Мы можем лишь выразить восхищение тем, как Флориан отнесся к Ивану. Он довез юношу до Вийере-ле-Франсуа, причем, несмотря на то что все его поездки на машине регистрировались благодаря GPS, он не взял с него ни гроша. Отвез задаром. Когда они приехали в кондоминиум, он помог Ивану подняться по лестнице в квартирку Уго, разложил его матрас и уложил, словно мать своего малыша. Мы можем с уверенностью утверждать, что именно начиная с того дня поведение Ивана заметно изменилось. Он стал мрачным как туча. Не позволял себе улыбаться и уж тем более смеяться. И постоянно анализировал мельчайшие события каждого дня.
Иван неделю провалялся на своем матрасе с компрессом на лбу. Ивана пропустила два дня занятий, чтобы ухаживать за ним. Даже Мона, которая твердила, что это самый обыкновенный грипп и что не стоит вызывать врача, начала беспокоиться. Но вот Иван наконец пришел в себя и первым делом отправился в мечеть, так как твердо решил поговорить с новым имамом.
Амири Капур принял юношу в своем кабинете, который поражал роскошью всякого, кто туда попадал. В этой жалкой мечети, бывшем спортзале, предоставленном местной администрацией для нужд все прибывающего мусульманского населения района, он ухитрился окружить себя изобилием и красотой. Перегородки в комнате были увешаны табличками с каллиграфией, выполненной чернилами и золотом, а еще снимками с самыми важными культовыми объектами мира: Мекка здесь соседствовала с Голгофой, а собор Парижской Богоматери – с Вестминстерским аббатством. У имама была прелюбопытная биография. Он приходился соответственно сыном и внуком двум самым истовым имамам, которые вознесли имя Божье на недосягаемую высоту в Рагю, маленькой деревушке в нескольких километрах от Лахора. Амири было пятнадцать, когда отец велел ему написать восторженное письмо аятолле Хомейни, который объявил священную фетву против Салмана Рушди. Вот так дóлжно расправляться с негодными мусульманами, заявил отец юноши. Потом он провел три года в Медине, священном городе, где с раннего утра раздаются вопли муэдзина. А во время жизни в Кано он буквально совершил чудо, стряхнув пыль и возродив общественные структуры в этом благочестивом городе, где почти вошло в привычку не молиться, а просто бубнить вызубренные слова.
Амири Капур устремил на Ивана свой пронзительный взгляд.
– Вопрос первый: почему ты принял ислам?
Я ведь знаю, что в той части мира, откуда ты родом, главенствует христианство. Почему ты поменял религию?
Иван ответил после минутного размышления:
– Я не могу сказать точно. Я уехал оттуда в Мали. В доме, где мы жили, только мы с сестрой были католиками, и я все время чувствовал себя чужаком, белой вороной. А еще, если честно, мне хотелось сблизиться с отцом, потому что наши отношения оставляли желать лучшего.
– Так у тебя есть сестра? – изумился он.
– Да, мы двойняшки, – ответил Иван, мгновенно охваченный невольной страстью, вспыхивавшей при любом упоминании Иваны. – Я вышел из чрева матери первым. И я парень. По этим двум причинам я всегда считал себя главным. Но все это чепуха. Она – само совершенство, а я просто ничтожество. Я боготворю ее.
– Мы вправе боготворить лишь Господа, – сухо заметил имам.
Иван сразу поник, услышав это суровое замечание. Тогда имам заговорил с более мягкой интонацией:
– Твоя вера в Господа – сильна ли она, как настоящее оружие? Способен ли ты убить ради нее?
Иван снова задумался. Да, конечно, он участвовал в теракте, унесшем жизнь Кобры, но тогда он лишь выполнил приказ «Армии теней», из страха, а может, подлости. То преступление не было совершено по личному побуждению.
– Да, – тем не менее подтвердил он. – Способен.
Последовал долгий молчаливый обмен взглядами. Имам понимал, что перед ним еще совсем неопытный мальчишка, не изучивший как следует даже сам себя; однако несомненно, что он скроен из того редкого материала, из которого получаются отборные приверженцы. Нужно только подтолкнуть его, очистить от всего наносного, к примеру, от этой неуместной любви к сестре.
Он порылся в ящиках комода, вытащил увесистую папку и открыл ее.
– Скажи, ты свободен в среду и четверг по вечерам? – спросил он Ивана. – Если да, то я поручу тебе ассистировать нашим ученикам, изучающим Коран. Будешь читать их домашние задания, отмечать ошибки и таким образом содействовать их приближению к Господу. Я уверен, ты справишься. – Немного помолчав, он продолжил: – Должен тебе признаться, что в обмен на твои услуги я могу предложить лишь скромное вознаграждение. Ты, наверное, знаешь, что финансирование мечетей во Франции…
Иван порывисто взмахнул рукой.
– Деньги для меня не имеют значения. Ради вас я бы и бесплатно согласился.
Как все-таки непредсказуема жизнь! На той же неделе Ивану предложили и другую, не менее благородную работу. Директор коллежа, где он работал уборщиком, казалось, никогда не обращавший на него внимания, вдруг вызвал его к себе в кабинет и, к великому удивлению юноши, предложил ему заменить одного воспитателя. После серьезной аварии тот на долгие месяцы останется прикован к больничной койке.
– От вас не требуется ничего сложного, – уверял директор. – Всего лишь следить за учениками, которые остаются на продленный день. Мадам Мона Энслéн уведомила меня, что вы с отличием закончили среднюю школу и что департамент образования Гваделупы в короткие сроки предоставит нам ваше личное дело.
Иван вознес хвалы Господу, который, казалось, впервые в жизни проявил к нему благосклонность.
Теперь юноша делил свое время между коллежем Марслен Бертло и курсами Корана при мечети. Он всем сердцем полюбил то время, что проводил на курсах, потому что там его окружали подростки, к которым, сам не зная почему, он испытывал самое искреннее расположение. Ведь он тоже практически не знал свою родословную старше второго колена и прекрасно понимал, к чему это приводит. Эти мальчишки никогда не были в стране своих предков и ничего о ней не знали. Они родились во Франции, считали себя французами и гордились тем, что построили Эйфелеву башню и вырыли канал Сен-Мартен. Деды некоторых из них служили в Алжирском легионе и, как было прекрасно известно их внукам, оказывали военную помощь Франции по первому зову. Так детьми они и жили в полном неведении о своем истинном происхождении. До того момента, когда кто-нибудь внезапно не бросал: «Грязный араб!», если ребенок, к примеру, потерял карандаш или порвал школьный учебник. Конечно, волосы у них были вьющиеся, а кожа – темновата. Но делает ли это нас арабами? – размышляли они. И вообще, что это значит – араб? Те подростки, которые продолжали изыскания на этот счет, вскоре выясняли, что упрекают их в основном из-за их религии – ислама. Для них это был шок. Выходит, из-за дурацких молитв, которым они не придавали никакого значения, все считают их преступниками, виновниками терактов, совершаемых в чужих странах, даже таких далеких, как Пакистан и Индонезия.
Иван впервые по-настоящему задумался о природе ислама. Это религия войны, говорят одни. Но разве не таковы все религии, ведь все они основаны на прозелитизме, и чем больше становится число их сторонников, тем они успешнее? Это религия женоненавистников, говорят другие. Но разве христианство не того же свойства? Еще не забыты времена, когда шли споры о том, обладает ли женщина бессмертной душой по образу и подобию мужчины.
А вот свои новые обязанности в коллеже Иван, напротив, терпеть не мог, потому что недолюбливал тамошних учеников; они казались ему слишком самодовольными, не мечтающими ни о чем другом, как поступить в один из престижных вузов. В основном его работа заключалась в том, чтобы приструнивать лосей-старшеклассников и не позволять им тиранить учеников помладше. Он прекратил царившее там вымогательство и навел относительный порядок вместо привычного хаоса. Очень быстро к нему приклеилась кличка Бэтмен. Узнав об этом, он сильно удивился и спросил у Сержа, мальчика, с которым приятельствовал, мол, с какой стати вы наградили меня таким прозвищем?
Тот, не раздумывая, сказал:
– Потому что вы всегда бросаетесь на защиту слабых.
Ивану не понравился этот ответ. Это было вовсе не то, чего он добивался: ведь он хотел спасти мир. Единственная загвоздка была в том, что он точно не знал, как этого достичь. Он надеялся, что получит какую-то помощь от Амири Капура, но пока не происходило ровным счетом ничего. Порой ему казалось, что имам наблюдает за ним, решив дать себе время на размышление.
Стоит ли говорить, что у Ивана с Иваной оставалось все меньше общего, и с каждым днем их «планеты» все больше удалялись друг от друга. Но если Иван невероятно мучился по этому поводу, то Ивана, казалось, ничего не замечала. Она была счастлива и жила полной жизнью. Ее допустили к экзаменам и приняли на второй год обучения в национальную школу полиции. Она уже начала выполнять некоторые рабочие обязанности: патрулировала в составе отряда не самые безопасные кварталы, в конце учебного дня помогала родителям переходить с малышами оживленную дорогу, иногда даже регулировала дорожное движение. По воскресеньям ее невозможно было застать дома. Какое уж там позавтракать с любимым братом. Она посещала достопримечательности – собор Парижской Богоматери, Монмартр и очень часто – замки Луары, в частности Шамбор, к которому воспылала особой любовью. «Этот замок, построенный в сердце самого крупного охраняемого лесопарка Европы, является самым большим в долине Луары. Он может похвастаться роскошным цветником и охотничьими угодьями, признанными историческими памятниками». А еще у нее появилась лучшая подруга, Майлан, блондинка болгарского происхождения. Она тоже училась в полицейской школе и обладала красивым и мелодичным голосом. Она воображала себя новой Сильви Вартан[65] и часто выступала на разных благотворительных концертах. Они с Иваной были неразлейвода. А когда все-таки расставались, то бесконечно трепались по телефону, буквально не отрывая трубку от уха. Из-за всего этого Иван терпеть ее не мог.