– Я бы управился, – уже спокойно и немного жалобно ответил ему Валька, – да у завода денег нет. А где я возьму? Ты же директор и ты в совете. Вот и постановите каждый месяц отчислять.
– Совет денег не даст, – твердо сказал Дружников.
– Как, не даст? – изумился Валька. – Ты им скажи. У нас же места. Каркуша, Семен Адамович. И Порошевич за нас и финдиректор Дикой, Юрий Тарасович. Они тоже в совете. Это ж сила.
– Никакая мы не сила, – с великолепной печалью возразил Дружников. – Беляевы – вот сила. Единственная и неповторимая. У них контрольный пакет, значит, и все остальное тоже. А Беляевы копейки добровольно не дадут.
– Так ведь рабочие взбунтуются! – Валька опять впал в излишнюю горячность.
– Ну, взбунтуются, и что? Разгонят их палками и водометами по домам. Куда им деваться? Другой работы в Мухогорске нет. А так, какие-никакие копейки глядишь, заплатят. Или вообще. Беляевы добьются, чтоб их вредное производство включили в список предприятий, обслуживаемых заключенными. И тогда, полный привет.
– Олег, ты это серьезно? – Валька с ужасом смотрел в спокойное лицо Дружникова и чуть не плакал.
– Конечно, серьезно. Пока комбинат фактически принадлежит обоим Беляевым и тем, кого за ними не видно, все так и будет. А ты думал, дурашка, что я мерзавец этакий, на идеалы плюнул, палки в колеса нарочно вставляю? – Дружников с укоризной покачал головой. – Ох, Валь, горе одно с тобой. Мне и так солоно приходится: попробуй все дырки в Москве заткни, попробуй дяде и племяннику вовремя положенное не отдай, да и вообще, попробуй рыпнись. Еще лучший друг в тебя камнями швыряет.
– Да ведь так нельзя! Нельзя, чтоб здесь «зона» была, а людей честных на улицу! Людям платить надо! – исторг вопль из самого сердца Валька. Его трясло, будто под током.
– Конечно, надо. И, конечно, нельзя. Ну, ну, успокойся, заплатим, – Дружников подошел к Вальке, положил ему руки на плечи и силой вжал в кресло. Так держал, пока тот не затих и не перестал вздрагивать, как собака, которую бьют. – Вот и хорошо. Беляевы не дадут, заплатим сами. Из своих средств. Слава богу, зарабатываем мы достаточно. Не обеднеем. Завтра же велю перевести деньги из кипрского филиала. Сколько тебе надо?
– Четыре миллиона. Долларов, – горестно вздохнул Валька. – Это за полгода на зарплату. Да плюс долги. Да еще…
– Дам пять, – перебил его Дружников. – На остаток сделай что-нибудь полезное, что считаешь нужным. Ты хотел создать здесь райский сад, вот и начни пока с малого.
– Мне бы общежитие достроить, – пожаловался Валька, – да как оно будет потом? Может, сэкономить?
«Вспомнил, наконец, об экономии! Самое время! – осердился про себя Дружников. – Прямо кино и немцы!» Но вслух сказал:
– Не переживай, эти средства кончатся, дам еще. Но только, все это не дело. Временная мера, чтобы сейчас не потонуть. Пока дядя с племянником у руля, нам свободы не видать. А чем дальше, тем тянуть с нас будут больше.
– Но бесконечно же они не могут? – неуверенно спросил Валька.
– А им не нужно бесконечно. Выдоят все до капли, да и продадут комбинат кому-то другому, может, попросту обанкротят. Хрен редьки не слаще.
– Олег, но должен быть какой-то выход? – Валька с ожиданием и надеждой, как на оракула, посмотрел на Дружникова.
И оракул дал ответ:
– Выход есть. От Беляевых так или иначе надо избавляться, забирать завод целиком под себя. Я придумаю план, а ты обеспечишь удачу. Вот тогда, если потом поработаем, как следует, будут здесь и реки молочные и берега кисельные. Ну, что? Есть у тебя желание кинуть этих гадов? Смотри, с формальной точки зрения, это не совсем честно, – предупредил Валькину совесть Дружников.
– Ничего, я переживу. Я б их своими руками удавил, если б смог, – жестоко ответил ему Валька.
– На том и порешим. А денежки нам самим еще пригодятся. Вон, прокатный завод в соседнем районе можно бы прикупить, мы бы медный провод делали. Из своего сырья. Или банк открыть, или собственную авиакомпанию создать. Выгодное дело. И людям польза. Да мало ли что! Нам ли стоять на месте! Чтоб все было, как мы хотели! Помнишь?
– Помню, – вяло ответил Валька. Энтузиазм Дружникова на сей раз его почему-то не заразил.
– Ну, что ты, что ты? Гляди веселей. Или укатали сивку крутые горки? А ведь мы, брат, толком и не начинали. Может тебе передохнуть? – заботливо осведомился Дружников.
– Нет, нет, – испугано возразил Валька. – Это пройдет. Надо с дядей и племянником решать поскорей. Ты думай, а я тебе обещаю, что никакой «зоны» я здесь не допущу!
Уровень 29. Звонят, откройте дверь!
С кипрскими деньгами дело пошло куда бодрей. В рабочем поселке оживилась самогонная торговля, в городе возникли жизнерадостные, вездесущие азербайджанцы, открыли пару продуктовых точек и ларьков, что являлось верным признаком улучшения экономической ситуации. На заброшенных останках общежития зашевелились строители. А когда из далекого Таджикистана прибыл целый табор обтрепанных «гастарбайтеров» в предвкушении верного заработка, Валька понял, что жить становится лучше и веселей.
Самолично, сопровождаемый солидным Денисом Домициановичем, с которым, несмотря на разницу в годах, успел сдружиться, Валька обошел дощатые вагончики с таджиками, заглянул и к торговым людям из далекого Азербайджана. С таджиками говорил долго, Вальку они понимали через слово. Просил не клянчить и не воровать на улицах, взамен обещал нормальную, человеческую зарплату за чернорабочий труд на стройке, разрешил взять бесплатно немного материалов с объекта для обустройства в вагончиках. Детей велел свести в заводской душ, отмыть и доставить в городскую поликлинику на осмотр. Таджики, робко столпившись в кружок, смотрели на Вальку с вниманием, не галдели и не перебивали, кивали в ответ послушно.
– Ох, и разворуют они у нас полстройки. Зря ты, Валя, им разрешил, – с сожалением сказал Порошевич, когда они вместе покинули резервацию.
– Не разворуют, – уверенно возразил Валька. – Если ты уважаешь людей, то и они тебя уважают. А если уважают, то красть не будут. Да и зачем им красть? Они теперь заработать могут.
– Дай-то бог, – вздохнул Денис Домицианович, и во вздохе его было сомнение.
В палатках у азербайджанцев переговоры пошли живее. От имени восточных торговцев речь держал их старшина, которого все остальные звали Кямран-бей. Дюжий, складный брюнет, с породистым лицом, похожий на гравюрный портрет поэта Низами. «Ему бы с профессорской кафедры вещать, а не торговать с лотка дыней и арбузом», – невольно подумалось Вальке. Кямран-бей, узнав, кто именно пришел в его палатку, кинулся со всех ног к дорогим гостям, не теряя, однако, при этом достоинства. На Валькины пожелания торговать честно, ответил горячими уверениями в собственной порядочности и клятвами аллаху. Но и не преминул пожаловаться. Очень уж высокий бакшиш назначила местная милиция, так сразу не потянуть. Вот если бы скостить? И с просительной хитрецой заглянул в глаза всемогущему гостю.
– Никакого бакшиша никому не платить, – жестко постановил Валька. – А будут угрожать, сообщите в секретариат, мне доложат, – Валька протянул Кямран-бею визитную карточку с телефоном. – Главное, торгуйте без обмана. На комбинате труд тяжелый, и рабочему деньги даются нелегко.
– Об чем речь, многоуважаемый, да продлит аллах твои дни. Самая честная цена будет, лучший товар, – заверил Вальку Кямран-бей. И тут же подоспевший подручный сунул в руки Кямран-бею два объемистых пакета. – Вот, примите с уважением. Скромный дар от чистого сердца.
– Что вы, не надо, – Валька отстранил от себя оба пакета, свой и Порошевича, испугавшись, что Кямран-бей понял его неправильно и в скверном смысле.
Кямран-бей пакеты сразу отставил, и тяжко вздохнув, полез в поясную сумку. Извлек на свет щуплую стопочку американских долларов, выжидательно посмотрел на «дорогих» гостей, может, нужно дать больше.
– Этого совсем не надо! Да что же вы! – с досадой вспыхнул Валька, и, увидав в лице Кямран-бея полное и уже какое-то внеземное непонимание, торопливо пояснил:
– Ничего не надо! Вообще! Ни сейчас, ни потом!
Кямран-бей понял. Деньги убрал и обозначил поворотом головы легкий поклон. Вот уж, повезло, так повезло. Если этот странный русский не шутит, то ему посчастливилось заиметь покровителя на самом верху. Выше уж и быть не может. Видать, он, Кямран-бей, чем-то русскому приглянулся. Конечно, такого большого человека беспокоить по пустякам он не станет, и милиции платить, конечно, придется. Но Кямран-бей уже знал, что денег давать нужно будет куда меньше, и тут свою роль сыграет вот эта крошечная картонка с телефонами. Милиции неприятности тоже не нужны. Однако, так нехорошо. Кямран-бей решительно поднял с полу пакеты.
– Вот, многоуважаемый, от всего сердца. Отказать нельзя. Обида может быть. Ты пришел, как гость, принес добрую весть в мой дом. Справедливость принес. Нельзя так уйти. Я хороший хозяин, как отпущу гостя с пустыми руками? Одна дыня, немного гранат, чуть-чуть помидор. Возьми.
Валька смущено переступил с ноги на ногу, украдкой взглянул на Порошевича. Денис Домицианович коротко кивнул. Валька протянул руки, взял пакеты, один передал Порошевичу.
– Хорошо. Спасибо вам. Но только в следующий раз я заплачу. Иначе, больше к вам не приду.
Кямран-бей белозубо улыбнулся. Он был доволен. Когда Валька с Денисом Домициановичем уже отошли от его палатки к ожидавшей их машине, он, неожиданно для себя, выкрикнул им вслед:
– Я буду торговать честно! Слово Кямран-бея!
Денис Домицианович, неловко пристраивая в руках громоздкий пакет, однако, посетовал Вальке:
– Это все лирика. Но вот скажи ты мне, почему мы должны этой ерундой заниматься? Ведь есть же мэр, есть же городской муниципалитет в конце концов. В каждую бочку затычку не вставишь, каждую выгребную яму не вычистишь.
– Денис Домицианович, что говорить, вы же сами все знаете. Господину Извозчикову это, простите, до одного места. А порядок в городе должно навести. Ведь это ваш город. И мой теперь тоже, – кротко возразил ему Валька.