Невероятная и печальная судьба Ивана и Иваны — страница 18 из 43

– Я все-таки не совсем тебя понимаю. Почему ты сказал «массовое убийство»?

Бирам посмотрел ему прямо в глаза:

– Я хочу сказать, что придется застрелить не только самого Кобру, но и его охранников, и родственников, и друзей, которые составляют его «двор» и всегда ходят за ним хвостом.

Иван словно онемел. Его сковало изумление, смешанное с ужасом. А Бирам продолжал бесстрастно перечислять подробности:

– Нужно будет надеть балаклавы, так мы сможем быть уверены, что выжившие после расстрела нас не узнают. Возможно, следует надеть и пояса смертников, чтобы подорвать себя после завершения нашей миссии. Ведь тогда, ты же знаешь, мы попадем прямиком в рай.

Иван удержался от скептического жеста. Не верил он в эти сказки насчет рая.


Ему понадобилось две недели, чтобы смириться с предложенным планом. В конце концов он согласился ему последовать. Бирам продумал все до мелочей и назначил Ивану встречу у клуба в девять часов вечера, когда должен был начаться концерт. Чтобы не привлекать внимания, все заговорщики договорились прийти на место по отдельности и занять места в разных рядах подальше друг от друга. Они соберутся в группу, только когда Кобра поднимется и примется танцевать. Тогда они быстро натянут балаклавы и откроют огонь, приводя в исполнение свою смертельную миссию.

Клуб «Ультравокал» был построен в восьмидесятых годах прошлого века одним французом, геем, который просто обожал техно. Здание было довольно неказистое, зато с безупречной акустикой. В нем выступали всемирно известные группы, но самый большой аншлаг случился на концерте японского коллектива, который миксовал западные мелодии с восточными.

В тот вечер, 11 февраля, площадь Дружбы, с которой был вход в клуб, заполнилась людьми до отказа. В большинстве своем это были совсем юные девочки и мальчики, некоторые в коротких шортах, потому что техно слушали в основном подростки младше восемнадцати в своем смутном желании выразить протест против традиций своей страны. Пристрастие к этому виду музыки, родом из Соединенных Штатов, из Детройта, было свидетельством их «продвинутости». И никто не бросил подозрительного взгляда на четырех вооруженных солдат милиции, смешавшихся с толпой. Напротив, их присутствие как будто гарантировало безопасность. Концертный зал стремительно наполнялся.

Концерт начался в 21.10, с небольшим опозданием – у музыканта разыгралась жесточайшая диарея, и ему пришлось срочно принять лекарства, чтобы успокоить желудок. Впрочем, он все равно был слишком слаб и ушел со сцены раньше срока, благодаря чему избежал случившейся затем бойни. В 21.37 Кобра встал с места и поднялся по ступенькам, ведущим из зрительного зала на сцену, где устроились музыканты. Он начал танцевать, прикрыв глаза, двигаясь тяжеловато, словно птица с перебитым крылом. Никто ничего не понял, когда он вдруг рухнул на пол с раскроенным черепом, из которого фонтаном хлестала кровь. Никто ничего не понял и тогда, когда окровавленные люди стали падать направо и налево, а солдаты милиции, сгрудившись в центре зала, методично расстреливали боевой запас. Ради смеха братья Бирама бросили гранату, от взрыва которой в толпе образовался ужасающий провал. Не встретив никаких помех, стрелявшие проложили себе путь к выходу через бронированные двери, избавились от балаклав, прошли через вестибюль, где посапывал пожилой охранник – им стукнуло в голову убить и его. Покинув здание, они неторопливо пересекли площадь Дружбы. И только тогда в зале «Ультравокала» началась паника и шокированные зрители с воплями ринулись вон. Но было слишком поздно. А четверым солдатам пришлось ускорить отступление и поспешить укрыться в доме Бирама, находившемся в двух шагах от клуба.

Спустя несколько часов в прессе появилось сообщение: некая организация взяла на себя ответственность за теракт: «„Армия теней“. Мы никогда не оставим вас в покое». После чего в стране воцарилась растерянная, паническая атмосфера. Что еще за «Армия теней»? Чего ей надобно? Ведь, казалось бы, все шло как нельзя лучше. Племена мавров, которые раньше заигрывали с террористами, только что вступили в соглашение с правительством. Оно, со своей стороны, издало личный и семейный кодексы, которые включили в себя важнейшие достижения западного мира… Кобре были организованы похороны государственного масштаба, и погребен он был на кладбище Раван. «Приемный сын» Кобры, весь в слезах, возглавлял процессию в окружении самых высокопоставленных лиц действующей власти. За ними плотной толпой шагали люди, прибывшие из Тимбукту, Гао, Дженне, Сигу, иными словами – со всех уголков Мали. Некоторые отважились проделать немалый путь до Кидаля верхом – на небольших лошадках мавританской породы, вздымавших копытами пыль дорог, или на верблюдах, скакунах не столь шустрых. Церемония, безусловно, была очень красивая, а про самого Кобру и его деяния стали складывать мифы и легенды: мол, в десятилетнем возрасте он убил льва и, перепоясавшись его хвостом, постучал в дверь хижины, где старейшины судили да рядили судьбы племени. А в пятнадцать он убил мужчину, пытавшегося обесчестить его сестру, и, когда суд оправдал мальчика, деревенская толпа подхватила его на руки и, ликуя, пронесла по улицам, и так далее, и тому подобное.

Что до Ивана, то его переполняло приятное возбуждение. Можно сказать, что кровь, которую он пошел проливать против своей воли, очень быстро стала причиной невероятного прилива сил. Он словно испытал внутреннее перерождение, которому не мог противиться. Коран, который до сих пор он читал лишь для очистки совести, вдруг захватил его целиком, так что вскоре он уже знал наизусть несколько сур. Отныне он не помышлял ни о чем, кроме Бога, и посещал собрания с новым чувством превосходства. А еще стал открыто вступать в конфликт с отцом.

– Мы должны покаяться в своих грехах, – настаивал он. – Возможно, мы заслужили эту трагедию.

Отчего Лансана впадал в ярость и набрасывался на сына:

– Что ты такое несешь? Совсем ополоумел! Да, в нашем правительстве не ангелы заседают. Но оно старается, как может. Уже и мятежи на севере улеглись. По новому семейному кодексу количество жен у тех, кто хочет придерживаться полигамии, ограничено двумя. Чего еще тебе не хватает?

Потом Иван отыскал сестру, которая в отличие от него плакала день и ночь после теракта в клубе, ведь там погибли двое ее ближайших друзей. Он без обиняков объявил ей, что она больше не должна носить свои любимые белые шорты из тонкого хлопка, полностью оголяющие ноги.

– Не носить шорты? – воскликнула она. – С какой стати?

Иван старался говорить доверительно.

– Шорты возбуждают в мужчинах желание, следовательно – вызывают гнев Божий.

– Что? Желания мужиков, а значит, гнев Божий? Так говорят только набожные старики.

– Я – набожный юноша. Тебе нечего бояться, но твое поведение в определенном отношении должно измениться. Ты недостаточно думаешь о Боге.

Ивана скорчила недовольную гримаску и ответила:

– О каком боге ты болтаешь? Я не мусульманка и не собираюсь соблюдать заповеди Аллаха.

Это был второй раз, когда их мнения разошлись. В прочном здании их любви наметилась трещина, которую Иван старался не замечать из страха. Он заключил сестру в объятия, стал страстно целовать и больше не поднимал эту тему.

Через несколько дней правительство объявило преемника Кобры на должности – Абдурамана Суá, и на этот раз выбор был безупречен: бывший боец «голубых касок», выполнявший миротворческую миссию на Гаити, он на следующий же день после назначения провел собрание солдат милиции. Он был уверен, что последний теракт – дело рук своих. Нет никаких сомнений: в рядах национальной милиции есть предатели, убийцы, пособники террористов. «Армия теней» окопалась в самом ее ядре. Это утверждение потрясло многих, в том числе Ивана.

С того дня как они совершили массовое убийство, Бирам и Иван стали по-настоящему близкими друзьями. Днем они бок о бок поглощали скудный обед в казарменной столовой. Вечером пили вместе мятный чай и ужинали дома у Бирама, там же Иван частенько и ночевал, а вскоре переехал с вещами. Ему до печенок надоели толпы родни, наводнявшие дом отца, что неизбежно вело к промискуитету, поэтому у Бирама он отдыхал душой: три обветшалые, почти всегда пустующие хижины – ведь его младшие братья, занимавшиеся мутными делишками (легкие и тяжелые наркотики, регулярные визиты к проституткам квартала Томбо), возвращались домой поспать лишь ближе к рассвету. Иван поселился в хижине, которая раньше принадлежала матери Бирама. В открытое окно он любовался изменчивым обликом луны; ему был по сердцу и запах навоза, доносившийся из закутка в глубине двора, где содержались козы, и птичий клекот из курятника, где рыжий петух устраивал парады перед тремя серыми курочками.

Так продолжалось около трех недель, как вдруг однажды ночью, когда Иван уже спал – как обычно, голышом, из-за жары, – Бирам вдруг ворвался в его жилище, бросился на него, впился губами в его рот и попытался овладеть им. Иван был не слабак и пихнул Бирама так, что тот отлетел к другой стене, а потом заорал:

– Ты что, больной?!

Он был просто потрясен, хотя уже не был невинным мальчиком. Из-за своей красоты он не раз и не два ловил на себе замутненные, вожделеющие взгляды других мужчин и научился резко пресекать такие поползновения. Но сейчас он не знал, что и подумать.

Бирам же нисколько не смутился. Член его был по-прежнему напряжен, живот часто дрожал от сбитого дыхания.

– Ты же не любишь женщин, все об этом знают. Вот я и решил, что ты, как и я, предпочитаешь парней.

– Грязная свинья! – Иван покраснел от стыда. – И давно ты поддался этому пороку?

– Это вовсе не порок, – ответил Бирам. – Мы не виновны в своих сексуальных предпочтениях, просто подчиняемся им, вот и все. В двенадцать лет, поняв, что я гей, я чуть не наложил на себя руки. Но потом меня растлил пастух моего отца, а дальше я плыл по течению.

– Плыл по течению??? – Ивана просто трясло от спокойствия Бирама.