– Ты не обижайся. Я тебя защитить хочу, – печально ответил Вилли, уже зная, что аргумент его неубедителен.
– Да? А кто тебя защитит? То же мне, защитник нашелся! – Матвеева резко ударила по тормозам и неожиданно свернула в переулок под кирпич. – Надоели. И ты мне надоел. Если не доверяешь, то говорить нам более не о чем. Я, между прочим, взрослый, самостоятельный человек, имею право принимать собственные решения. Когда рисковать, а когда свою голову поберечь. Так что и ты решай здесь и сейчас. Или я с тобой на равных началах, или отвезу тебя домой и на том распрощаемся. Совсем.
Вилли некоторое время молчал. Потом решился заговорить, но слова не вышли. И он опять сидел в скорбной тишине. Лена ему не мешала, ехала теперь совсем медленно. Недалеко от дома Вилли вздохнул тяжко, подразумевая под этим последнее свое возражение: «как не стыдно!», и «что ты со мной делаешь!», затем разорвал повисшее безмолвие:
– Хорошо. Я об этом еще пожалею, но… Давай договоримся так. Я беру тебя в дело. Хотя, если быть точным, это скорее миссия. Довольно неприятная, между прочим. Я посвящаю тебя в конечную цель, обо всем остальном разрешаю слушать, ну и, само собой, участвовать. Сразу все рассказывать тебе попросту бессмысленно, – закончил чтение приговора Вилли. Но, увидев на лице Лены и некоторое разочарование, пояснил:
– Это очень, очень долгая история. С корнями, как у векового баобаба. Ее нужно прояснять постепенно. В твоем случае.
– Пусть так, – нехотя согласилась Лена. – И какова цель?
– Убить Дружникова, – коротко и обыденно сказал Вилли.
– Что-о? – У Лены Матвеевой были крепкие нервы, но бедный «Фольксваген» при этом возгласе едва разминулся с придорожным столбом. – Как это, убить? Я думала, что это из-за Ани… Я думала, ты хочешь вернуть свою жизнь… Вилли, послушай, ведь не таким же способом? Ты сумасшедший!.. В этом я тебе не помо…
– Заткнись. На минуту, – очень невежливо перебил ее Мошкин. – Я не стал бы никого убивать ни за себя, ни даже за Аню. Я же сказал, что это старая, долгая и страшная история. Ты меня не слышала. А если ты не будешь слышать, то бесполезно и говорить.
– Прости. Ты меня попросту огорошил. Я слушаю, – уже более спокойно и примирительно попросила его Лена. Но машину она на всякий случай припарковала у обочины.
– Все гораздо хуже. Я не в силу своей прихоти желаю убить Дружникова. Это жизненно важно сделать. Потому что я знаю, что из него выйдет в будущем. Я ЭТО видел. Вот, пожалуйста, уже мистика начинается, – грустно пошутил Мошкин.
– И ты хочешь, чтобы наша фирма тебе в этом помогла? – совсем ничего уже не понимая, неуверенно спросила Лена.
– Ваша фирма, как ты выражаешься, ничем мне помочь не может. В случае неудачи ей самой бы ноги унести, – сказал Вилли и будто вздрогнул.
– Н-да. Может ты и прав. Эту историю, действительно, надо открывать постепенно. И когда начнем?
– Первые здравые слова за сегодняшний день. Учти, это билет в один конец, – честно предупредил подругу Вилли.
– В смысле, что предателей вы безжалостно убираете? – со смехом осведомилась Лена. Но по всему было видно, что ни капельки ей не смешно.
– Не болтай глупостей. Я имел в виду, моя тайна представляет собой такого рода знание, от коего потом немыслимо будет убежать. И забыть тоже. Это кошмар, от которого спасет только полное неведение. Как крест, тот, что возможно возложить на плечи лишь один раз.
– Ты меня не напугал. Я отныне одинокая вдова. Чей муж, в конечном итоге, погиб не от руки невольного палача, а по прихоти того, кто его приговорил. И я уверена, да, уверена, что мои подозрения более, чем справедливы. Ты понимаешь меня? – выкрикнула Лена не своим, больным и звенящим голосом.
– Понимаю. Наверное, ты имеешь право. И, как говорят на флоте, добро пожаловать на борт. Завтра, в семь вечера, в моей квартире. Там в очередной раз соберутся люди, которых ты уже знаешь заочно.
– Список? – скорее для порядка спросила Лена.
– Да, список. Но одно. В их присутствии делай вид, будто все, что происходит и все, о чем будет говориться, тебе давно и превосходно известно. Так нужно, – настоятельно попросил ее Мошкин. И со слабой улыбкой добавил:
– Не удивляйся, если кто-то из них станет называть меня генералом или даже генералиссимусом. Они, в сущности, моя армия. А в армии должен быть порядок.
– Тогда я твой начальник штаба. И в силу своих прав и обязанностей вношу рекомендацию. Встречу необходимо перенести. Все равно, на какой день, но обязательно на мою квартиру. Так что потрудись оповестить своих солдат, – постановила Лена, и тон ее не допускал возражений. – Если наш драгоценный «ОДД» не на шутку забеспокоился, то у меня безопасней. Совершенно невозможно ничего подслушать. Уж поверь. И вообще, меры по обеспечению должной конспирации я беру на себя.
– Есть, товарищ майор, – Вилли впервые за весь их непростой разговор позволил себе засмеяться. Но тут же вспомнил о другом, более печальном вопросе:
– Лена, ты давно обещала мне сказать, а теперь уж откровенность за откровенность. Пусть даже это будут совсем дурные новости. Как там Аня?
– Очень плохо, – ответила Лена и вернула долг. – Вовсе не из-за того, что «ОДД» женился на своей кремлевской кукле. Ты не думай. А с Аней что-то странное. У меня такое ощущение, что она медленно и мучительно умирает изнутри. Часть за частью. Остается одно лишь бездушное тело, глухое ко всему, что вне его самого. Ты это можешь объяснить?
– Это не могу. Я правда не знаю! – от внезапно нахлынувшего ужаса Вилли едва не лишился чувств. – Я знаю многое, что произошло до сегодняшнего дня. Теперь знаю. Но почему так? У Павла Мироновича ничего об этом не было. Я понятия не имею, как работает двигатель, и что он в силах натворить.
– Какой двигатель? И при чем тут Анин папа? – осторожно спросила Лена, беспокоясь про себя, в уме ли ее друг.
– Двигатель – это часть той самой истории. Скоро узнаешь. А Павла Мироновича я видел в день, когда погиб твой муж. Ты права, от моей руки, но не по моей вине, – Вилли вопросительно посмотрел на Лену Матвееву. Но лицо ее не выразило ненависти, скорее беспомощное сочувствие к нему, убийце Мошкину. И Вилли продолжил свою повесть далее:
– Где и в каком качестве я встретился с Аниным папой, я сейчас не смогу тебе объяснить. Скажу только, что то место было неким образом связано с другим миром, откуда проистекают успехи и неуязвимость Дружникова. И не его одного.
– Те люди, что состоят в твоей армии, они в некотором смысле подобны Дружникову? – уже с нескрываемым любопытством спросила Лена.
– Да, через меня. Но повторяю, я не знаю, каким образом все это относится к Ане. И я не знаю, что тут можно сделать и чем помочь. Я даже не понимаю всего смысла того, что ты мне рассказала об ее нынешнем состоянии. И я бессилен.
– Ничего. Тогда я попробую. Через месяц-другой, Аня и Павлик вернуться в Москву. Может, отдых поможет. Если нет, то у меня есть одно средство, – тут Лена многозначительно замолчала, словно пыталась придать своим словам особенный вес. – Это средство в твоем духе. Никакой гарантии и сплошная мистика. Но услугами этой женщины, не слишком афишируя, пользуются некоторые, далеко не последние люди в нашей фирме. Правда, она не всех принимает. Я, по воле случая и давнего государственно важного дела, с ней знакома. И как только Аня возвратится в город… Я отведу ее к Сашеньке!
Уровень 47. Кассандра, пережившая Трою
Автомобили шли обычной, строгой линией. Профессионально и четко. Но слаженная работа их водителей именно сегодня могла бы вызвать веселую улыбку у иного праздного наблюдателя, со стороны ухмыляющегося на редкостное зрелище. А посмотреть было на что.
Пара огромных, как малогабаритная квартира, черных «Навигаторов» эскортировала маленький, скромный «фольксваген», зажатый спереди и сзади их огромными тушами, будто килька между кашалотами. Сбоку, помигивая фарами, и держа дистанцию не более полуметра, к козявке «Пассату» прилепился здоровущий серебристый «мерин» последнего, наимоднейшего выпуска. Эта флотилия разнокалиберных авто двигалась по московским улицам и пробкам достаточно ловко и удивительно быстро. Путь же необычной процессии пролегал все более по столичным набережным. С Котельнической на Кремлевскую, оттуда, мимо храма Христа Спасителя, на Фрунзенскую, и далее, через Лужники, к кинотеатру «Звездный». А от него направо, на улицу Удальцова, к бывшему «совминовскому» заповеднику элитной, доперестроечной эпохи, к дому номер 24.
В «Навигаторах» охрана лениво травила анекдоты и одновременно придирчиво озирала окрестности. В «мерине» скучал одинокий, зрелого возраста водитель Аркадий Януарьевич. В виду отсутствия в салоне хозяйки ребята-телохранители, приписанные к «мерседесу», с разрешения старшего пересели в джипы, где веселей. А в кильке-«Фольксвагене» две полностью изолированные от внешнего мира женщины вели свой разговор. Вернее, говорила все больше одна из них, та что, собственно, и сидела за рулем. Вторая в основном слушала, когда равнодушно, а когда и являла заинтересованность. До некоторых пор. Потом в «Фольксвагене» стали происходить и произноситься любопытные вещи. По счастью, они были надежно застрахованы от посторонних глаз и ушей.
– И как это «ОДД» тебе позволил отправиться со мной неведомо куда? Диву даюсь, – спросила Лена у своей молчаливой подруги.
– «ОДД»? Ты теперь его так называешь? – в свою очередь спросила Аня, но не сильно интересуясь.
– Его многие так называют, – ответила Лена. – Все-таки, что в лесу сдохло, и почему с меня сняли клеймо «держать подальше от…»?
– Я попросила. Олег, между прочим, согласился сразу, – сказала ей Аня с некоторым упреком.
– Это-то меня и беспокоит, – задумчиво и тихо произнесла Лена, как бы и про себя.
– У вас давняя, взаимная антипатия. На биологическом уровне. Ничего тут не поделаешь. А согласился он потому, что…
– Да, да. Потому что, он тебя любит, что и доказывал не раз. А меня терпеть не может, что тоже доказывал не два и не три раза. Его любовь к тебе победила в славном сражении отвращение ко мне. Честь Дружникову и хвала. И хватит об этом. А скажи-ка лучше, моя дорогая, сама ты чего хочешь? Я-то тебе хоть сколечко нужна? – Лена оторвала взгляд от дороги, все равно плелась в хвосте головного джипа, и посмотрела на Анюту.