Может, то же случилось и с нашим управляющим? Отсиделся где-то вдалеке, а когда, по прошествии времени, вернулся на место, уже сам без плана ничего не смог отыскать. Ну, а потом, за ненадобностью, открыл секрет моему сызранскому знакомому.
Первая же история объясняла, почему ценности не были изъяты раньше. До 30-х годов ещё боялись старых хозяев, вполне могших прислать внезапную весточку из своего эмигрантского далёка.
Содержимое же папки с вырезками показалось мне менее интересным. Там сообщалось о дворянских, купеческих, кулацких кладах спрятанных в ту смутную эпоху и случайно обнаруженных впоследствии. Прятали много, это я и так знал. Меня больше интересовало происхождение самой папки. Кому это пришло в голову на протяжении многих лет копировать статьи о кладах из десятков газет и журналов?
Вечером явился Дорогокупец. От него пахло свежестью и одеколоном. Оказывается, он уже съездил в Москву.
– Клиентка позвонила, пришлось срочно ехать. Кое-что и по нашему делу привёз.
Добычей оказались книги «Город Сызрань», какой-то сборник воспоминаний о гражданской войне в Симбирской губернии и история славной пятнадцатой Инзенской дивизии. По счастливому лицу Алексея я понял, что улов богатый. Заодно поинтересовался и происхождением папки о кладах.
– Это один мой знакомый библиограф одолжил. У него много всякой всячины, накопанной за годы работы в газетах и журналах.
– Библиотекарь?
Вернувшийся с заработков маг улыбнулся. Он как раз ставил на плиту кастрюлю с водой, в которой предстояло сварить привезённые им пельмени. Я же занялся самоваром. Впереди был длинный вечер, телевизора на даче, как и положено в обители философа, не было, а, следовательно, единственно разумным занятием было многочасовое чаепитие под нескончаемые российские разговоры.
– Вы, наверное, считаете, что главное в занятии библиотекаря – это следить, чтобы не воровали книги?
– А что, он должен взирать на это равнодушно?
– Тогда, чему, по вашему, нас учат в институтах?
Я покосился на дядю Борю, аккуратно расставляющего печенья и варенья.
– Раньше учили научному коммунизму, сейчас – не знаю… Хотя, если отбросить шутки в сторону, я действительно не знаю, в чём состоит работа библиотекаря.
– В поиске нужной книги. Как видите, работа очень похожая на вашу. Вы, конечно, думаете, что в отличие от ваших подопечных книги не бегают, не прячутся, не путают следы и не оказывают вооружённого сопротивления? Тогда зачем люди ищут их годами, прячут в спецхраны или наоборот, покупают за огромные деньги? Это целый океан, безбрежный и бездонный. А библиограф – штурман, помогающий нам найти в нём путь.
– Кстати, символом библиографии издревле считался золотой ключ, – вдруг подал голос старый философ.
– Почему именно он?
– Золото всегда считалось символом солнца, света. А символика ключа, я думаю, и так понятна. Человека, сведущего в книгах, считали как бы привратником истины. В век интернета это подзабылось. Ты что-нибудь узнал нового, Леонид?
Я поделился своими размышлениями. Дядя удовлетворённо кивнул:
– А ты, Алексей, что думаешь по этому поводу?
– Я говорил со многими знакомыми библиографами. Они говорят, что вряд ли я найду ещё что-либо интересное об интересующем нас месте и времени. В основном, это однотипные воспоминания или общие схемы событий. Всё, что посчитал важным – привёз.
– А о самой госпоже Перси-Френч?
– Говорят, о ней что-то писали ульяновские краеведы, да в газетах начала века что-то было в связи с гончаровскими торжествами. По моему, она соорудила в своём имении Киндяковка беседку, описанную в романе «Обрыв». Но ульяновские материалы я не стал доставать, Леонид ведь всё равно туда поедет, я запрошу список статей и авторов, он сможет со всем этим разобраться на месте. Ещё один знаток экслибрисов обещал узнать насчёт Перси-Френч, не было ли у неё личного знака для своей библиотеки.
Я был, как профессионал, поражён оперативностью и размахом, с которым делаются дела в этом закрытом от постороннего взгляда мире библиографов. Воистину эти хранители заветных картотек, папочек и каталогов держали в руках золотой ключ, открывающий простым смертным путь к желанным знаниям. Наверное, был какой-то знак судьбы в том, что в этой истории на моём пути оказался этот книжный лоцман с его столь специфичными и необходимыми связями и знаниями. Вслух я спросил:
– А зачем нам ещё и хозяйка усадьбы?
Дядя долго не отвечал. Он неторопливо размешивал чай, глядя, как медленно вращается вода в стакане, а потом сказал:
– Не знаю. Только госпожа Перси-Френч унаследовала своё имение, в котором стоял масонский храм, от своих предков Киндяковых. Так вот. В списках ни одной из российских масонских лож они не значились.
VI. Принцесса из страны эльфов
О, память сердца! ты сильней
Рассудка памяти печальной.
Прохладным майским днём по площади напротив ленинского мемориала в Ульяновске неторопливо шёл пожилой мужчина. Свежий ветер с Волги трепал его полуседые волосы и светлый старенький демисезонный плащ, помнивший ещё эпоху Брежнева. Человек чуть прихрамывал и опирался на изящную самшитовую трость. Он постоял печально у пустого бассейна, в который, некогда, многочисленные туристы, посещавшие родину Ленина, бросали монетки, снял большие круглые очки и неторопливо протёр платочком толстые стёкла. Только очень хороший физиономист смог бы узнать в этом стареющем джентльмене отставного капитана внутренних войск Леонида Малышева.
Тем не менее, это был я. Вот уже вторую неделю я жил в Ульяновске. Капиталистические отношения уже прекрасно прижились и на родине вождя мирового пролетариата. Во всяком случае, мне было вполне достаточно предварительно позвонить из Москвы в одно из агентств по недвижимости, найденное племянницей в интернете, чтобы сразу по приезде в Ульяновск, мне вручили ключи от квартиры, предоставленной в моё полное распоряжение на ближайшие два месяца. Правда, цену заломили такую, что я мысленно невольно согласился с некоторыми высказываниями Владимира Ильича, как известно, очень не любившего мелкую буржуазию.
Что же касается внешности, то это целиком заслуга моей сестры. Когда я, уже в самом конце апреля, заявился к ней изрядно обросшим и заявил, что хочу носить изящную интеллигентскую бородку, она сразу схватилась за телефон. До этого, увидев меня, она, правда, схватилась за сердце.
– Никакой самодеятельности! – решительно заявила сестра, – Поедешь к моему знакомому визажисту, и он всё сделает.
На мои попытки возразить она даже не обратила внимания.
– Лёнечка! Я всегда считала тебя настоящим мужчиной. Не разочаровывай меня. Разве это мужское дело – заниматься собственной внешностью? Доверь это женщине, – и, видимо, чтобы не напугать меня окончательно, добавила, – про деньги ничего не спрашивай. Я уже обо всём договорилась.
Наверное, стрижка в таком салоне стоила 3—4 пенсии отставного капитана.
Прибыть было нужно точно в указанное время. Едва переступив порог и вдохнув запах какого то изысканного парфюма, я вспомнил чью-то шутку, что визажист – это не профессия, а сексуальная ориентация. Во всяком случае, нетрадиционность этой ориентации моего мастера не вызывала никакого сомнения. Проведя наманикюренными пальчиками по моей шевелюре, он нежно спросил:
– Хотите придать себе солидность?
– Хочу выглядеть постарше и поинтеллигентнее.
Он явно удивился:
– Вы первый человек, который обращается ко мне с такой просьбой за последние десять лет. Все хотят выглядеть помоложе и понапористей, – мастер на секунду задумался, – Хотите, я сделаю из Вас немолодого профессора, обдумывающего прожитые годы? В прошлом почёт и уважение, в настоящем – разочарование и неуверенность в завтрашнем дне?
– Что-то вроде бывшего преподавателя научного коммунизма?
– Именно! Вы замечательно уловили мою мысль! Именно научного коммунизма! Адепт могущественной лженауки, привыкший поучать свысока, вдруг оказывается совершенно в другом мире. Представляете? Астролог, предсказывавший судьбы царей и империй, вдруг очутившийся в стране туманов, где никогда не бывает звёзд!
Мастер смотрел на меня с восторгом и обожанием. Казалось, сейчас он меня поцелует.
– Элен! – радостно завопил он куда-то в приоткрытую дверь, – немедленно позвоните Светлане Дмитриевне и перенесите визит. Извинитесь, скажите, что непредвиденные обстоятельства. Мне понадобиться время! Уйма времени! В конце концов – пошлите её к чёрту! Деньги я всегда заработаю. Но я не могу упустить шанс! – добавил он с придыханием.
После чего наманикюренные пальчики впились в мою шевелюру. При этом визажист без умолку болтал:
– Я, честно говоря, готовился совсем к другому. Ваша сестра сказала мне, что Вы махнули рукой на свою личную жизнь, записали себя в старики, долго пребывали в апатии, но под влиянием весны и дядюшки-философа решили, что ещё не всё кончено. В общем, я ожидал очередного молодящегося джентльмена, готовящегося попытать счастья в удачной женитьбе.
Ну, сестрёнка, молодец! Впрочем, она никогда не отличалась проницательностью. А вот визажист поэт! Не зря дерёт с клиентов бешеные деньги.
– Значит на молодящегося джентльмена я не похож?
– Что Вы! Вы человек смелый, умный, очень решительный. Уж никак не раб обстоятельств! Для Вас смена имиджа не жизнь, а всего лишь игра. Понимаете, очень часто смена внешности оказывает сильное влияние на самого человека. Он подстраивается под свой образ, и образ порабощает его. Поэтому, человек так болезненно относиться к переменам во внешнем виде. Сильных и кардинальных изменений не боится лишь тот, у кого либо очень сильная внутренняя основа или вообще никакой, – он на миг задумался, – В волосы мы добавим седины.
Как всё-таки мало, оказывается, знал о работе парикмахера. Меня подстригали, подравнивали, мазали какими-то кисточками. Иногда мастер замирал, задумавшись, покачивал головой: «Не то, не то…» и снова начинал внимательно всматриваться в моё лицо, словно хотел увидеть что-то где-то в глубине головы.