Прекрасный знаток природы писатель Алексей Ливеровский издевался в печати над своими коллегами-писателями, храбро описывавшими "вспотевших от ярости тигров" (у тигра нет потовых желёз), медведей, во время гона бьющих друг друга дубинами, напавшую на путевого обходчика стаю барсуков (барсук же зверь одиночный и боязливый) и прочие благоглупости.
Президент Географического общества СССР С.В. Калесник однажды не выдержал и напечатал статью "О языке научных работ (записки редактора)" с целым букетом жемчужин, среди которых был и "заяц-рысак", и "Васька да-Гама".
Иногда восхитительные перлы возникают из-за плохого знания научной терминологии. В весьма уважаемом биологическом журнале однажды появился реферат английской статьи о неком паразите, обнаруженном у гибрида оленя и койота — химере, не приходившей в голову даже авторам бес-тиариев. Как такое могло получиться? В действительности речь в статье шла о паразите, обитающем в организмах и койота, и чернохвостого оленя, которого по-английски часто называют mule deer. А в английском языке слово "мул", взятое отдельно, означает не только помесь лошади и осла, но и вообще гибрид. Автор реферата знал английский, но в зоологии явно не разбирался — вот и получилось нечто сверхъестественное. Паразит же действительно обитал в организмах и оленя, и койота, которому случалось покушать оленины.
Солиднейшая газета "Известия" 15 апреля 2005 года в разделе "Наука" поместила статью, рассказывающую об интересном английском исследовании полёта бабочек. В ней говорилось о "черепаховопанцирной бабочке" и "павлиниевой бабочке".
4.3. Череп первобытного бизона с отверстиями, проделанными личинками оводов
Поскольку приводились и латинские названия, можно было понять, что речь идёт об обычнейших крапивнице и дневном павлиньем глазе. Автор статьи, недолго думая, перевёл на русский язык английские названия…
Как ни забавно, эпоха холодной войны тоже оставила свой след в невероятной зоологии. В своё время советские газеты писали о том, что зловредные американцы забросили в одну из стран "народной демократии" неких испанских мух, уничтожающих сады. Каждый энтомолог мог воспринять это только с улыбкой. Речь шла не о мухах, а о жуках из семейства нарывников, традиционное русское название которых — шпанские, то есть испанские мушки. Они действительно могут вредить садам, но наиболее известны тем, что в старину в сушёном и толчёном виде использовались в аптечном деле. Распространены они по югу лесной зоны по всей Европе. А вспышки их размножения, как и множества других насекомых — дело обычное, с политикой не связанное.
Другая, намного более громкая история произошла во время корейской войны. В "Правде", "Известиях" и других газетах появились огромные фотографии каких-то странных насекомых, то длинноногих, похожих на комаров, то коротеньких и бескрылых.
В статьях, сопровождавших снимки, говорилось о том, что коварные американцы развязали бактериологическую войну против Северной Кореи. Из специальных контейнеров, сбрасываемых с самолетов, они рассыпали насекомых, заражённых болезнетворными бактериями. При этом делалось это зимой, почему и удалось раскрыть бесчеловечные планы: насекомые были хорошо видны на ещё не растаявшем снегу.
Но любой грамотный биолог — да что биолог, просто знающий природу человек, сказал бы, что насекомые на снегу отнюдь не редкость. Бескрылые комарики хионеи, немного напоминающие пауков, ползают по снегу не только в оттепели, но и при небольшом морозе. Немцы называют их Schneefliege — "снежные мухи". На снегу можно увидеть длинноногих грибных комариков рода алдобиа, личинок жуков-мягкотелок (немецкие Schneewürmer — "снежные черви"). На снег выползают коллемболы, или ногохвостки — крохотные беспозвоночные, ранее причислявшиеся к насекомым. Несомненно, в Корее с её богатой фауной можно найти и других холодолюбивых насекомых. Но когда истина интересовала пропагандистов?
Говоря о невероятной науке, нельзя пройти мимо розыгрышей, нередко появляющихся в печати, чаще всего в первоапрельских номерах журналов. Иногда их принимали всерьёз даже крупные учёные. В советской науке один из самых грандиозных (по рангу "покупателя") розыгрышей был связан не с зоологией, а с генетикой. В 4-м номере за 1972 год журнал "Химия и жизнь", сославшись на несуществующий немецкий "Журнал селекции репы", сообщил о том, что в хромосомы растения Cucumis sativus — попросту говоря, огурца — были привиты гены, ответственные за молочно-кислое брожение. Подано это было очень серьёзно, с массой наукоподобных подробностей. В результате прививки, утверждалось в статье, на грядках выросли нежные малосольные огурчики. Читатели журнала посмеялись — но настоящий хохот начался в сентябре того же года, когда в "Известиях Академии наук", да ещё в номере, посвящённом 50-летию СССР, появилась статья официальнейшего советского генетика об успехах этой науки. В ней в частности говорилось, что "путем трансдукции, т. е. внесением гена с помощью вируса, раннему сорту огурцов был привит комплекс генов, ответственных за молочнокислое брожение. Так был получен новый сорт огурцов, обладающих замечательными вкусовыми качествами". Ссылки на источник не было, но формулировки в точности повторяли те, первоапрельские…
Позднее, в 1977 году "Химия и жизнь" развила эту идею и сообщила о возможности увеличить размеры деликатесных плодов в 25–30 раз, но это было уже не так эффектно.
Другой розыгрыш, связанный с не менее крупным учёным, остался только в памяти свидетелей. Позволю себе рассказать о нём, ибо его участников уже нет среди нас, а забавная эта история отнюдь не повредила авторитету её главного героя, человека любимого всеми коллегами, но порой удивительно наивного. Он был делегатом всемирного энтомологического конгресса в Сиднее, прочёл там прекрасный доклад, много фотографировал — а вернувшись, сразу же отправился в экспедицию в Азербайджан. В Институте зоологии в Баку он прочитал доклад о конгрессе и показал серию слайдов, сделанных в сиднейском зоопарке. После этого, конечно, был банкет в честь высокого гостя. И когда публика разогрелась, мой добрый друг Рустам Эфенди произнес примерно такой тост:
— Уважаемый академик показал нам великолепные снимки австралийских животных, и среди них двух коал — большой и сидящей на ней маленькой. Ранее считалось, что это матери-коалы носят на себе детенышей, но совсем недавно выяснилось, что самки-коалы так заботятся о своих мужьях. Так выпьем за то, чтобы наши жёны относились к нам так же бережно и заботливо, принимая на себя все наши трудности и невзгоды!
После ужина академик (специалист в области, далёкой от биологии млекопитающих), естественно, поинтересовался — откуда получены такие сведения о коалах. Рустам, вдохновлённый не одним бокалом вина, с совершенно серьёзным лицом привёл десяток вымышленных фамилий, сослался на крупнейшие западные журналы и убедил-таки собеседника, о чём незамедлительно написал мне. Я и мои друзья с нетерпением ожидали продолжения, ибо после Азербайджана академик должен был прилететь в Ленинград и рассказать о конгрессе.
Конференц-зал нашего института был полон, и добрая половина собравшихся ждала слайдов с коалами. Когда они появились на экране, а докладчик, ссылаясь на коллегу Эфенди, сообщил новейшие сведения о сокровенной жизни этих милых зверюшек — по залу пронесся общий глубокий вздох. А после доклада один из самых почтенных слушателей, держа академика за пуговицу, что-то тихо ему говорил, и лицо у бедняги было более чем растерянное…
Но он был не только крупным учёным, но и мудрым, добрым человеком. Конечно, Рустам получил выволочку за непочтение к старшим, но в следующую свою экспедицию по Азербайджану академик отправился вместе с ним. Трудно было бы найти лучшего спутника, чем этот весёлый умница, глубоко знающий природу родной страны.
Но вернёмся к первоапрельским журналам. В апрельском номере "Химии и жизни" за 1982 год художник-анималист Николай Николаевич Кондаков поведал о своих наблюдениях над головастиками в маленьком бочажке у старой водяной мельницы близ Загорска. Среди них изредка ("приблизительно 1:10 000") попадались экземпляры более крупные, трансформировавшиеся не в лягушек, а в совершенно других существ, сведений о которых он не смог найти ни в одном определителе земноводных. Заметка сопровождалась серией рисунков, иллюстрирующих цикл развития лягушонка, а рядом — цикл неизвестного науке существа, а попросту — крохотной русалочки. Редакция завершала заметку словами о том, что встречен реликтовый эндемичный вид некогда многочисленного семейства, более крупные представители которого послужили фактическим основанием для легенд о полурыбах-полуженщинах — и что очаровательный реликтовый эндемик должен быть занесён в Красную книгу и сохранён во что бы то ни стало.
4.4. Метаморфоз русалки по Н.Н. Кондакову
За несколько месяцев до публикации Николай Николаевич прислал мне фотографии этих рисунков с дополнением — кроме русалок из-под его кисти "вылупился" крохотный водяной. Этот замечательный зоолог и художник иллюстрировал оба издания многотомной "Жизни животных", множество научных и популярных книг — некоторые его друзья хранят изображения морского дьявола и морской дьяволессы, созданные им, конечно же, с натуры. Ведь недаром он ещё в 30-е годы опускался в громоздком водолазном скафандре, чтобы наблюдать вблизи жизнь обитателей морского дна.
4.5. Метаморфоз водяного по Н.Н. Кондакову
От него я узнал ещё об одном замечательном проекте — к сожалению, просуществовавшем недолго. В середине тех же 30-х годов в Зоологическом институте по вечерам группа молодых учёных во главе с профессором университета Андреем Петровичем Римским-Корсаковым, блестящим специалистом в области сравнительной анатомии, развлекалась тем, что моделировала морфологию различных мифологических существ — наяд, гарпий, драконов, кентавров. Обсуждались самые странные комбинации — например, пищеварительная система кентавров, их два сердца и многое другое. Николай Николаевич делал "серьёзные" анатомические рисунки; они погибли в блокаду, но сохранились и даже изданы наброски химер собора Парижской Богоматери, сделанные Андреем Петровичем, с его комментариями по поводу этих химер и химер вообще ("Андрей Петрович Римский-Корсаков. 1897–1942". СПб., 1997).