то смутился. Я снова показался себе очень необразованным, некультурным, вредным подростком. Гвэйн очень по-человечески вздохнул и закрыл лапой глаза. Вот козёл, надо его всё-таки к Григорию на свидание сводить, для профилактики. Роман же окинул меня взглядом и неожиданно произнёс:
— А оно тебе надо?
— В смысле? — я оторопел от такого вопроса. — Знаешь, чтобы не показаться обычной свиньёй, не способной отличить вилку от ножа и не стать героем насмешек этого вечера, я думаю, что мне это крайне необходимо. Хотя я, конечно, могу сослаться на раннюю язву и вообще ничего не есть. В скатерть я вроде не сморкаюсь.
— Я не про это. Тебе вообще надо идти на этот приём?
— Не знаю. Я не знаю, вдруг проявлю неуважение к Лео, если не приду на это их сборище. Откуда мне знать все эти тонкости? — Я начинал раздражаться всё больше и больше.
Тем более что я знал ответ: от мамы, я мог узнать всё это от мамы, и от отца, который даже не задумывается, когда берёт ту или иную вилку за столом. И если мама ещё пыталась на меня воздействовать, то Саша просто посмеивался и останавливал справедливую карающую длань, говоря, что всему своё время. Зачем я вообще Романа о чём-то попросил?
— Не нанесёшь. Я, например, не собираюсь толкаться в толпе этих зажравшихся скотов и обсуждать политику, экономику и несовершенную молодёжь. Я не стремился провести праздники в этом месте. — Судя по его виду и светлеющим ещё больше глазам, он снова начал накручивать себя до состояния сжатой пружины, вспомнив о чём-то, явно неприятном. Не исключено, что снова и снова прокручивает в голове стычку с отцом.
— Да я тоже. — Я пожал плечами. — И что ты предлагаешь?
— Спрячемся в библиотеке? — Он резко успокоился, дождался моего утвердительного кивка, и они наперегонки с Гвэйном побежали прямо по коридору. Я в очередной раз за этот день вздохнул и поплёлся следом за ними.
Глава 28
Библиотека семейства Демидовых не произвела на меня никакого впечатления. Она была огромная, я даже не мог с первого взгляда посчитать количество стеллажей, которые уходили вдаль и скрывались в тени неосвещённой комнаты. Шкафы уходили вверх и заканчивались высоченным потолком. Но всё это не имело никакого значения, ведь книги, находящиеся в этой библиотеке, никоим образом не могли поспорить с библиотекой в моём поместье. Той малой части, что от неё осталось.
Рома с Гвэйном развалились на одном из диванов и умиротворённо занимались чтением какой-то книги, лежащей на столике в открытом виде. Видимо, в этом месте Гаранин проводит большую часть своего времени, не стремясь к общению ни с гостями, ни с домочадцами. И тут я остановил свои мысли и перевёл взгляд на волка. После этого моргнул и протёр глаза. Что? Гвэйн положил голову на плечо Романа и читал? Пару раз ударив себя по щекам, я снова посмотрел на своего питомца: тот лежал, положив голову на колени Ромы. Чёрт, я уже глюки ловлю?
Чтобы успокоиться, я побродил по проходам, рассматривая книги. В секции истории я обнаружил одну любопытную и очень древнюю вещь. Скорее, это была даже не книга, а толстая выцветшая тетрадь. Раскрыв её, с первых строк понял, что это дневник.
Заняв кресло, находящееся рядом с диваном, на котором возлежала эта парочка, я углубился в чтение. Читать было трудно. Из-за старости чернила едва проступали, и приходилось напрягать зрение, чтобы прочесть некоторые слова. Это был дневник какой-то моей пра-пра-бабки, непонятно каким образом здесь оказавшийся, сохранившийся и, судя по всему, тщательно оберегаемый.
События, которые она описывала, происходили накануне тех страшных событий, после которых пала Империя.
Я воровато огляделся. Читать личный дневник было немного неудобно: я словно в чужом белье копаюсь, но узнать практически от очевидца, что происходило давным-давно, было невероятно интересно. К тому же это дневник Лазаревой, так что имею право!
— Я вот сижу и думаю, почему ты такой вредный, а, Дмитрий Александрович Наумов? — неожиданно спросил Гаранин. Я посмотрел на него и поймал ответный оценивающий взгляд. — Ты не обижайся, конечно, но тебе удалось сломать все устои, прописанные на Первом факультете задолго до твоего появления на нём.
— И что же я там, в очередной раз, сломал? — спросил я, но от этого наглого типа взгляда не отвёл.
— Да всё. Бунтарства и неповиновения у нас не было никогда. — Он рассмеялся и принял сидячее положение, всё ещё осматривая меня, как какую-то диковину.
— Видимо, воспитание не то. У нас дома демократия, а не тоталитарное правление главы Рода, — более резко, чем нужно ответил я. Разговор был мне неприятен, но в ближайшее время отделаться от Романа не представлялось возможным. Если я сбегу от него, то мне придётся идти на это предновогоднее сборище. Приходилось терпеть.
— Ну, это в корне меняет дело, — он хмыкнул. — Почему ты не можешь пользоваться магией? — он стал серьёзным и всё ещё не отводил от меня взгляда своих странно светлых глаз. Затем он сложил руки домиком и задумчиво потёр пальцами переносицу, немного наклонившись при этом ко мне.
— Это допрос? — нахмурился я.
— Нет. Я просто хочу тебе помочь, если смогу. Сам удивляюсь, зачем мне это? Наверное, порыв. Я не люблю копить долги перед кем бы то ни было.
— С какой стати ты мне что-то должен? — я даже опешил. Гвэйн заворчал и перевернулся на другой бок. Абсолютно пофигистическое создание. Тут его хозяина пытают, а он ворчит, что ему дрыхнуть мешают.
— Ты сегодня вступился за меня. — Серьёзно ответил Роман, а в его голосе появились стальные нотки.
— Вступился за тебя Гвэйн, вот он пускай и отвечает перед тобой, ну или ты перед ним. Вы там разберитесь сами и без меня. Ваш тандем скоро станет таким же нерушимым, как базовые законы мироздания, — я откинулся на спинку кресла. Должен он мне. Никогда не понимал этих аристократов.
— Чтобы перечить главе одного из могущественных Родов, нужно как минимум иметь такого отца, как Александр Наумов. — Отмахнулся от моих слов Рома. — Поэтому я в принципе понимаю, почему ты так спокоен и тебе плевать на последствия.
Интересно, что он могущественного и ужасного в своём отце увидел? О, придумал. Я его папашу вместе с Гвэйном к императору Григорию отправлю, для профилактики геморроя. А сам вместе с Ромкой за углом постою и посмотрю. Пусть на шкуре собственного папаши убедится, кто может называться могущественным и крайне опасным, при этом имея на это все права.
— Да я даже не знаю, как зовут твоего папашу. Все претензии к этому блохастому шерстяному комку, — в очередной раз попытался донести до Романа истинный смысл того, что произошло не так давно в коридоре. И что его спасение не было моей инициативой.
Хотя, не исключаю, что, может, я и вмешался бы, если бы Ромка и дальше стоял как истукан. Терпеть не могу, когда сильный поднимает руку на слабого. На глазах у посторонних вряд ли глава Рода продолжил бы буянить. Но думать о том, что могло бы быть, мне сейчас не хотелось.
— Но, даже имея такую протекцию, нужно быть очень сильным магом, которому благополучно наплевать на всех этих глав вместе взятых. — Словно не слыша меня, продолжил Роман. — И здесь дело не в твоём отце, ведь так? Я читал твои работы, почему ты их, кстати, не сдаёшь? Почему ты скрываешь ото всех то, что ты обладаешь хоть толикой силы? Я, правда, хочу тебе помочь.
Я молчал, но Роман упорно ждал ответа. И тогда я не выдержал.
— Ну чего ты от меня хочешь-то! — я резко вскочил с кресла. — Что ты хочешь услышать? Что мною никто не занимался в детстве? Или что пытались, а я упорно этого не хотел? Да я просто не чувствую магию, я её не вижу ни в себе, ни в других! Что для вас элементарно, я просто не ощущаю. Не могу найти источник и его контролировать. Мне даже медитация не помогает. Я просто не понимаю, что все от меня хотят! — Не понимаю, почему оправдываюсь перед этим парнем. И не понимаю, почему он пытается вытрясти из меня эти сведения. Хорошо ещё, что мне хватило ума не рассказать о блоке, который я ненамеренно воздвиг вокруг своего источника.
— Только и всего? — Гаранин так искренне рассмеялся, что это вопреки логике привело меня в чувство.
— Это для тебя просто, а для меня составляет определённую проблему.