Если убрать социальные предрассудки, то особой разницы в том, с человеком какого пола вам изменили – нет. Вам ведь изменяли не с каким-то набором гениталий, а с человеком.
Самое главное – интимность
Честно сказать, ответить на вопрос, возможна ли профилактика супружеской или партнерской измены, можно и по-другому. Эту профилактику можно обозначить всего одним словом: интимность.
Интимность – ключ ко всему. Мы начинаем с идеализации партнера. Мы влюблены, мы особенные друг для друга, мы вдвоем, пусть весь мир подождет. Через какое-то время наступает «приземление», иллюзии рассеиваются, мы узнаем разные стороны друг друга – не все приятные. Мы знакомимся получше и в чем-то даже разочаровываемся.
Через какое-то время мы наматываем достаточно «разниц» между «как было в самом начале» и «как стало теперь», и это «было-стало» становится почвой для постоянных сравнений. На этом же этапе в паре нередко возникает дисбаланс. Один становится более зависимым от другого в какой-то сфере жизни. Часто это связано с тем, что у пары появляется ребенок, тогда у женщины становится меньше времени и сил. Но дисбаланс может наступить и в связи с тем, что у кого-то выше зарплата и шире возможности.
В это же время могут копиться обиды. Обиды, а также сравнения «было-стало», все чаще напоминают нам, что есть что-то, что сюда, в нашу пару, не вмещается. Наши несбывшиеся мечты, фантазии и надежды.
Вот это переломный момент. Либо мы выйдем и будем говорить о своих желаниях с партнером, либо умолчим и попробуем как-нибудь справиться со своим недовольством. Можно, например, посвятить себя детям. Или уйти с головой в работу. Или в пагубную привычку вроде алкоголя или запойного порнопросмотра. Или изменить.
Либо мы скажем о себе. Так просто, правда? Если бы! Обнажить себя перед другим, рассказать о своей боли, страхах, надеждах и желаниях – это риск. Риск не быть услышанным. Риск не быть понятым. Риск встретить осуждение. Риск потерять партнера или партнершу, а заодно – все, что построено вместе.
Но если мы говорим и нас слышат – это и есть она, интимность.
«Слушай, я расскажу тебе сказку. Она о нас, а может быть, и не только о нас. Она случилась сейчас, а может быть, – никогда. Мы шли друг другу навстречу и любовались не только собой, но и сокращающейся дистанцией. Все было новым и ярким, мы будто стали выше и лучше, в сердце звучала песня, любовь пьянила и оглушала. Все прочие образы и звуки отошли на второй план. Мы оба поднялись над суровой реальностью и обрели свой маленький рай. Это было вчера.
А вот наше сегодня. Мы стоим лицом к лицу в комнате, залитой солнечным светом. Я вижу тебя. Ты видишь меня. Мы так близко, что я вижу твой возраст, твои морщинки, твои страхи и твои дурные привычки, твое нежелание закрывать тюбик зубной пасты и твою аллергию на кошку. Мы так близко, что ты видишь мои проблемы и комплексы, мой пивной животик, мой ужас неуспеха, мою одышку, мой запах пота, мою бессонницу, мои ночные кошмары и мою беспомощность.
Что мы выберем? Отведем ли мы взгляд или продолжим смотреть на нас, настоящих?
Это страшно. Ведь если один отведет глаза, второй останется в одиночестве. Но если смотреть долго, то за морщинками, одышкой, запахами, дурными чертами характера и ночными кошмарами мы увидим главное – человека. Человека возле нас. Никто не расскажет нам, будем ли мы жить долго и счастливо. Никто не расскажет нам, умрем ли мы в один день. С нами всего лишь случится обыкновенное чудо – другой человек».
Любые отношения – риск. Ведь партнерская любовь – не безусловная. Принять другого – не значит стать веганом, если он веган, или полиаморным, если он – полиамор. Принять другого – это признать, что твое – не менее ценное, чем мое, пусть мы и разные. Что ты есть такой как есть, и другой – такой как он есть. Для кого-то такое самораскрытие может стать концом отношений. А для кого-то – дорогой к глубокой интимности.
И тогда мы сможем прислушаться к надеждам и фантазиям друг друга.
И тогда мы сможем быть гибкими в ролях и выровнять дисбаланс.
И тогда мы будем замирать от благодарности и признательности, что этот человек, совсем другой – рядом с нами, здесь и сейчас.
И тогда мы наконец увидим друг друга.
Глава 10Свидетели поневоле
В некоем идеальном мире парам, находящимся в кризисе, даются рекомендации, как пройти этот этап с минимальными потерями. Рекомендации обычно таковы: приняв решение о разрыве, люди вместе сообщают о нем тем, кого это больше всего касается, – детям, затем родным и друзьям.
В мире реальном, прежде чем двое (или больше, если мы говорим о полиаморном союзе) начнут более или менее хладнокровно обсуждать случившееся между ними, в воронку их обостренных отношений уже засасывает детей, родных, родителей, подруг и друзей, а порой и соседей, и коллег по работе.
Когда кризис вызван сексуальной или эмоциональной изменой одного из партнеров – эмоций еще больше. Многие невольные участники этой ситуации узнают о ней раньше, чем она становится совсем острой и выходит наружу.
Дети, которые служили своим родителям прикрытием во время измены, вплоть до того, что их брали с собой в мотели и просили посидеть в соседней комнате. Дети, которые в неурочное время приходили домой из школы и заставали папу не с мамой или маму не с папой. Подростки, которые поняли и догадались, что происходит, раньше, чем это понял один из их родителей. Друзья, случайно увидевшие своего друга целующимся не с женой или его жену, целующуюся не с ним. Тещи и свекрови, которые заподозрили неладное раньше, чем их дети. Те, кого попросили «соврать» и подтвердить алиби изменяющего. Как быть им?
Кроме тех, кто находится в «треугольнике», есть еще их близкие люди, которым порой не менее больно от его острых углов.
Как измена родителей влияет на детей?
Из разговоров со взрослыми уже людьми, у которых один из родителей изменял другому, можно смело делать вывод, что дети – это еще одна группа пострадавших, задетых изменой.
«Мы с сестрами видели, как мама целуется с соседом на нашей кухне. Это было противно. Моя старшая сестра сказала очень злобно, что мама у нас – …, я в первый раз услышала такое слово. Очень было обидно за маму и одновременно хотелось рассердиться на нее, зачем она так делает?»
«Отец брал меня погулять в парк на целый день. Обязательным пунктом такой прогулки было одно кафе. Там меня сажали перед телевизором, давали молока и печенья, и папа уходил куда-то в подсобное помещение с официанткой. Мне нельзя было за ними ходить, папа говорил, что он помогает тете двигать тяжелые палеты, и, если я войду, одна из них обязательно упадет мне на голову. Я понимала, что папа врет и что врет он как-то странно. И еще почему-то понимала, что маме нельзя сказать. Хотя меня никто не просил».
«Мне рассказала бабушка, что когда ей было 13 лет, у ее отца, моего прадеда, завелась молодая любовница. Там село, все про всех знают, не скроешь. Над ее матерью смеялись, мол, чего не удержала своего. Бабушка сказала, что пошла к этой любовнице и за материнские слезы повыдергивала ей косы. Прямо схватила за волосы и таскала по полу, сильная была. Отец, правда, потом бил ее за то смертным боем. Но она, когда это рассказывала, у нее глаза горели и румянец был на щеках. Она не жалела».
«Мама вернулась откуда-то в слезах. Села в прихожей и зарыдала. Полчаса рыдала и ничего не говорила. Очень страшный момент, до сих пор думаю, господи, пристрелите меня, если я такое сделаю со своим ребенком. До сих пор вижу эту картину: маму в полураспахнутом пальто, сидящей на полу в слезах, и я рядом – коротко стриженный ежик в коротких штанишках, 7 лет. Как обнимаю ее: „Мамочка, ну не плачь, ну не плачь, мамочка, ну где у тебя болит?“ А она вдруг: „Не у меня болит, а у папы твоего, кобеля, болит!“ И оттолкнула. Вечером родители ругались. Я сидел за креслом и думал… нет, я не знаю, что я думал… как туман… наверное, чтобы это все скорее прекратилось».
«Мне было 14, обычный подросток. Отец решил уходить, завел другую женщину. Помню, как он суетился в коридоре с чемоданом, днем, пока мать на работе. В глаза не смотрит, бубнит под нос „потом поймешь“. Сказал, я уже взрослый, я мужчина, мать теперь на мне. И ушел. Больше мы с ним не виделись. Я считаю, не можешь не гулять – не женись. Я вот не женюсь, потому что не уверен».
«Мы просто шли с бабушкой из детского сада. И тут она говорит, знаю ли я, что папа у меня – козел? Мне было, наверное, 6, и я обиделся и даже разревелся. Бабушка меня обняла, утешила. А потом объясняла, что у папы другая женщина и что он очень-очень плохой, раз так делает. И что теперь он, наверное, меня бросит. Мне надо говорить ему каждый день: „Папочка, я тебя люблю, не уходи“. Я в тот день спать не мог. Спросил у мамы, когда папа нас бросит? Потом был скандал, мама орала на бабушку, что это все не ее дело. А бабушка на меня, что я предатель. А папа ходил мимо этого, как будто это все было не про него и его не касалось. Я от этого ничего не мог понять. Родители до сих пор вместе. Но ругаются все время».
Как измена в родительской паре влияет на ребенка? Взрослые, читающие эту книгу, это целиком и полностью зависит от вас.
Одна из самых вредоносных стратегий – сделать из ребенка сообщника, который должен будет хранить вашу тайну от второго родителя. Дети любят своих взрослых и доверяют им. Чем младше, тем больше любят и доверяют. У детей недостаточно знаний, чтобы оценить то или иное взрослое поведение, и недостаточно опыта, чтобы сразу определить, что хорошо, а что плохо. Если папа говорит: «Ты же моя любимая дочка, ты же любишь папу, не говори маме, у нас будет свой секрет», – он дает ребенку много-много власти над вторым родителем. По сути, ставит ребенка на одну ступеньку с собой: мы с тобой – partners in crime (партнеры по преступлению), а он или она (мать или отец) – не с нами. Это лестно, к тому же, как не верить тому, кого любишь? Но второго родителя ребенок тоже любит. И он попадает в ситуацию, называемую в психологии «конфликтом лояльности». Это как задать вопрос: «Кого ты больше любишь, маму или папу?» Это выбор без выбора. Ребенок просто не должен попадать в такие ситуации. Ему дороги оба родителя.