Теперь, когда насильник был за решеткой, Вайнер приступил к составлению дела для разбирательства. Проделанную Галбрейт и Хендершот работу Вайнер назвал «фантастическим, невероятным расследованием». Но О’Лири грозило пожизненное заключение, и ставки для него были высоки. Вряд ли он так уж охотно признает свою вину. Обвинению придется отразить каждую атаку, предпринятую стороной защиты, и убедить присяжных вынести приговор. Просматривая факты, Вайнер находил в деле пробелы.
– Оно не было готово к разбирательству, – сказал он.
Поначалу его обеспокоило сходство между Марком и Майклом. Любой адвокат попытается пробудить сомнения, утверждая, что насильником мог быть Майкл О’Лири. Вдруг в реальности нападающим был Майкл, пока его брат-двойник создавал виртуальную империю порносайтов?
– Нам нужно получить алиби для брата, – сказал он Галбрейт и Хендершот.
Он попросил Галбрейт раздобыть все карточки учета времени из мебельного магазина, в котором Майкл О’Лири работал доставщиком, начиная с августа 2008 года. Ничего полезного. Майкла не было на работе, когда было совершено большинство преступлений.
Хендершот и Эллис внесли свой вклад в так называемый «Проект “Мазда”». Хендершот проверила все водительские права, выданные в штате на белые пикапы «мазда» 1993 года. Всего таких машин оказалось семьдесят семь. Потом она привлекла десятерых патрульных из Уэстминстера, чтобы они ездили по всему штату и получали изображения пикапов. Стратегия была проста: если защита заявит, что «мазда» с видеозаписи камеры наблюдения в день нападения на Эмбер может и не принадлежать О’Лири, Вайнер предоставит изображения всех «мазд» в Колорадо. Автомобиль О’Лири должен оказаться единственным соответствующим автомобилю на записи.
Но обнаружение фотографий жертв на картах памяти фотоаппаратов О’Лири – Эмбер, Сары и потом Мари – заставило полицейских прекратить свои поездки по штату. Вайнер просматривал фотографии в своем офисе, отвернув монитор от двери, чтобы проходящие мимо случайно их не увидели. Хотя на фотографиях не было видно лица О’Лири, на них оказалось его родимое пятно. Вайнер поручил криминалисту сравнить родимое пятно О’Лири с теми, что были запечатлены на снимках.
Изображения родимого пятна вместе со стрелочками, указывающими на похожие отметки, доказывали, что Марк и нападавший были одним и тем же человеком. Вайнер понял, что О’Лири попался на крючок. Уже не нужно было беспокоиться о том, что насильником окажется кто-то другой.
– Как только мы нашли фотографии, дело было в шляпе.
Но у Вайнера оставалась еще одна мысль по поводу фотографий. Он попросил Галбрейт и Хендершот проверить, не выложил ли О’Лири какие-нибудь из этих снимков на свои порносайты. Однажды утром обе женщины прибыли в региональную штаб-квартиру ФБР в Стэплтоне – районе, построенном на месте старого аэропорта Денвера. Они сели спиной друг к другу в длинном помещении, заполненном компьютерами, и принялись просматривать каждый сайт из тех, что принадлежали О’Лири или содержали ссылки на его страницы.
– Мы смотрели порно весь день, – вспоминает Галбрейт.
– Весь день, это не шутка, – добавляет Хендершот. – Клянусь богом, с утра до вечера, без перерывов.
– Ужасная работа, – признается Галбрейт.
Фотографии жертв они так и не нашли. Не исключалась вероятность того, что снимки могли быть опубликованы в каких-нибудь темных уголках Интернета. Но они могли, по крайней мере, сказать женщинам, что не нашли доказательств того, что О’Лири выполнил свои угрозы. Это должно было успокоить пострадавших, как и Вайнера.
Вайнеру, выросшему в семье агента ФБР, доводилось заниматься самыми громкими случаями изнасилования и убийства в регионе. В зале суда он выглядел внушительно – высокий, стройный, с открытым лбом и телосложением выносливого бегуна на дальние дистанции. Вайнер и в самом деле участвовал в марафонах. Для тренировки он бегал по Скалистым горам, окружавшим его дом в пригороде Денвера, порой поднимаясь на высоту до двух километров над уровнем моря. В 42 года он пробежал Бостонский марафон за 21 час 31 минуту и 20 секунд, финишировав вторым в своей возрастной группе. Он добился таких успехов в беге, что даже рекламировал производителя беговых кроссовок.
Бег придавал ясность уму. Бег помогал освободить сознание от преследующих его образов жертв и позволял сосредоточиться на работе. А размышлять ему приходилось о многом – даже имея на руках фотографии.
Так, например, Вайнера волновала длительность каждого изнасилования. Каждая женщина терпела надругательство на протяжении трех-четырех часов. «Типичный член жюри тут же подумает: “Почему она не кричала? Почему не звала на помощь? Почему не сопротивлялась? Она могла бы хотя бы попытаться сбежать”». И еще его беспокоило то, как много всего О’Лири знал о каждой своей жертве. У присяжных может возникнуть вопрос: «Знала ли она этого мужчину?»
Такого рода соображения отягощают любое расследование. Следователи называют это «нисходящим потоком» – склонностью каждого участника расследования задумываться о том, что подумает об обвинении в изнасиловании следующий человек в цепочке. Начинается этот поток с жертвы, с ее страхов о том, что полицейские могут неодобрительно отозваться о длине ее платья или количестве выпитых рюмок текилы. Далее этот поток заражает самих полицейских, которые думают о том, что скажет прокурор, если не будет найдено никаких физических улик, а будут только лишь показания одного лица против другого. И наконец, процесс захватывает прокурора, который размышляет, как воспримут показания женщины присяжные. На каждой стадии расследования изнасилования возникают свои сомнения.
Вайнер был уверен, что сможет доказать факт преступления – у него, в конце концов, имелись фотографии жертв, сделанные самим насильником. Но процесс осложнял скептицизм, обычно окружавший жертв изнасилования. В частности, Вайнер беспокоился о том, как будут держать себя сами женщины, выступая в роли свидетелей. Выдержат ли они напор агрессивных вопросов? Им придется делиться болезненными интимными подробностями перед залом, полным незнакомых людей, да еще осознавая, что каждое их слово может стать достоянием прессы. Им придется выступать против О’Лири, сидящего всего лишь в паре метров от них. И вообще, согласятся ли они давать показания?
Вайнер понимал, что ему придется как следует подготовиться к судебному разбирательству. В конце концов, ему предстоит сражаться не только со стороной защиты О’Лири. Ему предстоит сражение с сотнями лет судебной истории.
Случаем Мари занимался полицейский департамент, из-за невнимательности и безответственности которого ее саму признали виновной в правонарушении. Но ее дело во многих отношениях было показательным. Судебная система издавна разделяла «столь лелеемые мужские предрассудки о том, что женщины склонны ко лжи», как некогда писала Сьюзан Браунмиллер. В залах суда по всей Америке изначально царило недоверие.
Юрист, оказавший довлеющее влияние на то, как судебная система реагирует на обвинение в изнасиловании, жил четыре столетия назад. Это сэр Мэтью Хейл, современник Оливера Кромвеля и Карла II, ставший в 1671 году главным судьей Англии. Согласно одному описанию он «является самым известным и уважаемым судьей всех времен». В судебных кругах его имя упоминают с почтением. Один из его биографов писал в 1835 году: «В целом же настолько его свершения были великолепны, что и по сию пору, если требуется привести исключительный пример превосходного юриста, ум сразу же, словно игла компаса к северу, обращается к лорду Хейлу». С тех пор в его адрес было высказано немало подобных хвалебных эпитетов.
Хейл, прославившийся благочестием, честностью и здравомыслием, написал обширный двухтомный трактат по уголовным процессам «История прошений Короны». Изнасилование он определял как «гнусное преступление» с многократно цитируемым с тех пор уточнением: «Следует, однако, помнить о том, что такое обвинение легко выдвинуть и трудно доказать, и еще труднее защититься от него обвиненной стороне, пусть она и не настолько виновна».
Уточнение Хейла отражало всеобщие страхи о ложном обвинении – описанном еще в Библии, когда жена Потифара, отвергнутая Иосифом, обвинила того в изнасиловании – и создавало юридическую основу для таких страхов. Хейл описывает случаи двух мужчин, которых, по его мнению, ложно обвинили – одного в изнасиловании четырнадцатилетней девушки предположительно с целью шантажа. Хейл советует присяжным задаться вопросами: «доброй» или «дурной славы» женщина, заявляющая о том, что ее изнасиловали? Кричала ли она? Пыталась ли сопротивляться? Пожаловалась ли непосредственно после события? Поддержали ли ее обвинение другие? Присяжным и судьям следует проявлять бдительность. Хейл предупреждал: гнусность преступления может «пробудить в них столь великое возмущение, что они поспешно перейдут к осуждению человека на основании якобы достоверных показаний, иногда даваемых злонамеренными и лживыми свидетелями».
Этот английский судья вообще любил давать советы, даже не относящиеся к сфере юриспруденции. Для своих внучек он составил письмо на 182 страницах с подробными советами для каждой. Для Мэри: «Если она не сможет управлять величием своего духа, то станет гордой, надменной и мстительной…» Для Фрэнсис: «Если будет сдерживать свои порывы, особенно ко лжи и обману, то из нее выйдет хорошая женщина и домохозяйка». В Энн он разглядел «мягкую натуру» и ввел для нее запрет на пьесы, баллады и меланхолические книги, «ибо они могут оказать слишком глубокое влияние на ее ум».
Судебная система издавна разделяла «столь лелеемые мужские предрассудки о том, что женщины склонны ко лжи».
В своем письме Хейл сурово осуждает окружающий его мир: «Вся природа жителей этого королевства испорчена распущенностью, пьянством, обжорством, блудом, азартными играми, расточительностью и самым глупым и беспутным мотовством…» Особо он порицает молодых женщин: они «учатся быть смелыми» и «громко разговаривать». Они «приучаются красить свои лица, завивать кудри и покупать самые дорогие платья по последней моде. С самого раннего утра и до десяти часов они проводят время у зеркала с гребнем в руках и шкатулкой с румянами; не умея заботиться о себе сами, они вынуждены пользоваться тем, что им предоставляют…» Сетования продолжаются, одно из предложений растягивается на целых 160 слов. Сам Хейл был дважды женат. Ходили слухи, что первая жена ему изменяла; над ним насмехались как над «великим рогоносцем». Английских благородных женщин он называл «погибелью семейств».