<окончание строки неразборчиво>.
<разбито более тридцати строк>
…как увидела Эрешкигаль своих сестёр и братьев – забыла все свои обещанья, данные Шаггашту, забыла бескрайние земли под каменным небом; на поля Иалу возвращаться не хочет, на пирах поднимает чашу пенной сикеры, с утра до ночи на горах Машу́ танцует, на рассвете встречает весёлой песней солнце, на закате его провожает.
– Радуйтесь, любимые братья, Эрешкигаль из подземелья вернулась, ликуйте, дорогие сёстры, Эрешкигаль из пустынных земель возвратилась! Сменила она черный наряд на яркое платье, улыбкой сменила слёзы печали! Поднимет она за вас чашу пенной сикеры, вина выпьет за вас из золотого кубка! Как раньше бывало, вскочит Эрешкигаль в огненную колесницу солнца, возьмёт в руки вожжи, кнут сожмёт в пальцах! Уту, уступи поскорее сестре своей место, отдай ей кнут, передай вожжи! Давно Эрешкигаль не веселилась, давно не слышали вы её смеха!
Так воскликнула Эрешкигаль, осушив чашу пенной сикеры, вина выпив из золотого кубка, и покорно уступил ей Уту огненную колесницу, отдал вожжи, кнут вложил в её руки. Ударила Эрешкигаль быка по спине – бык ни с места, другой раз ударила – сделал он только два шага, голову наклонил, в небесный свод рогами упёрся – не хочет никому, кроме Уту, покориться. Рассердилась Эрешкигаль, до крови закусила губу, выкрикнула проклятье, протянула кнутом быка вдоль спины изо всей силы, так что остался кровавый рубец на его шкуре. Грозно замычал огненный бык, топнул золотым копытом, рванулся с места – вперёд бежит всё быстрее, летит за ним колесница, Эрешкигаль всё сильней натягивает вожжи, всё больней хлещет быка по бокам и загривку. Бросились врассыпную боги – попрятались кто куда, в домах своих позапирались, задвинули все засовы; хотел было могучий Уту встать у быка на пути, остановить его бег – в сторону был отброшен, не узнал его бык налитыми кровью глазами. Провалился от его яростного топота небесный свод, на семь частей раскололся; рухнула огненная колесница прямо в бездонный океан Абсу, во владения мудрого Энки упала. Закипела вокруг колесницы вода, рыбы мигом сварились, всплыли кверху брюхом. Увидел Энки, что творится в его доме, бросился к солнечной колеснице: хочет быка из неё выпрячь, отпустить его на свободу, но огненный бык обезумел, ударил Энки копытом, перебил ему кости, прочь отбросил. Хотела Эрешкигаль выйти из колесницы, помочь хозяину бездны, да только запутались вожжи, обвились, подобно браслетам, вокруг её тонких запястий. Испугалась Эрешкигаль, наполнились её глаза слезами…
<разбито пять строк>
– …прости свою неразумную жену, старший брат, приди к ней на помощь! Виновата Эрешкигаль, что сняла подаренное тобою кольцо с безымянного пальца, в сторону его отшвырнула, покинула дворец, сложенный из лазурита, уговорила тысячеглазого Шаггашту открыть ей железные ворота! Прости меня, суровый муж мой, не наказывай жестоко – ты видишь, Эрешкигаль сама себя наказала, упала с небес в пучины океана Абсу, не может выйти из огненной колесницы – крепко вожжи обвились вокруг её запястий! Прошу тебя, Иркалла, владыка нижнего мира, оставь свои дела и раздумья, услышь меня – я тебя призываю! Приди мне на помощь, забери обратно в пустынные земли!
Услышал Нергал, как Эрешкигаль звала его, плача, отложил в сторону инструмент гишпу, которым подрезал в своём саду деревья, приказал запрягать в свою колесницу Асага, явился в дом Энки, седого хозяина бездны.
<четыре строки неразборчиво>
…разрубил взмахом меча спутанные вожжи, освободил Эрешкигаль из плена, сурово взглянул на неё, ударил по лицу наотмашь.
– Взгляни, дорогая сестра: твоё веселье обернулось несчастьем, горем обернулось твоё безрассудство. Возвращайся в подземное царство, во дворец, сложенный из лазурита, и не вздумай более уговаривать стража Шаггашту отпереть для тебя железные ворота, освободить для тебя дорогу, а не то навлечёшь на себя гнев своего мужа, хорошо узнаешь, какова за непослушание кара.
Так сказал Иркалла и отпустил Эрешкигаль восвояси, и огненный бык возвратился на небо, усмирённый, и Уту вошёл в свою колесницу. <несколько слов неразборчиво> окликнул Нергала Энки, сказал ему гневно:
– Оглянись вокруг, брат мой, посмотри, что твоя жена натворила: в моём доме шум и смятенье, волнуются солёные и пресные воды, рыба гибнет от жара огненной колесницы, от горячего дыханья могучего быка Уту! Что за муж, который за женой не смотрит? Иркалла, повелитель божеств и демонов ночи, один ты виноват в происшедшем, тебе платить за ущерб, мне нанесённый!
– Что ж, – отвечал Иркалла. – Ты прав, Энки, требуя с меня плату. Я готов отдать тебе половину золота и серебра подземного мира, если хочешь, дам тебе лазурита и сердолика, дам тебе всяких драгоценных камней без счёта.
– Не нужны мне золото и серебро, у меня у самого их в достатке, – говорил мудрый Энки. – И не стану я просить у тебя лазурита и сердолика, и других драгоценных камней, какими богаты твои владенья, – не уступит земле Кигаль бездонный океан Абсу. Нет, мой брат, рассудив мудро и здраво, не стану говорить тебе: за то, что случилось, отдай половину золота и серебра подземного мира, отдай половину всего, что имеешь. Этого, если взглянуть с одной стороны, слишком много, если же посмотреть с другой – слишком мало, чтобы уладить дело.
Не удивился Нергал, только пожал плечами:
– Не тяни, мудрый Энки, говори, чего хочешь.
– Хорошо, брат мой, как скажешь, я не стану утомлять тебя длинной беседой, только об одном попрошу тебя, и мы в расчёте: накажи свою жену так, как она заслужила, пусть заплатит сполна за своё злодеянье, за причинённую мне обиду. Подвесь жену свою за ноги к каменному небу преисподней, прикажи злым утукку, свирепым аххазу терзать её и мучить, прикажи наслать на неё шестьдесят страшных болезней, пусть жгут до скончания времён её тело, пусть, как пламя, пожирают её члены и мышцы, пусть недуг её грудь разрывает, пусть проломит ей бока, как старой лодке. Вот чего я хочу, вот чего требую у тебя, Нергал, хозяин пустынной равнины, – если сделаешь так, прощу обиду, смирюсь с нанесённым мне оскорбленьем.
Отвечал Иркалла мудрому Энки:
– Большое зло причинено твоему дому и миру, оставшемуся без солнца в кромешном мраке. Ты мудр, седой Энки, тебе известно: всякое зло злом остаётся, в каком из миров оно бы ни совершалось, и нет в нём нигде недостатка. Или думаешь ты, что зла, причинённого твоему дому, мало, и просишь меня, хозяина нижнего мира, это зло умножить, подвесив Эрешкигаль вниз головой к каменному небу преисподней, наслав на неё шестьдесят болезней? Если бы ты попросил у меня золота и серебра за оскорбленье в уплату – я бы дал их тебе сколько угодно, ты же просишь у меня зла вдобавок к тому, что уже совершилось. Что ж, пусть будет по-твоему.
Так сказал Иркалла и схватил мудрого Энки за бороду, и вырвал её без остатка. Заплакал Энки, закрыл лицо руками, не посмел перечить Нергалу…
<окончание истории утрачено>
Когда я уже практически закончил перевод этой истории, вместе с которой закончились и присланные Н. фотографии, мне пришло письмо из Германского Восточного Общества. Коллеги уведомляли меня, что получили от Н. полный научный отчёт о её экспедиции, полевые описи и все прочие материалы, предусмотренные выданным ей грантом, а также краткую сопроводительную записку. Н. ни словом не обмолвилась ни о своём теперешнем местонахождении, ни о планах дальнейшей работы; она только сообщала, что передала мне копии части обнаруженных ею письменных свидетельств и некоторые артефакты, а поскольку я, по её мнению, являюсь наиболее подходящим специалистом, она просит привлечь меня к дальнейшей работе над переводом и систематизацией текстов из храмовой библиотеки Ирема. Я несколько раз перечитал письмо, как будто официальные формулировки могли открыть мне больше, чем они в себе содержали. В заключение немецкие коллеги выражали надежду на то, что я смогу отложить свои дела и нанести им визит, в ходе которого мы договоримся о нашем дальнейшем сотрудничестве.
Четыре таблички, присланные Н. помимо фотографий, оказались не чем иным, как закладными «камнями», использованными при строительстве храма. Текст на всех них идентичен и написан каллиграфическим почерком Иля от лица Шаддада.
Богу Нергалу, властителю бескрайних земель, хозяину загробного мира, этот храм воздвигнут Шаддадом, царём Вселенной, строителем Ирема, сыном Эрры.
Н. не допускала сомнений относительно моего участия в её авантюре – ни много лет назад, когда только собиралась отправиться на раскопки, ни теперь, а я никогда не допускал мысли, что она может не вернуться. Вчера наш святой потерял пальмовую веточку – как будто выбросил её за ненадобностью, дописав свою длинную историю. На письмо из Германского Восточного Общества я ответил согласием.