человек, конечно. Но простить – не простила никогда. Разочаровалась я в них, в мужчинах».
И тянется от матери к дочери, от женщины к женщине мудрость о том, как легче пережить пытки, как поудобнее устроиться на дыбе. Как ненавидеть и по-умному «отшивать» других женщин.
Сколько женщин просто развернулись бы и ушли, если бы были уверены в своем финансовом будущем, уверены в своих силах? Сколько из них осталось бы, потому что они хотели этого сами? Пока мужчина остается ресурсом, нам этого не узнать. Многие на всю жизнь остаются с чувством, что это не было их добровольным выбором. Это мешает истинному, искреннему воссоединению с партнером. Многие до конца жизни таят в глубине души обиду, отнимающую у них и силы, и радость.
И, кстати, от тех 9 вернувшихся мужей, как мне сказали, 9 женщин затем уходят сами. Если вы вступили в брак или отношения по любви, то вам будет очень сложно жить с человеком, который вернулся к вам не потому, что выбрал вас, осознав, что хочет быть с вами, а потому, что кто-то просто нащупал в нем некие нужные кнопки.
Так традиционный брак становится ловушкой, нас заманивает в него идея обрести нечто большее, чем есть мы сами (партнера, любовь, родственную душу), а удерживает внутри – страх потерять. И особенно очевидно это становится в момент измены. Причем это ловушка и для мужчин, и для женщин.
Мужчины – в странной ситуации. С одной стороны, традиционное воспитание все еще диктует мужчине, что он должен быть мужчиной. Но что это значит, что сегодня кладут в эту «гендерную коробочку», мало кто понимает в нашем быстро меняющемся мире. При этом «мужественность» или даже «маскулинность» постоянно надо подтверждать, надо как-то показывать внешнему миру каждый божий день, что ты – мужчина.
В разные времена и в разных культурах существовали разные практики инициации из мальчиков в мужчин и из девочек в женщин. Даже служба в армии в СССР была своеобразным ритуалом инициации: к не служившим мужчинам относились презрительно-подозрительно, «не служил – не мужик». Женская инициация на сегодня как будто все та же: стать женой, стать матерью, стать любимой. А вот мужская сейчас «потерялась». Неясно, что и когда делает тебя мужчиной. Посаженное дерево? Построенный дом? Выращенный сын? Борода? Мускулы? Ключи от автомобиля?
Наличие подруги, семьи и детей вроде бы тоже ступеньки мужской инициации. Но их будто недостаточно, чтобы быть «крутым мужиком», потому что «маскулинный перформанс» – демонстрация другим того, что ты мужчина, требует постоянного обновления и повторения.
«Сценарии мужественности» побуждают кого-то быть «крутым мужиком», зачиная и не воспитывая детей, заводя много связей и бросая их. «Крутым мужиком» можно прослыть, хвастаясь фертильной силой и потенцией – отсюда «меняю одну сорокалетнюю на двух двадцатилетних», молодые «трофейные партнерши», новые дети на склоне лет (которыми снова занимается мать, а отец все больше гордится).
Традиционная маскулинность – это ведь история не про нежного отца, который наравне с матерью растит ребенка. Она – про добытчика, владыку, господина, хозяина в доме, альфа-самца, завоевателя, покорителя, рыцаря без страха и упрека. Завоевание женщины – тоже способ почувствовать себя мужчиной. Так рождается своеобразный российский сценарий мужской инициации. Через измену тот же самый разлом, который женщины проживают внутри, мужчины «размещают» снаружи: «сохранение нажитого» с одной женщиной и попытки подойти к безднам собственной души – с другой.
Жизнь в аду
Я уже писала выше, как рождаются истории о темных силах и привороте. Любимого человека будто подменили. Он отвечает на вопросы невпопад, становится раздражителен и агрессивен, избегает взгляда в глаза, плохо спит, становится недоволен собой, вдруг кидается совершать необычные поступки, начинает интересоваться чем-то новым, к чему никогда не испытывал интереса. Придирается ко всему на свете. Находит во всем недостатки. Цепляется к вам, как будто специально, чтобы спровоцировать ссоры.
Основа этого поведения – чувство вины. Вызванное тем, что: а) ему не все равно, он понимает, что сделает больно, и ему самому нехорошо от этого факта; б) нежеланием и невозможностью остановиться, отказаться от адюльтера на этот момент жизни.
Мучительное чувство вины переживается как огромный личный душевный дискомфорт. Оно невыносимо и поэтому быстро превращается в гнев. В гнев… на тех, кто рядом. Особенно на жену или партнершу. Ведь в искаженной и мало осознаваемой логике инициатора измены именно партнер (или партнерша) и есть источник дискомфорта. «Я мучаюсь, потому что виноват перед тобой» превращается в «Я мучаюсь из-за тебя». Таким парадоксальным образом «виновник» злится и перекладывает ответственность на того, кто рядом. Начинаются многочисленные придирки на пустом месте. Ссоры, затеянные для возможности сказать себе: «Ну и стерва же ты» – и еще раз внутренне подтвердить, что «по ту сторону» – совсем другой человек, ангел.
А порой и вполне дьявол или дьяволица. Некогда в сексологической литературе это называли «комплексом Мадонны-Блудницы». Там, где секс и все, что с ним связано, считается чем-то «нечистым», неприличным, всегда рождается искусственный запрет, с которым сталкивается естественное человеческое желание. То, что находится по ту сторону запрета, становится интересным и желанным, но постыдным. Чем-то, что приличные люди друг другу даже не очень предлагают. Люди с такими убеждениями нередко выбирают себе в партнеры/партнерши кого-то «правильного»: хорошую мать и надежную жену, не изменяющего мужа, нередко не по любви, а из рациональных мотивов или говоря себе: «Зато меня любят». После чего обнаруживают себя в романах с «блудницами» и «прелюбодеями», с теми, с кем они могут позволить себе постыдную, теневую сторону секса. Таким людям свойственна социальная моногамия. Основной партнер у них «на пьедестале», а меняющиеся любовницы или любовники никогда на пьедестал не взойдут. Ну, а одна из функций «правильной», почти святой женщины – принимать обратно блудного мужа и понимать, что ее статус «выше этого».
Так что у «приворота» простое объяснение. Чтобы все новое стало «хорошим» и легитимным, нужно, чтобы все старое стало «плохим». Либо «плохое» и «хорошее» должно заведомо лежать в «разных корзинах».
Как жить во всем этом пострадавшей стороне, если при этом она зависима, продолжает жить с изменяющим под одной крышей и буквально каждый день ее проходит как в аду?
Прежде всего – выстроить границы. Это сложно, но не невозможно. Вообразите, что вы в некоем пространстве, из которого невозможно выйти в данный момент (но это не навсегда), например на борту космической станции. При этом ваш коллега-космонавт не в себе. Вы не знаете, насколько серьезно его состояние, и не знаете, как долго оно будет длиться. Но сойти с корабля пока невозможно. Ваша задача – найти на этом космическом корабле безопасные ниши. Пространства, где вы: а) будете в безопасности; б) сможете укрыться от надвигающегося конфликта и провокаций; в) будете восстанавливать силы, а их в такой ситуации уходит немало. И, конечно, не нужно забывать отправлять в космос сигналы с просьбами о помощи.
Эти пространства внутри «космического корабля» могут быть физически существующими, а могут быть «внутренними» – спрятанными в самом человеке.
«Муж завел роман, но не совсем ушел, а мог заявиться домой в любое время; и то ночевал, то не ночевал, под предлогом того, что ему нужно видеть наших маленьких детей. Уйти я не могла, квартира – его, я в декрете, денег нет. Родные не близко. Мама сказала: „Терпи“. Я терпела. Решила, раз уж ничего не могу, хотя бы не буду нервничать. Но это было сложно. Как только я выстраивала какой-то порядок, расписание, план на день – он мог ворваться и чего-то требовать, и все летело к чертям. Помню, было лето, можно было свозить детей на дачу к его маме. Он нас повез, и по дороге – любовница ему звонит. Он делает резкий разворот через две сплошных и заворачивает в какой-то двор, чтобы просто там припарковаться и с ней поговорить по телефону! Маленькие дети на заднем сиденье! Я сорвалась, била его чем попало, он вышел из машины и, слышу, говорит в трубку: „Сейчас справлюсь с этой психованной, подожди“. Ушел, вернулся и говорит, что мы никуда не едем, возвращаемся домой, а ему срочно нужно к ней.
Я себя потом два дня чувствовала, как живой труп, будто опустошили меня. И я решила: ок. Я не могу уйти, у меня ничего нет, но я не дам тебе больше таких моих эмоций, не дам меня жрать, не дождешься! И я просто внутренне отключилась. Стала готова ко всему, не рассчитывала на него. Пришел к детям? Хорошо. Сказал, что приду, и они ждали, а не пришел? Тоже хорошо. Доходило до смешного. Он ходил мимо меня и специально ворковал с ней по телефону, демонстративно. А я сидела и листала какой-то художественный альбом и в самом деле – разрешила себе не реагировать, не слушать.
Потом он начал мне заявлять, что я его не люблю, раз мне все равно. Вот так: реагируешь – психованная. Не реагируешь – не любишь. Не поймешь, чего надо человеку.
Но я помню, как мне стало хорошо. Он входит в дом, я немедленно кидаюсь что-то концентрированно делать. Вязать, так, чтобы над каждой петлей думать. Еще мне помогало разглядывать атлас мира. Я отмечала карандашом все места, куда хотела бы попасть. Составляла воображаемые маршруты. Таким образом, я как будто была уже не здесь, не в этой квартире. У меня завелась своя „внутренняя Монголия“. И она до сих пор есть. Никого в нее не пущу. Что я узнала оттуда: нельзя все отдавать партнеру, нужно пространство внутри себя – которое только твое».
Другая история:
«Помню свое удивление и прозрение, когда на мое очередное „Ты поедешь завтра покупать младшему коньки?“ он стал мне объяснять, что не знает, какие у его любовницы планы, и поэтому я должна подождать до завтра, когда это выяснится. И вдруг я поняла, что, пытаясь заставить его что-то пообещать мне и детям, я за него цепляюсь. И спросила себя, а я могу с ними сходить сама? Ведь могу же? С того момента было так: я просто говорила: я завтра с детьми иду туда и туда. У нас завтра такие-то планы. Мы будем делать то-то и то-то. Хочешь – присоединяйся. И как-то стала хозяйкой этой ситуации. А еще поняла, сколько всего могу и умею».