В маленькой хибаре, не больше стандартного санузла в квартире, уместился очаг с настоящим живым огнём и индус, который на этом очаге пёк лепешки.
Он месил тонкое тесто, раскатывал, а потом кидал его прямо на раскалённый камень у огня. Лепёшка готовилась мгновенно.
— Ни фига себе! Настоящий индийский колорит! — восхитился Данила. Мы согласились с ним и тут же взяли по лепёшке.
— О, ребята! А вы недалеко ушли! — раздалось сзади. К нам спешил Вова. Он уже не выглядел помятым, волосы снова завязал в пучок, а за спиной у него болтался компактно упакованный рюкзак.
— Лепёшечки! Класс! А то я позавтракать не успел! — обрадовался парень.
К лепёшкам нам налили горячего масала-чая и стало совсем хорошо. Пока я уминала хрустящий хлеб, на глаза попался индус, проходящий мимо. Замотанный во всё чёрное, он напевал себе что-то под нос и курил.
— А это кто? — удивилась я.
— Паломник, — ответил Вова. — Там наверху святое место, храм.
— А чего это он курит? Курить же, наверное, ну… не очень одобряется религией, — предположила я.
— Так это шиваит, им можно! — махнул рукой Вова. — Тем более курят они совсем не сигареты. И, кстати, угощают всех желающих.
— А это законно? — ещё больше удивилась я.
— Законно? Не знаю, — парень пожал плечами. — Но это ж Индия! Тут травой из-за каждого угла несёт!
— А что за шиваиты? Почему в чёрном? — подключилась к вопросам Оля. — Мы видели монахов в оранжевом.
— Ну, шиваиты они, особенные что ли, — пожал плечами парень. — Шива — бог разрушения. Так что в каком-то роде это культ смерти, ну или познания тёмных сторон.
— Вообще, Шива бог не только разрушения, но и созидания, — вставил Данила.
— Это да, — согласился Вова. — Но у них много разных ответвлений. И есть, которые больше по тёмной стороне. Например, агхори. Буквально служители смерти, медитация над трупами и всё такое. У них, кстати, монополия на погребение в Варанаси.
— Это где трупы по реке пускают? — припомнила я.
— Ага, оно самое, — кивнул Вова. — А что до гуляющих здесь шиваитов, я не изучал прямо специально к какому именно культу они относятся. Но видел их часто, и что мне рассказали, то и передаю. То, что дуют они постоянно, это точно.
Он добродушно засмеялся и вернул чашку из-под масалы индусу. Пора было двигаться дальше.
— Удивительно, как вообще можно трупы в реку спускать, это же антисанитария! — возмутилась я по дороге в продолжение нашего разговора.
— Туда ещё вся канализация сливается из городов, что на берегу, — заметил Вова. — Но у йогов, тех что в горах, вода и правда чистая, потому что они живут у истоков, и выше по течению нет городов.
— Говорят, что в Ганге водятся фаги, — вспомнила Оля. — Они поедают всю органику и чистят реку. Вот чем она уникальна, учёные всё думали, что она такая чистая и про фагов докопались.
— Ага, священная! В Ришикеше чувак знакомый из Ганги выпил, хотел очиститься и просветлеть. Неделю температура под сорок, понос. Но потом выздоровел, очистился, — Вова улыбнулся. — Наверное, дизентерия была.
— Да, уж, подкачали фаги, — вздохнула я, набирая в грудь побольше воздуха. Вова ухитрялся болтать, смеяться и тащить рюкзак. А у меня всё плыло перед глазами. — Ну, может они раньше справлялись, а сейчас больше людей и городов. Нагрузка не та.
— Вот тебе и священная река, и вся магия, — заключил Данила.
— Да не, магия в Индии есть, но она особенная. Вы здесь недавно и ещё не поняли фишку, — ответил на это Вова и сделал серьёзное лицо. — Запомните: чистка кармы в Индии происходит через жопу. Находитесь всегда в хорошем настроении и не думайте плохого. Иначе тут же будет обраточка. Я не шучу.
Мы покивали насчёт хорошего настроения, а фразу «через жопу» мне, кажется, никто из нас не понял. Это мы вспомнили потом.
С широкой дорожки мы свернули на тропинку, которая резко забирала в гору. И мне стало не до разговоров. Каждый шаг давался с трудом, всё кружилось, и приходилось ртом глотать воздух. Папаша, глядя на меня, качал головой и держался рядом. Наверное, думал, что упаду.
Преодолев первый подъём, мы остановились посмотреть вид. Взору открывались розовые горы и, ставшие такими близкими, белые шапки вершин. Слева был обрыв, и прямо из толщи горы выступала каменная плита, висящая над пропастью. Вова залез на неё и попросил его сфоткать.
Потом собрались и мы с Олей.
— Не-не-не, девчонки вы что, — Данила преградил нам дорогу. — Там пропасть, мы второй день в горах. Голова закружится, и улетите туда. На его сторону встал Папаша, который понял, что мы собираемся сделать. И сам Вова:
— Я тут давно уже в этих горах, всё облазил, а вы бы поосторожней.
В итоге мы сфоткались на фоне гор, а Данила показал нам снимок, убедив, что всё выглядит ничуть не хуже, чем у Вовы.
А потом Данила сам полез на скалу. Папаша покачал головой.
— А ему можно, отец русского паркура! — фыркнула Оля.
— Что правда что ли? — удивился Вова.
Я вспомнила историю, как в одном из походов Данилу буквально сдал его близкий друг. Оказалось, что когда появилось движение трейсеров, Данила был одним из первых, кто этим занимался. И лазили они везде, по высотным зданиям в том числе, раньше законы другие были. И безопасность тоже так не блюли. Один раз они залезли на крышу Большого театра и какие-то конструкции под ней, а там внизу шёл спектакль. Был ещё какой-то огромный мост, на который они забрались ночью. Все эти истории нехотя рассказал нам сам Данила, после того, как друг назвал его “отцом русского паркура”.
Мы в общих чертах описали ситуацию Вове, пока делали фото. Тот слушал с искренним интересом и по нашей просьбе не стал поднимать тему, когда вернулся Данила. Теперь он смотрел на нашего друга с интересом.
Восхождение продолжалось. Под ногами шуршали мелкие камни, а по краям тропинки желтела ещё не ожившая трава. Весна пока не пришла сюда.
По дороге мы миновали храм, из которого вышел тот самый шиваит в чёрном и смерил нас пронзительным взглядом. В храме пели мантры и чем-то звенели. Мы, не сговариваясь, решили идти дальше. Папаша тоже не настаивал на экскурсии, он взглянул на часы, покачал головой и указал на гору.
На вершине нас ждало небольшое святилище, домик где-то метр высотой, сложенный из камня. Его украшали флажки, колокольчики и разноцветные ленты. А внутри лежали подношения, которыми лакомился ворон.
Данила тут же прицелился в птицу из фотоаппарата.
Я улеглась прямо на траву. Дошли! Наконец-то дошли! И я справилась вопреки ворчаниям Папаши, не смотря на колотящееся сердце и одышку. А вид-то какой!
Взгляду было так широко и просторно, снежные облака цеплялись за верхушки гор, бежали тенями по склонам. То ли от горняшки, то ли от самого места, ощущение было такое, что вот-вот и сознание вылетит из тела и устремится к горным вершинам. Я расслабилась, созерцая пейзаж. Может быть, удастся войти в медитацию, здесь, наверное, неплохо должно пойти. Прямо вот так лёжа в шавасане, в позе трупа. Учитывая, что к концу восхождения я и так почти труп.
— Вася, идём есть! Вон как развезло от гипоксии-то! — резкий окрик подруги заставил обернуться. — У нас масала в термосе есть и алу-пакора. Лепёшки те с картохой!
Состояние ускользнуло. Я встала и присоединилась к друзьям и Папаше. На пакете уже всё было разложено.
У Вовы еды не оказалось, и мы поделились с ним и чаем, и лепёшкой. Он тут же отломил от своей доли кусочек и положил на алтарь:
— Духов тоже надо угостить. Святилище же.
Папаша одобрительно покивал и положил рядом сушку.
Мы тоже присоединились, выделив по кусочку лепёшки.
Подношениям обрадовался ворон, и, не слишком стесняясь людей, тут же полез за добычей.
— Ишь какой! — возмутилась Оля.
— Вот какие духи едят подношение, — улыбнулся Андрей.
— Кто знает, может это и есть дух, — пожал плечами Вова. — В Индии и не такое бывает.
Сказал он это так уверенно, что оставалось только гадать, какое же ещё бывает. И что ещё он видел.
Мы с Олей переглянулись, явно подумав об одном: надо хорошенько его расспросить.
Ещё с полчаса мы посидели, глядя на горы, а потом Папаша погнал нас вниз.
— Сейчас стемнеет, как будем спускаться? — заметил он с серьёзной миной и посмотрел на меня. — А ты ещё идёшь медленно. Но я не думал, что дойдёшь. Молодец!
Мы собрали вещи и двинулись обратно. Идти вниз оказалось не в пример легче. По дороге Данила фоткал виды, а мы болтали с Вовой.
— Куда дальше собираетесь? — спросил путешественник.
— Не знаю, — Оля пожала плечами. — У нас ещё три дня запланировано. Куда гид повезёт, здесь везде красиво. А ты?
— Тут рядом озеро есть, в деревне, говорят очень красивое, — ответил Вова. — Всего день пути и я там. А потом совсем высоко в горы пойду. На Кедарнат. Священная гора, там в ашрамах снова буду ночевать.
— А что за озеро? — заинтересовалась подруга.
— Деориа Тал, в деревне Саэри вилладж, если не путаю, — Вова поискал глазами гида. — Да вы сразу у вашего Папаши спросите, должен знать.
Оля догнала и гида и стала ему что-то втолковывать. Он оживился и согласно покивал.
— Довезет! Там красиво, говорит, — возвратилась с хорошими новостями подруга. — И тебя подбросим, что ж ты пешком пойдёшь?
— О, это здорово! — обрадовался Вова. — Индийская деревня отличается от города. Надо обязательно посмотреть. А ещё там сейчас сезон свадеб и кормят бесплатно.
Он с улыбкой погладил себя по животу.
По дороге к лагерю мы снова заметили индуса, который продавал сок из рододендронов. Уже начинало темнеть, и он сворачивал лавочку. Мы подошли ещё раз полакомиться сладким напитком.
— Можете взять с собой, — индус продемонстрировал нам пятилитровую канистру.
— Да нам как-то много, — засомневалась Оля.
— Всего пятьдесят рупий! Тяжело нести обратно в лагерь.
Канистра перекочевала к нам. Попёр до лагеря её, конечно же, Данила.