- "Как шлюха подзаборная", - обязательно бы сказала бабушка и смачно сделала бы любимое «тьфу».
- "Чего еще ждать от Зотовской породы", - причитала бы моя мать, взявшись руками за лицо и качая головой.
Еще в девяностые сестра моего отца, тетя Марина, ушла от своего мужа к любовнику. Дядя Сережа работал вахтовиком на севере, приезжал редко и чаще всего во время отпуска пил запойно, распускал руки и третировал её с детьми.
Несмотря на это, собственная семья женщину практически прокляла, когда она влюбилась в своего коллегу. Спокойного работящего мужчину с руками. До сих пор помню, как моя мать встречаясь с тетей Мариной на улице даже не здоровалась и презрительно на нее смотрела, а мне приходилось стыдливо опускать глаза.
Сейчас я словно опять вернулась в детство, в то мерзкое чувство стыда.
Опускаю руку между ног, там просто потоп во имя Матвея Андреева. На мужа я никогда так не реагировала. Это какой-то заговор собственного тела против меня.
Быстро собираю вещи, проверяю еще раз в зеркале горящие щеки, губы и пулей лечу к выходу из раздевалки. Но только я открываю дверь, как сильные руки вталкивают меня обратно.
Матвей тоже после душа. Волосы влажные, одет в джинсы и черную футболку. Лицо невозмутимое. Без иронии или самодовольства.
Бью его по груди.
- Дай пройти, - повышаю голос.
- Успокойся, - говорит он хрипло. – Какая муха тебя укусила? Ничего особенного не произошло.
- Ничего особенного? – нервно смеюсь. – Ты больной? Скажи мне?
- Я здоровый. У меня есть справка. Пойдем в кабинет, я тебе покажу.
Господи, слава богу хоть не заразный! Чем там можно заразиться через слюну? Перебираю возможные варианты.
- Никуда я с тобой не пойду, - яростно тыкаю ему пальцем в твердую грудь. – Пропусти меня.
- Сначала ты успокоишься, Вика. За руль в таком состоянии не сядешь, - твердо отвечает. – Пойдем я налью тебе чай.
Мне хочется топать, кричать и орать. Мне хочется, чтобы этого дня вообще в моей жизни не было.
А он мне почаевнивать предлагает?
Одно дело посмеяться с Машей над тем, чтобы завести любовника. Другое дело – сосаться с тренером по танцам. При живом муже. Не важно, какой этап мы переживаем.
Как мне теперь договариваться со своей совестью?
- Только чай, Вика, - повторяет еще раз Матвей, смотря на меня сверзу вниз.
- Ты меня больше пальцем не тронешь, - опять тыкаю его в грудь.
- Хм, - обворожительно улыбается, от чего тут же проступают ямочки на его щеках. – По-моему последние две минуты пальцем меня трогаешь только ты.
Перевожу взгляд на свою руку.
Блин. Он прав.
- Пойдем? – открывает дверь. – Просто поговорим.
Я не знаю зачем я иду за ним, но догадываюсь, что скорее всего, чтобы усыпить свое острое чувство вины. Посмеяться над ситуацией.
Мол у кого не бывает.
Я жду от него извинений в стиле «Извини, я тебя перепутал».
Одновременно жду и одновременно не хочу, чтобы это было правдой. Почему-то то, что он мог поцеловать меня по ошибке отзывается в груди неприятным шипением.
Узкий коридор заканчивается входом в небольшой кабинет. Стены здесь увешаны дипломами и сертификатами. На полках большое количество небрежно расставленных кубков. В центре кабинета довольно большой стол, который сложно разглядеть из-за большого количества бумаг на нем.
- Садись. Чайник поставлю, - говорит Матвей, сгребая документы в центр стола и расчищая место.
- Ну и бардак, - говорю брезгливо, размещая сумку на стуле.
- Я творческий человек, - пожимает плечами.
- Отличное оправдание для неряхи.
Матвей молча разливает чай в кружки. Из-под опущенных глаз слежу за движениями его сильных рук, то и дело вспоминая как он сжимал ими мои ягодицы, вдавливал мое тело в свое и гладил.
Бесконечно гладил.
- Я хочу извиниться перед тобой, - говорит сосредоточенно.
- Хорошее начало, - говорю учительским тоном, принимая от него кружку.
- Нет, я серьезно. Ты была такая податливая и открытая, что не сдержался. Башню снесло напрочь.
Мои щеки безнадежно краснеют от того, как легко он произносит правду. Не юлит, в голосе нет насмешки или злорадства. Это заставляет меня немного ослабить хватку.
- И часто у тебя башню сносит? – интересуюсь, отпивая чай.
- Настолько – впервые.
- Угу, - киваю головой многозначительно.
- Не веришь? – обворожительно улыбается.
- Мне нет до этого абсолютно никакого дела, - отворачиваюсь.
Молчаливая пауза затягивается.
- Ты ответила на поцелуй, - говорит он тихо.
Закатываю глаза.
- Самоуверенный мальчишка, - шиплю. – Мы просто танцевали. Ты сам сказал, что через танец можно показать все свои чувства и эмоции. Все это время я представляла мужа.
- В смысле? – его лицо краснеет.
Ангельски улыбаюсь, отставляя кружку. Кажется, чья-то самоуверенность тает, как снег ранней весной.
- А чему ты удивляешься, Матвей? – легко смеюсь. – Ты думал, что я там в зале тебя целовала? Это просто недоразумение. Не-до-ра-зу-ме-ни-е.
Пристально на меня смотрит, словно высчитывая вероятность и правдивость этой информации. На его лице появляется наглая улыбка:
- Так может закроешь глаза, и я трахну тебя как следует? Раз у тебя всё неплохо с воображением.
Скалит белоснежные зубы.
- Помечтай, Андреев, - говорю, резко вставая.
Подхватив сумку, иду к выходу.
- Забавная ты, Вика, - слышу за спиной. – Говорила, что имя мое не запомнишь. А уже и фамилию выучила…
Глава 10. Виктория.
Новая неделя начинается с моей нескончаемой радости. Пару раз в год Лёша, как руководитель направления, уезжает в незапланированную московскую командировку на обучение. В этот раз оно продлится две недели. Во вторник бережно собираю ему чемодан, чтобы ничего не забыл, и мы с Марком везем его в аэропорт.
- Пап, - спрашивает сын, болтая ногами. – А ты будешь по нам скучать?
Муж, как обычно погрузившись в мобильный, никого вокруг не замечает.
- Свободин, - шиплю, толкая его в плечо.
- Что тебе? – срывается он криком, оторвавшись от экрана.
- Пообщайся с ребенком. Ты две недели его не увидишь.
Честно сказать, я жду момента, когда оставлю его на парковке и надеюсь, что эти две недели немного заставят нас соскучиться друг по другу. Потому что жить так дальше становится просто невыносимо.
Я не знаю, как это объяснить.
Больно даже не от того, что он больше не любит, не ценит и не хочет понимать. А от того, что раньше всё это было. От того, что чувствуешь – уходит что-то безвозвратное и трепетное. Уходит навсегда. А причину ты не знаешь.
- Да, Марк, - говорит Леша, блокируя телефон.
- Ты будешь по мне скучать, пап?
- Конечно, сын, - кивает.
- А по маме?
В салоне машины возникает неловкая пауза, которая будто оголяет скопившееся взаимное раздражение.
- И по маме... естественно буду. А мама по мне будет скучать? – спрашивает он едко, разворачиваясь ко мне.
Забираю воздух, чтобы вытерпеть оставшиеся пару километров.
- Платки сушить устану, дорогой, - язвлю.
- Мам, а что это значит? - подхватывает сын сзади.
- А это значит, Марк, что наша мама очень жестокая, - отвечает за меня муж и грубо добавляет: – Ты можешь перестроиться, че ты тащишься за этим тихоходом?
Перестраиваюсь в левый ряд, удостоверившись в том, что он пустой.
- Жес-то-ка-я… Как Росомаха из Марвэла? – испуганно спрашивает младший Свободин.
- Хуже, - тихо отвечает муж, снова уставляясь в телефон.
Агрессивно стискиваю руль от обиды.
- Росомаха страшный, а мамочка красивая, - продолжает рассуждения сын. – Совсем не похоже.
- Спасибо, Марик, - улыбаюсь через силу ему в зеркало.
Долго стоим в пробке на въезде и наконец-то заезжаем на парковку.
- Пока, пап.
- Пока, - Леша открывает дверь и разворачивается ко мне. – Пока, Вик.
- Счастливого полета, - киваю, глядя в лобовое стекло.
Облегчение. Это все, что я испытываю, когда в дверях терминала скрывается фигура человека, с которым я прожила бок о бок пятнадцать лет.
Облегчение и немного досады.
Во вторник задерживаюсь на работе и забрав сына из детского сада, понимаю, что никак не успеваю закинуть его к маме до занятия в танцевальной школе. Опоздаю. Приходится везти его с собой и размещать рядом с Яной в зоне для клиентов. Выдаю свой телефон и наказываю вести себя максимально тихо. Девушку тоже предупреждаю, чтобы сообщила мне, если возникнут какие-то проблемы. Она испуганно кивает, но не возражает на навязанную заботу о ребенке.
Быстро переодеваюсь в легинсы и короткий топ, убираю волосы в высокую шишку. На ноги натягиваю танцевальные чешки.
Максим как обычно собран и серьезен. Никаких прикосновений. Никакого контакта. Во всяком случае таких, от которых сносит крышу. Пока разминаемся думаю о том, что неплохо было бы освободить четверг и прекратить субботние тренировки с Андреевым. Так будет правильно, хоть внутри и просыпается сожаление. Понять себя сложно, а принять собственные противоречивые эмоции еще сложнее.
Из зала выхожу взмокшая, но энергии хоть отбавляй. Первым делом иду проверить сына. На том месте где его оставила только рюкзачок с Человеком пауком и кепка с ним же. За стойкой ресепшн пусто.
Проверяю в раздевалке – никого нет. Иду по коридору, заглядывая в другие помещения, которые оказываются закрытыми. Пока не дохожу до конца коридора и не дергаю дверь в кабинет Андреева, успеваю забеспокоиться.
Дверь тут же поддается и вниманию предстает мой сын, восседающий за столом в директорском кресле. Рядом с ним на столе кружка и несколько разноцветных фантиков от конфет.
- Вот ты где, - прохожу в кабинет, игнорируя его владельца, сидящего на диване в углу кабинета.
- Привет, - раздается за спиной бархатный голос.
- Мам, Матвей мне дал конфеты. Ты же не будешь ругаться? – спрашивает настороженно сын.