Он свободен и жизнь его легка, хоть он и вынужден до изнеможения крутить педали.
Он думает, что ей промыли мозги, но ничего не говорит.
– Кроме того, – продолжает она, – он всегда спит только у меня, а у остальных – нет.
Он наконец начинает работу и, рисуя, размышляет о ее жизненной позиции. Возможно, она видит что-то, чего не видит он. Он вспоминает историю, которую часто рассказывала ему мать. О шести слепцах, встретивших слона. Один из них ощупал ногу слона.
– Слон похож на ствол дерева, – сказал он.
Второй ощупал хвост.
– Глупец, слон похож на веревку.
Третий протянул руки и ощупал хобот.
– Вы оба ошибаетесь. Слон напоминает змею.
Четвертый человек потрогал бивни.
– О чем вы говорите, слон выглядит как копье.
Пятый ухватил слона за ухо.
– Вовсе нет, слон похож на опахало.
Настала очередь шестого, самого последнего слепца. Он ощупал живот слона.
– Вы все не правы. Слон напоминает стену.
Тогда все шестеро обратились к человеку, который ухаживал за слоном.
– Кто из нас прав? – спросили слепцы.
– Вы все правы и все не правы, – ответил тот.
«Жена врача и я – как те слепцы, – думает Пикей. – Мы можем ощутить и понять только то, что находится прямо перед нами».
На следующее утро он вновь крутит педали. В его кармане – адрес коллеги богатого врача из города Деларам, который находится на полпути к Герату. Коллега принимает его на границе города с распростертыми объятиями и приглашает к себе на чай. Пока они смакуют сладкий напиток, он выдвигает из-под дивана стопку журналов.
– Хотите взглянуть? – предлагает холостой пока врач и протягивает ему пачку американских журналов Playboy.
Пикей, немного полистав, откладывает их в сторону. Конечно, афганским мужчинам приходится читать такие журналы, потому что все женщины спрятаны от их взглядов. «Картинки с обнаженными женщинами тоже чем-то напоминают того слона», – думает он. Но насколько счастливее был бы врач, если бы у него была настоящая женщина.
Пикей устал, голова у него раскалывается, бедра гудят от мышечной боли. Он пьет чай, рассеянно смотрит в пустоту и думает о своей родной деревне на берегу широкой реки у края джунглей. Все вспоминается так живо.
На следующий день, проезжая на велосипеде по горам, под огромным небом, он уже ни о чем не думает.
Деларам – Герат – Ислам – Кала
После Деларама ведущая с востока на запад трасса A1 сворачивает в направлении Герата. Все едут по этой дороге, и Пикей тоже. Альтернативы, по сути, нет. Это главная дорога бродяг и хиппи.
Пикей едет с рассвета до сумерек, всего с одним часовым перерывом на обед. Снова серый бетон и снова эти ужасные щели между плитами. Велосипед подскакивает на каждой, едва не улетая в кювет. Неужели русские совсем об этом не думали, когда клали эту дорогу? Что они имели против асфальта?
Он не волнуется насчет того, где будет ночевать, – ночлег, как всегда, найдется. Среди сотен адресов в его записной книжке ни один, конечно, не расположен на этой дороге. В основном это адреса его европейских друзей. Но он уже заметил, что жители сельской местности Афганистана очень гостеприимны. Они предлагают ему чай, обед и ночлег. Для них это что-то само собой разумеющееся: предоставить гостю кров, и они приглашают его домой безо всяких условий. Ему даже не нужно взамен рисовать их портреты.
Он неутомимо крутит педали и смотрит на неменяющийся горизонт. По пути на запад его обгоняют грузовики с сеном, тюфяками и козами, пару раз в день встречаются причудливо разрисованные хиппи-бусы с европейскими путешественниками, которые едут на восток. Он знает, что большинство европейцев примерно через неделю окажутся в кафе на Чикен-стрит в Кабуле, а еще через пару недель их автобусы припаркуются у индийской кофейни в Нью-Дели, где они будут делиться советами и хитростями, облегчающими длительное путешествие.
«Без кафе нам, путешественникам, пришлось бы несладко, – думает он. – Это наши информационные центры».
В Герате он ночует в самой плохой и грязной гостинице из всех. Улегшись на кровати с плетеной сеткой, но без матраса, он спит очень беспокойно, его мучают кошмары. Во сне его окружают нищие – десять, двадцать, тридцать нищих. Они протягивают к нему руки, а он смотрит на их открытые ладони, потом поднимает взгляд и видит, что у них нет голов. Армия безголовых нищих. Они подходят все ближе, хрипло требуют подачки и грозят его затоптать.
Наутро Пикей просыпается от лучей солнца, которые проникают сквозь маленькую щель. Тело покрыто потом и грязью, он не мылся уже много дней. Вся кожа липкая. Во рту пересохло. Пол в ночлежке усыпан песком, а краска на бетоне шелушится. На бетонной стене рядом с его кроватью выцарапано по-английски: «На этой кровати убили Рудольфа». Кем был Рудольф, как его убили и кто его убил? Он вспоминает свой сон, похожий на картины голода и людских страданий, которые он рисовал, когда еще спал под мостом в Нью-Дели.
Разгорается день, и он выходит на улицы Герата, чтобы рисовать портреты и зарабатывать деньги.
Пополнить финансовые резервы, хранящиеся в нагрудном кармане и зашитые в брюках, наесться досыта и продолжить путь на Запад – вот первые мысли, которые приходят ему на ум. И только потом он думает о Лотте.
Едва он отходит от гостиницы на сто метров, как рядом останавливается машина, и оттуда выскакивает человек. Он представляется советником губернатора области.
– Скорее садитесь в машину, – говорит советник. – У губернатора докторская степень по государствоведению, это очень важный и интеллигентный человек, – рассказывает советник, сидя рядом с Пикеем на заднем сиденье. Машина мчится по узким улочкам Герата.
– Мы знаем, что вы предлагаете услуги художника. Губернатор хочет, чтобы вы нарисовали его портрет.
Губернатор живет в величественном, окруженном оградой доме, у входа в который дежурят охранники. Хозяин уже ждет, и Пикей, учтиво поприветствовав его, замечает, что губернатор косоглаз. Он знает, что это значит. Они садятся во внутреннем дворике, Пикей быстро работает, сконцентрировавшись на карандаше и угле, а потом показывает портрет, на котором косоглазие волшебным образом исчезло. Губернатор в восторге.
– Это лучший портрет, который я видел, – радуется он и спрашивает, чем может отблагодарить Пикея.
Пикей рассказывает, что его двухнедельная афганская виза просрочена и у него могут возникнуть сложности на границе, когда он будет въезжать в Иран.
– Проблем с пограничниками не будет, – уверяет губернатор.
– Правда?
– Я об этом позабочусь.
Когда спустя пару дней он показывает свою просроченную визу на пограничном пункте в Ислам-Кале, полицейские одобрительно кивают и пропускают его.
Ислам-Кала – Тайбад – Фархадгерд – Мешхед – Бойнурд – Азадшахр – Сари
В Иране ему приходится несладко. Две ночи Пикей проводит на обочине, а за день съедает не больше пары кусочков фруктов. В нагрудном кармане еще есть деньги, но расстояния между поселениями очень велики. После границы его подвез грузовик, но уже через час пришлось вылезать и ехать дальше на велосипеде. Этапы тут длиннее, чем он может осилить, у него болят ноги и ягодицы, так что теперь он присаживается неохотно. У него отросла борода, спутанная и грязная. Он голоден, но здесь немного мест, где можно купить еду. Ощупывая свои ребра, Пикей замечает, что отощал. Судя по отражению в окне, он выглядит как хиппи.
В маленьком курортном городке Сари на берегу Каспийского моря он забирается в уличный киоск с покрашенными в белый цвет деревянными стенами. Днем в нем, наверное, торгуют мороженым. Сейчас вечер, пляж пуст и киоск тоже. Он расстилает свой спальный мешок на полу и осторожно ложится, стараясь не касаться земли мягким местом. Желудок ноет от голода. Пикей замирает без сил в состоянии между бодрствованием и сном. Пляж такой светлый, море тихое, небо чистое. Прекрасное место, чтобы подремать.
Когда дела идут хуже некуда и он уже почти сломлен, внезапно происходит нечто непредвиденное, в один момент изменяющее ситуацию. Такое в его жизни случалось уже неоднократно. И вот опять. Когда солнце встает над киоском для мороженого и прекрасным Каспийским морем, он выходит из дремотного оцепенения. Но ему так не хочется снова открывать глаза. Он хочет еще немного побыть на границе пробуждения, а потом погрузиться в глубокий сон.
Но тут его дремоту резко прерывает чей-то смех. Пикей открывает глаза и видит, что окружен десятью девушками, которые приподняли чадры и, улыбаясь, смотрят на него. Какое восторженное выражение на их милых персидских лицах, думает он. Они смотрят на него так, будто хотят съесть. Он садится и уже машинально достает свой альбом для эскизов, чтобы показать рисунки. Это лучший способ наладить общение. И оказывается, что одна из девушек говорит по-английски.
– Смотрите, я художник, – говорит Пикей.
Выясняется, что они – не девы Аллаха и не гаремные красавицы. Девушка, которая говорит по-английски, рассказывает, что они – студентки из Тегерана и приехали на пляж, чтобы искупаться и устроить пикник. Он листает свой альбом, показывает рисунки и рассказывает, как ехал на велосипеде из Индии. Студентки хохочут и кормят его до отвала. Хлеб, йогурт, финики и оливки. Чудесное ощущение сытости.
Он рассказывает, что едет на велосипеде к любимой. Потрясенный ропот проносится по толпе.
– Как это прекрасно! – восклицает девушка, которая знает английский.
Они дают ему еще еды с собой.
Если он чему-то и научился в жизни, так это тому, что нет ничего страшного в том, чтобы иногда падать и опускаться на самое дно.
После Сари ехать вновь становится легче. Деревни расположены кучнее, он встречает больше людей, и его чаще приглашают на обед и ночлег. После того как некоторые иранцы высказывают сомнения в качестве его велосипеда, купленного в Афганистане, в одном из торговых городков он покупает себе новый.