«“Волшебный автобус” Лондон – Катманду, есть пять свободных мест».
«Может, кто-нибудь нашел мою камеру Pentax Spotmatic?»
Что делать с велосипедом? Взять с собой в поезд? Он кладет билет в поясную сумку и решает продать этот велосипед и купить в Вене новый. Поэтому он пишет в своем блокноте: «Продаю крепкий современный мужской велосипед, куплен в Тегеране. Внимание! Всего 20 долларов». Затем он вырывает страничку и прикрепляет объявление к черной доске.
Стамбул – Вена
На западном вокзале Вены Пикей выходит из поезда. Так ли выглядит Европа? Массивные дома, чистые улицы и аккуратно одетые люди. Спокойно и тихо. Почему-то у него подавленное настроение. Но это красивый мир. Мир мечты. Ему кажется, что он вошел в кукольный театр. Вена выглядит как иллюстрация из книги сказок.
Сестра Линнеи Сильвия встречает его на вокзале. Сама Линнея, которая так скучала по Пикею и писала полные любви письма, улетела в Индию пару дней назад. Сильвия рассказывает: она так долго ждала, что в конце концов сдалась, Пикей все не приезжал, и она подумала, что тот, наверное, решил вернуться домой. И тогда ее желание поехать на Восток снова возобладало.
Сильвия приводит его в Галерею 10, которая находится в центре Вены и принадлежит семье. Мама Сильвии приветствует Пикея, но морщит нос и сразу ведет его в ванную, находящуюся за выставочными комнатами. Там стоит высокая старомодная ванна с львиными лапами. Она наполняет ее горячей водой и пеной и предлагает ему помыться. Нервно и с чувством покорности по отношению к решительной пожилой даме он раздевается. Когда его одежда ложится на пол, ему становится понятно, как плохо он пахнет, какая грязная у него одежда и как буйно выросли борода и волосы.
Он принимает ванну и думает о Европе, которая пахнет мылом. Находясь так далеко от сутолоки, грязи и калейдоскопа азиатских будней, он чувствует себя совершенно незащищенным. Снова растет проклятая нервозность, и он чувствует себя незваным и одиноким.
Он живет у Сильвии и ее друга. Кроме них, там живут художник и его жена, которая ездит в инвалидном кресле.
Сильвия рассказывает Пикею про Европу. Она откровенно высказывается о собственной культуре. Она хочет, чтобы он стал толстокожим и не слишком легко доверял окружающим.
«Люди здесь не такие хорошие, как в Азии. Европейцы – индивидуалисты и держатся особняком, – предупреждает она и добавляет, что хорошему и доверчивому человеку в Европе плохо придется. – Помни, что европейцы – расисты. Мы неприветливы, тебя кто-нибудь может побить просто за то, что у тебя темная кожа», – предупреждает она и детально объясняет, как нужно приветствовать, как заводить разговор и как себя вести.
Пикей благодарен за хорошие советы.
«Она заботится обо мне», – думает он, пока Сильвия пичкает его предостережениями.
За одну неделю он уже многое узнал о новой, экзотической для него культуре Европы.
Художник, который живет в квартире Сильвии, курит без перерыва. Он милый, но постоянно пьян и непредсказуем. Совершенно неожиданно у него может испортиться настроение, и он становится злым, а потом снова непосредственно смеется или бурно выражает эмоции. Однажды вечером он встает, обнимает Пикея и говорит, что если тот хочет, то может обнять его жену и поцеловать.
«Пожалуйста, смелее», – говорит он.
Но Пикей не прикасается к ней. Он не решается. Да и не хочет. В конце концов, он с ней почти не знаком, до этого они только приветствовали друг друга. Почему он должен целовать незнакомую женщину? Вместо этого он кланяется жене художника, сидящей в инвалидном кресле, и складывает ладони в смиренном жесте. Потом он выходит в прохладный весенний дождь на улицу.
Пикей гуляет по пустым и блестящим от дождя улицам, вдоль набережной медленного Дуная, в свежей зелени парка венской Ратуши, в городском парке. Он думает о жаре, пыли, грязи и толпах людей в Дели и о свободном настроении Европы. Пройдет много времени, пока он к этому привыкнет.
В Вене он идет в гости к путешественникам, повстречавшимся ему на Тропе хиппи. Его блокнот полон адресов людей, которые его пригласили. Он пьет с ними чай, идет в бары и рисует их. Они покупают его рисунки, и его касса продолжает расти.
Сейчас, думает он, я куплю себе дорогой, хороший велосипед со скоростями и проеду последний кусок моего путешествия.
«Ты не сможешь добраться до Швеции на велосипеде», – говорит Сильвия.
«Почему же, я могу», – упрямо возражает он.
Сильвия ведет его в Пратер, где они проходятся по главной аллее под каштанами и садятся на колесо обозрения. Потом едут в метро, заходят в старое, темное кафе и пьют кофе со взбитыми сливками, едут на трамвае и спускаются в темный полуподвальный бар с густым запахом табака. Пикей считает, что его друзья очень хорошие, и почему только все постоянно предупреждают его о тех других, которые живут в Европе? Чувство благодарности – сувенир из путешествия – постепенно вытесняет стресс, злость и холод. Он начинает понимать, что в Европе все регулируется правилами, а не чувствами, и пытается себя уверить, что европейцы менее человечны, чем остальное население Земли. Снова и снова он хочет убедить себя в том, что ему говорят друзья.
«Пикей, – говорят они, – ты хороший человек, ты делаешь другим людям добро. Но ты не знаешь Европу. В Европе человечность – большая редкость. В Европе действия людей диктуются страхом, а не любовью».
Любовь? Если они только и делают, что следуют правилам и инструкциям, как они могут верить в любовь? Может ли Лотта его любить, когда люди в Европе живут только для того, чтобы придерживаться правил?
Он понимает, что в Европе сложно. Но одновременно чувствует, что его мысли оживились. Пикей размышляет, решает проблемы и мучается над прописными истинами, которые ставят все вверх дном. До этого он плыл по течению чувств, а сейчас замечает, как большое течение путешествия становится все более узким и медленным ручьем. Он ступает на неровный путь, его собственный путь. И тогда он вздыхает, пытается удержаться на плаву и допускать только рациональные мысли.
Может быть, Лотта больше не ждет его?
Но когда он лежит на чересчур мягком матрасе под слишком толстым покрывалом в квартире Сильвии и терзается сомнениями, он пытается создать этим мыслям противовес. В темноте он думает о своей матери. Она сидит на полу рядом с кроватью и охраняет его. Она и есть тот самый противовес. В реке темных воспоминаний она – маленький, но яркий луч света. В сиянии этого света он засыпает.
«Ты не сможешь добраться до Швеции на велосипеде». – «Почему же, я могу».
Он еще не успел купить новый велосипед, когда к нему приходит хозяин галереи, представляется господином Манфредом Шеером и говорит, что восхищается целеустремленностью Пикея.
«Пожертвовать собой ради того, кого любишь, это красиво и достойно уважения. Если бы больше людей руководствовались любовью, – рассуждает он и продолжает: – Тогда мы жили бы в лучшем мире». И говорит, что у него есть для Пикея подарок.
Они идут в мастерскую, и хозяин галереи подает квадратный конверт. Пикей открывает и достает билет, нет, два билета на поезд.
«Это слишком много», – говорит Пикей и хочет за себя заплатить.
Хозяин галереи отказывается взять деньги, но после некоторых колебаний соглашается принять в подарок две картины Пикея.
«Вена, западный вокзал – Копенгаген С» написано на билете. «Копенгаген С – Гётеборг С» стоит на втором.
Вена – Пассау
Пикей быстро опускается в мягкое кресло. Сиденье такое мягкое, что он как будто не чувствует свои кости, и кажется, что тело состоит лишь из мягких частей. Ребенком он спал на соломенном матрасе на полу. В съемной комнате в Нью-Дели – на кровати с матрасом из плетеного пенькового каната. В вагонах индийских поездов второго класса без мест стоят деревянные скамейки или твердые пластмассовые сиденья. На велосипеде твердое кожаное сиденье. В автобусах в западной Азии – плоские, блестящие, твердые пластиковые скамейки. Он привык чувствовать лопатки, копчик и таз. Он хочет, чтобы было понятно, где заканчивается тело и начинается сиденье. Когда он беспрепятственно погружается во что-то мягкое, у него появляется чувство нереальности.
Почему европейцы подстилают толстые слои подушек, обивки и матрасов? Они мерзнут или чувствуют себя потерянными? Может быть, они боятся? Страх жесткости их собственного тела?
Вена, Мельк, Линц, Вельс. У городов Европы странные односложные названия.
И снова он приближается к границе. Поезд со скрипом останавливается. Пикей слышит запах влажности, холода, стали, горелого асбеста и шерсти. Проход заполняют люди в униформе.
Дверь купе открывается.
«Паспорт, пожалуйста!»
Он тянется за своим зеленым индийским паспортом. Немецкий пограничный полицейский листает экзотический паспорт. Ведь не каждый день в Пассау встретишь гражданина Индии.
«Нельзя, господин. We are so sorry[42]. Пройдемте с нами!» – показывает на него полицейский.
Пикей должен выйти из поезда и следовать за пограничным полицейским в участок, который находится на другой стороне стоящего поезда.
«Вот дерьмо», – ворчит он, выходя из поезда. Он научился этому у Сильвии в Вене, откуда отправился только этим утром.
«Все пропало, – думает он. – Они считают меня нелегальным иммигрантом, который хочет обосноваться на их богатой красивой земле. Они верят, что я заберу их работу, их женщин и буду обузой государству. Но я хочу только проехать дальше! Мне не нужна ваша Западная Германия!»
Они просят его открыть потрепанный чемодан. У них жесткий взгляд и окаменевшие лица. Они ищут в чемодане запрещенные вещи, думает он. Они копаются в его грязном белье и находят резиновую камеру от велосипеда и связку писем в светло-голубых авиаконвертах, которые перевязаны тонкой грязной пеньковой нитью.
«Мы свяжемся с индийским посольством, и они купят вам билет на самолет, чтобы вы смогли вернуться домой», – объясняет полицейский, достает его синюю рубашку из чемодана и держит ее в двух пальцах на расстоянии вытянутой руки, как будто это одежда прокаженного.