<…> Энки к царю Шаддаду… на покрытой сетью мелких трещин верхней части первой таблички, но ничего больше; остальной текст совершенно не пригоден для расшифровки, хотя по отдельным сохранившимся знакам можно понять, что Энки явился к Шаддаду во всём своём блеске, облачённый в роскошные царские одежды, с завитой по всем правилам хорошего тона седой бородой и умащёнными благовонными маслами волосами.
…я напомню тебе, господин океана, о том, как ты овладел своей женой Нинхурсаг против её воли, заманив её в пальмовую рощу, уведя её в заросли сада, чтобы никто не услышал её полных негодования криков, чтобы никто не пришёл к ней на помощь. Не ты ли соблазнил свою дочь Нинсар, когда гуляла она по берегу моря, не ты ли зачал с нею Утту, и не спрятала ли Нинхурсаг её в доме, запретив ей выходить наружу, и не ты ли приказал своему слуге Исимуту разобрать тростниковую крышу, не ты ли проник тайком в спальню, не ты ли овладел Уттой, заткнув ей перед тем рот клубком овечьей шерсти? Стыдись, старый Энки, я напомню тебе о твоих прегрешеньях! Нет счёта смертным девицам, которых ты подстерёг у водоёмов, которых ты хватал у колодцев! Борода твоя покрыта серебром, серебром давно стали твои волосы, ты же завиваешь бороду и укладываешь волосы, умащаешь свою голову маслом мирта, наряжаешься в яркие одежды, как молодой жених в мой дом входишь, говоришь: «Не потерплю отказа!» Не ты ли, старый Энки, разрушил славный Ирем, не ты ли древний город сровнял с землёю, так что упал он во прах, точно мёртвый юноша, не ты ли разбил его ворота и погубил мудрого царя Эрру лишь за то, что посватался он к твоей дочери Нингириме? Чем, скажи, провинился перед тобой добрый правитель? Тем ли, что пришёл, молитвенно сложив руки, в твой дом в Эреду, взяв с собой всяких щедрых подарков и приношений, отдал тебе лучших быков, коз и овец, что нашлись в Иреме, и всякой другой живности и снеди без счёта, и окропил пол в твоём доме кипарисовым маслом, и возлил на твой алтарь финикового вина и ячменного пива? Тем ли, что смиренно просил тебя дать Ирему царицу? Для чего ты сорвал с него царское платье, обрядил его в рвань и лохмотья, зачем обрёк на насмешки и поруганье? Стыдись, седой Энки, старый бесстыдник, не ты ли подговорил царицу Эрешкигаль открыть запечатанную шкатулку, повернуть ручку мельницы, что людей превращает в муку и пускает дела их на ветер, не ты ли подстрекал Эрешкигаль нарушить запреты, чтобы отправилась она за то в подземное царство? Ты являешься передо мной, сыном бессмертной богини, говоришь со мной хвастливо и грубо, требуешь отдать тебе самое дорогое, что есть у меня, кричишь: «Только посмей отказаться!» Или думаешь ты, у царя Шаддада – сердце изменника и печень труса? Или ты полагаешь, я уступлю тебе, твой дом не разрушу, не разметаю твой пятиступенчатый храм по пустыне? Я омою свою секиру в океане Нар Маттару, тебе не подвластном, я принесу жертвы богам войны и, семь раз воздев руки, воскликну: «Это вас я призываю, божества и демоны ночи, саму ночь я призываю, чтобы окутала она моих врагов своим покрывалом, запечатала их глаза и уши, связала их руки и ноги! Откликнитесь, великие боги, выслушайте мою жалобу, установите справедливость!» Я сожгу дотла гордый Эреду, оставлю на его месте лишь холм из глины, твоих людей уведу в плен, сделаю своими рабами, отрежу им носы и уши, вырежу из спин полосы кожи, свяжу их крепкой верёвкой, тех же, кто мне не покорится, живыми замурую в стены храма Нергала!
<четыре строки неразборчиво>
…и тебя самого, старый Энки, я повергну на землю, я ударю тебя наотмашь, не пожалею твои седины! Был ты владыкой чистых рек и священных каналов – будешь в сточной канаве валяться, был господином океанской бездны – будешь царствовать в мутной луже!
Так ответил Шаддад на слова мудрого Энки, прогнал его за стены Ирема с позором, выставил за городские ворота, сам же приказал жителям города привести всякого скота с обширных пастбищ, лучших быков и овец, и приказал вырыть огромную яму и устроить на дне её костёр, и бросать в него животных, и явился в семиступенчатый храм Нергала, упал перед кумиром бога на колени, семь раз воздел руки, так говорил:
– Выслушай меня, Нергал, повелитель великого воинства, в час заката сеющего ужас в мире! Рассуди моё дело, прими по нему решенье! Ты – хозяин Ирема, по твоему приказанью я, Шаддад, выстроил многоколонный город, обнёс его высокой стеною, разбил сады посреди пустыни! Я тебе и твоим слугам, Намтару и Эрре, никогда не жалел приношений, щедро лил на твой алтарь вино и масло; я жене твоей, прекрасной Эрешкигаль, еженощно возносил молитвы, на алтарь её приносил лучших быков и овец, что только были в Иреме! Выслушай меня, откликнись на мою молитву, возьми мою щедрую жертву! Я впервые тебя тревожу, обращаюсь к тебе с мольбой и просьбой, потому как боюсь лишиться самого дорогого, что есть у меня на свете: любимую мою дочь требует себе в жёны старый Энки, хозяин Эреду, владыка Апсу! Явился ко мне старый Энки, наряженный в царские одежды, с умащёнными миртовым маслом седыми волосами, с завитой седой бородою, говорит: «Слушай моё требованье и только посмей отказаться! Отдавай мне Нани, твою дочь с золотистыми волосами, не трать время на приготовленья! Пусть явится ко мне, как есть, в домашнем платье, босая, без румян на лице, не подведя синей тушью брови! Заберу её, сделаю своей наложницей и служанкой, будет в моём дворце прибираться, выметать сор из углов, полы мыть до блеска, вести хозяйство, пока хватит у неё силы! Отдавай мне Нани немедля, она передо мной провинилась: изловила она в моей реке рыбку-четырёхглазку, в каждом глазу у которой – по два зрачка: один собирает солнечный свет, другой – лунный, что не мечет икру, но рождает живых мальков, как человек. Этой рыбкой не позволено владеть людям, ибо тот, кто её поймает, сможет видеть при солнечном и при лунном свете, а твоя дочь её изловила, забрала у неё дар зренья, погубила мою драгоценную рыбку! Уж не знаю я, кто ей в этом помог, кто её надоумил! За свою провинность пусть идёт ко мне в услуженье, отдавай мне её немедля, не потерплю твоего отказа!» С такими словами явился ко мне старый Энки, требуя Нани себе в наложницы и служанки, ругая её за то, что изловила она в реке четырёхглазку, отняла у неё дар зренья, погубила волшебную рыбку. Сжалься, Нергал, ответь на мои стенанья, рассуди справедливо: разве так виновато дитя, которому едва минул седьмой год от роду, разве так страшен её проступок? Неужели теперь до скончания жизни придётся ей ублажать старого Энки, да ещё и быть в его доме служанкой, полы подметать, выливать нечистоты?! Обрати на меня, прошу, свою милость, я пойду войной на гордый Эреду, я смешаю его стены с глиной, сокрушу город Энки, уведу в плен его жителей, сделаю своими рабами; тем же, кто не бросится передо мной на землю, не обнимет мои ступни, прикажу выколоть глаза и выгоню в пустыню, чтобы их разорвали львы и пустынные волки! Вложи в руки мои оружие, чтобы поверг я в битве и самого Энки на землю, ударил его наотмашь, не пощадив его седины, чтобы валялся он в сточной канаве, чтобы царствовал в мутной луже! Или должен я, Шаддад, царь Ирема, стерпеть оскорбленье, отдать любимое дитя бесстыднику Энки, который и своих-то дочерей не пощадил, насильно их обесчестил?!
Нахмурился кумир подземного бога, разомкнул каменные губы, отвечал Шаддаду:
– Для чего ты шумишь и кричишь в стенах моего дома, отвлекая меня от спокойных раздумий? Зачем рвёшь свои волосы, раздираешь одежды, жалуешься на старого Энки, когда и без тебя мне хорошо известны его озорства и бесчинства? Или ты не познал всего, что есть в мире, или ты позабыл всю свою мудрость, поддавшись буйству? Тебе невдомёк, что дочь твоя не совершила дурного, что, изловив в реке рыбку-четырёхглазку, научилась она видеть при солнечном и при лунном свете[22], – чем кричать и шуметь, ты бы лучше взял с запылённых полок таблички, по которым тебя учил премудрости Эрра, наставляла госпожа Нингирима, и прочёл, что отныне, расставшись с телом, душа Нани не ослепнет, будет ясно видеть во тьме загробного царства, ты прочёл бы, что сама смерть теперь не страшна ей. Ты же вместо того, чтобы утихомирить Энки, отослать его без ответа, не допустив кровопролитья, оскорбил его, выставил за ворота. Ты же вместо того, чтобы спросить свою дочь, чего бы она хотела – отправиться в услужение к Энки или же спуститься тотчас в мои владенья, – сваливаешь быков и овец в горящую земляную яму. Или я подобен моим братьям и сёстрам, что слетаются, будто мухи, почуяв запах сжигаемых приношений? Или думаешь ты, что за твои крики я дам тебе своё благословенье, чтобы ты разрушил, смешал с глиной город Эреду, что я вложу в твои руки оружие, чтобы ты поверг старого Энки на землю? Шаддад, шестьсот лет ты правил Иремом, ты познал все искусства, ты толкуешь движение небесных светил без ошибки, но на то ли тебе дано разумение, чтобы пленникам отрезать носы и уши, а непокорных бросать львам пустыни? Как будто вам, людям, мало напастей, мало болезней и хворей, что сводят вас раньше срока в могилу, мало вам смерти от голода, смерти от жажды, смерти от старости, мало вам печалей, что Намтар вплетает в нити ваших судеб. Вы сами, будто злые шеду и кровожадные аххазу, стремитесь умножить свои несчастья, вы, подобно духам утукку, что бродят в горах и над морем, хватаете друг друга за горло, не даёте дышать, мешаете глотать пищу и воду, вы как демоны галлу выкручиваете друг другу руки, как свирепый Алу вы вонзаете нож в грудь своему брату, как Ашакку разбиваете ближнему голову камнем. Я – Иркалла, хозяин нижнего мира, куда день за днём, ночь за ночью стекаются души, и нет мне ни мгновенья покоя от их стонов и плача, а ты просишь о том, чтобы я своей волей вдвое умножил горе, которое ты сам накликал в своей неуёмной гордыне, ведь скоро явится Энки со своими войском к стенам Ирема, вновь прикажет подземным водам подняться, рекам из берегов выйти, и направит бурный поток на твои поля, чтобы рождавшая некогда земля обратилась в пустыню. Он повергнет дом твой в пыль, и здания твоего города, что были полны серебром и золотом, оловом и ляпис-лазурью, обратит в руины, и ворота твоего города будут валяться разбитые, и никто более не войдёт в них с добрыми вестями и щедрыми приношениями, и скоро позабудут все место, где стоял твой город, потому как даже руин от него не останется, всюду будет только голая степь да каменистая пустыня. О чём ты меня просишь? Или должен я взять свой меч, что с лёгкостью разрубает все