– Напрасно стараешься, незваный гость, ибо мы поставлены возле этих ворот в незапамятные времена, и лишь мы можем открывать и закрывать их. Потому не трать понапрасну силы и отойди подобру-поздорову, или мне придётся поднять свою лапу, освободить её из песка и оторвать от земли, чтобы опустить на тебя, так что дыхание твоё мигом прервётся, и станешь ты бледным трупом, кем и надлежит тебе быть, раз уж ты сюда явился.
Амар-Уту поклонился чудовищу, назвал своё имя и повёл так свою речь:
– Простите меня, вековечные стражи, если я нечаянно потревожил ваше спокойствие и нарушил степенный ход ваших мыслей, я вовсе не имел этого в виду, однако со стражами всех предыдущих ворот мне удалось договориться, а потому я надеюсь, что и вы не станете чинить мне препятствий.
Засмеялись в ответ Шеду, так что эхо их хохота раскатилось по всей преисподней.
– Ну и горазд же ты болтать, сын пастуха и внук пастуха, ну и хорошо же подвешен твой язык! Знай же, что однажды – в незапамятные времена, говорим мы, случилось это, но твой жалкий ум едва ли постигает, о какой немыслимой древности мы ведём свою речь, – так вот, в незапамятные времена устроили боги весёлый пир и напились на том пиру допьяна, потому как именно тогда сварила госпожа Нинкаси особенно ароматное и хмельное пиво. Опьянев от чудесного напитка, начали боги придумывать себе разные развлечения: сначала принялись соревноваться в пении, но, поскольку языки их заплетались, они оставили это занятие и хотели было станцевать, но и с танцами у них не заладилось, потому как ноги их не держали. И тогда придумали боги сообща вырезать что-нибудь из камня себе на потеху, какое-нибудь невиданное создание, которому все они могли бы затем подивиться, и весело принялись они за работу, не зная, что должно у них в конечном итоге выйти. Энлиль вырубил из твёрдого гранита наши тела, жена его Нинлиль вырезала из драгоценного опала наши лица, рубинами украсил наши губы Син. Закончив работу, отошли боги в сторону, но к тому времени они уже немного протрезвели и оттого ужаснулись созданным чудовищам, потому как не были эти чудовища похожи ни на одно из небесных или земных созданий, но походили на всех вместе взятых, и эта-то схожесть со всеми и потому – несхожесть ни с кем и была уродством в глазах богов, потому как рога, венчающие наши лбы, были бы хороши на лбу быка, но никак не на лбу прекрасной девы, а ты уже мог заметить, что у нас женские лица, – лица, обрамлённые мягкими женскими кудрями, но в то же время снабжённые жёсткими мужскими бородами! И не понятно, кто из нас кто – у каждого есть по одной женской и по одной мужской груди, но, если мы поднимемся из песка, ты увидишь, что боги забыли снабдить нас как женской, так и мужской статью, а потому мы вовсе не двуполы, что можно было бы назвать божественным совершенством, но девственны и бесплодны, а это весьма далеко от совершенства и является как раз его противоположностью. Это и тебе, сыну пастуха и внуку пастуха, а потому безграмотному тупице и грубияну, должно быть понятно! Так глядели на нас боги, застыв в изумлённом отвращении, пока не подала голос дева Инанна, и так повела она свою речь: «Братья и сёстры, для чего вы сотворили этих чудищ, которые не похожи ни на одну из небесных или земных тварей, но походят на всех них вместе взятых?! Только спьяну и ради потехи можно было вытесать их из камня, только сдуру можно было приделать к львиному тулову орлиные крылья и увенчать женский лоб бычьими рогами! Кому их ни покажи, все будут смеяться и потешаться! Оставим ли мы их здесь среди нас, в нашей райской стране, – они превратят её в болото и пустыню, распространяя вокруг себя одну только мерзость! Отошлём ли мы их в мир смертных, чтобы люди над нами смеялись и потешались, и спрашивали друг у друга, до чего это додумались премудрые боги, что за дрянь они сделали своими руками! Так давайте же объединим наши силы, возьмём этих чудищ, размахнёмся все вместе и швырнём их подальше, чтобы больше не видеть!» Так говорила Инанна, и все с ней согласились, и схватили нас боги, размахнулись все вместе и швырнули одного за другим, чтобы нас больше не видеть. Их совместных усилий хватило на то, чтобы забросить нас в самый центр бесплодной пустыни, где нас, зарытых в горячий песок, нашёл властелин царства мёртвых, когда бродил там в раздумьях, погружённый в свои невесёлые мысли. Он любит иногда погулять по пустыне, по склонам высоких гор или по берегу моря – иными словами, там, где безлюдно и куда не придут его братья и сёстры, ведь на земле они любят лишь свои города и храмы, где отдыхают от веселья и принимают щедрые жертвы. Так вот, Иркалла, погружённый в раздумья, запнулся о торчащий из песка каменный рог и сильно ушиб свою ногу, что, конечно, заставило его остановиться и обратить внимание на то, что так некстати нарушило ход его мыслей. И тогда повелел он пескам расступиться, и взглянул на нас, а затем, подняв в удивлении брови, говорил так: «Что за диковинные звери? Несомненно, их создали мои братья и сёстры – едва ли смертные могли добиться такого совершенства линий и такой тонкой отделки материала, однако вряд ли боги сотворили их, именно их и имея в виду, приступая к работе. Пожалуй, они вытесали этих тварей из камня, побуждаемые каким-то безумьем, а затем, придя в себя, зашвырнули их куда подальше, чтобы больше не видеть. Ну что ж, у иных ума так мало, что они оказываются гораздо разумней, когда вовсе его теряют, потому как рассудительность их на деле оборачивается только слепотой и глупостью. Вижу, что они позабыли снабдить этих существ глазами, но это и к лучшему, ведь я могу сделать для них глаза гораздо более подходящие, чем кто-либо из этих олухов и пьяниц». Так сказал Иркалла и дал нам глаза из чёрного оникса, и глаза эти видят с лёгкостью на свету и во тьме, и проницают насквозь души, и знают прошлое, настоящее и будущее. Дав же нам эти глаза, Иркалла говорил так: «Теперь у вас есть глаза, которыми вы можете видеть, но мои глупые братья и сёстры никак вас не назвали, а это уж совсем никуда не годится, ведь у всякого должно быть его имя, а потому я нарекаю вас Шеду, что значит – охраняющие, и отныне вы принадлежите мне и будете служить мне до скончания времён». И мы склонились перед ним и клялись ему в вечной верности и послушании, и он поставил нас стражами седьмых и главных ворот его города, чтобы мы испытывали всякого приходящего вопросом. Если ответишь на наш вопрос, незваный гость, мы пропустим тебя, если же не ответишь – сделаем тебя бледным трупом, ведь не зря нам было дано имя Шеду, которое мы носим совместно. Вопрос же такой: сколько раз единица входит в число одиннадцать, двойка – в число двадцать два, тройка – в число тридцать три, четвёрка – в сорок четыре, пятёрка – в пятьдесят пять, шестёрка – в шестьдесят шесть, семёрка – в семьдесят семь, восьмёрка – в восемьдесят восемь, а священная девятка – в девяносто девять? Не торопись с ответом и хорошенько подумай, ведь времени у нас – целая вечность.
Амар-Уту помнил доброе поучение Нидабы, покровительницы письма и счёта, и отвечал так:
– Это, несомненно, вопрос, достойный мудрых стражей седьмых ворот, однако же сын пастуха и внук пастуха вовсе не такой простак и грубиян, каким кажется на первый взгляд, и без промедления даст вам ответ, потому как единица входит в число одиннадцать, двойка – в число двадцать два, тройка – в число тридцать три, и так далее, – дважды на письме, и в каждом случае лишь дважды, но на деле всякий раз – дважды по четыре и один раз по три, что в сумме составляет одиннадцать, и если добавить к этим одиннадцати ещё единицу, то получится число знаков зодиака и число месяцев в году.
Удивились Шеду, ведь это был верный ответ, и даже избыточно верный, ведь про число знаков зодиака и число месяцев в году они вопроса не задавали, а всё же это добавление пришлось им очень по нраву, и сказали они Амару-Уту, незваному гостю:
– Ты изумил и поразил нас, сын пастуха и внук пастуха! Оказывается, ты вовсе не простак и не грубиян, каким кажешься на первый взгляд, а потому мы пропустим тебя. Мы знаем, что тебе пришлось получить многое и отдать многое, пока ты шёл сюда, и теперь ты не имеешь ничего и ломаешь голову, как тебе предстать перед нашим хозяином с пустыми руками. Не тревожься об этом, ведь древняя пословица гласит: «У кого много серебра, возможно, и счастлив; у кого много зерна, возможно, доволен; но крепкий сон у того, у кого нет ничего», потому смело иди к Иркалле, ибо он мудр достаточно для того, чтобы оценить ничто по достоинству.
С этими словами открыли Шеду перед Амаром-Уту тяжёлые створы последних ворот и, поблагодарив суровых стражей, вошёл он…
Табличку наискось пересекает широкая трещина, уничтожившая, насколько я могу судить, сразу несколько «абзацев». Скорее всего, речь в них идёт о путешествии Амара-Уту по городу Иркаллы в сопровождении немногословного Намтара, вершителя судеб и верховного судьи мёртвых. Странно, однако, насколько Намтар, на которого возложена столь большая ответственность, беспечно отлынивает от своих обязанностей и вместо их прилежного исполнения занимается решением собственных проблем. Неудивительно, что не только про некоторых людей, но и про целые города можно без особенного преувеличения сказать: «Он как сквозь землю провалился, потому как судьба его была занята другими делами».
Любопытно имя главного персонажа, которое в переводе означает «бык солнца» или «телёнок солнца»; если же буквально, то телёнок он – утром, а днём он же – бык, умирающий или, вернее, спускающийся на другую сторону света с наступлением ночи, но наутро неизменно возвращающийся всё тем же телёнком.
Как бы Н. прокомментировала эту историю? Она не оставила мне никакого способа связи с ней, а обращения в различные азиатские и восточные общества, которые могли бы иметь отношение к её исследованиям, ничего не дали: отовсюду ответили, что понятия не имеют об Н. и её поисках Ирема, причём некоторые из коллег не стеснялись в выражениях, что неудивительно, учитывая некоторую