Пусть былая слава Хейла и померкла, его наследие порой всплывает до сих пор. В 2007 году – за год до того, как Мари сообщила об изнасиловании, – член законодательного собрания штата Мэриленд, уголовный защитник и председатель Юридического комитета сослался на предупреждение Хейла во время слушаний по поводу законопроекта об отказе в родительских правах насильникам, жертвы которых забеременели. Этот законодатель, Джозеф Валларио-младший, сказал, что процитировал Хейла в качестве исторического примера. Но его слова, выражаясь заголовком в «Вашингтон пост», вызвали «бурю негодования». Общественная группа противников насилия раскритиковала Валларио за отсылку к «архаичной, женоненавистнической доктрине». Закон не был принят. Десять лет спустя, когда делегат штата Кэтлин Дюма попыталась в девятый раз протащить законопроект, обе палаты законодательного собрания, состоящие целиком из мужчин, не позволили ей это сделать. Так Мэриленд остался одним из шестнадцати штатов, которые не позволяют жертвам изнасилования лишать напавших на них родительских прав.
Одним июльским утром Вайнеру позвонил общественный защитник О’Лири Джеффри Дуган, молодой судебный юрист с тремя годами практики за плечами, и передал сообщение от своего подзащитного.
«Мой клиент хочет признать свою вину. Чтобы все это поскорее закончилось – и для него, и для жертв», – по словам Вайнера, сказал Дуган. Защитник советовал О’Лири отказаться от признания вины, но клиент настаивал на своем. У него было только одно условие. Вайнер должен снять все обвинения, относящиеся к похищению.
Просьба О’Лири удивила Вайнера. Но он догадывался, чем она обусловлена. Вовсе не неожиданной переменой в настроении или чувством вины.
Вайнер знал, что О’Лири нервничает. В разговоре с матерью – все звонки из тюрьмы записывались – О’Лири предположил, что детективы что-то ищут на его компьютере. Он только не знал, что именно они уже нашли.
О’Лири узнал это, когда Вайнер передал находки его общественному защитнику. Вопреки растиражированному сериалами мнению, система правосудия вовсе не обожает сюрпризы. Для проведения расследования перед процессом каждая сторона должна предоставить другой надежные улики. Незадолго до этого Вайнер передал защитнику обнаруженные Эвансом фотографии, и так О’Лири узнал, что полиции уже удалось восстановить кое-какую информацию, указывающую на то, что он – или, по крайней мере, человек с родимым пятном, как у него – насиловал женщин. Из тех файлов, что он считал надежно защищенными системой шифрования.
Его тайные дела выходили наружу.
И все же Вайнер не понимал, что О’Лири получит в результате сделки. Даже если он снимет обвинение в похищении людей, то О’Лири все равно грозит пожизненное. Срок заключения не сократится. В чем же тогда смысл? Почему не попробовать сразиться, несмотря на все доказательства – в конце концов, что он теряет? «Это было необычно», – говорит Вайнер. Как и Эванса, его беспокоил зашифрованный файл «Дрянь» на компьютере О’Лири. Вайнер не был знатоком компьютеров, он даже называл файл «контейнером». Но он понимал, что любому, кто постарался так надежно зашифровать содержимое файла, есть что скрывать. Может, там фотографии других изнасилованных женщин? Или доказательства существования какого-то закрытого мужского клуба, где насилуют женщин и обмениваются их снимками? Детская порнография?
В 1970-х и 1980-х годах широкую поддержку обрело движение феминизма, благодаря чему удалось реформировать законы об изнасиловании по всей стране.
Ему нужно было знать, что находится внутри.
Вайнер позвонил Дугану и сделал встречное предложение. Он согласится на сделку, если О’Лири сообщит пароль от «Дряни». Дуган тут же перезвонил и передал категорическое «нет». Скорость и уверенность ответа усилили подозрения Вайнера.
– Это дало понять, что тут замешано что-то очень важное, – говорит он.
Галбрейт поделилась новостью с Хендершот, Берджессом и Хасселлом в электронном письме от 7 ноября 2011 года: «О’Лири НЕ сообщит код шифрования. ТОЧКА».
Хотя О’Лири не собирался делиться своим секретом, Вайнер полагал, что условия сделки все равно неплохи: снять обвинение в похищении в обмен на признание вины. Перед тем как подписать соглашение, Вайнер проконсультировался в своем офисе с потерпевшими, с каждой наедине.
У каждой была своя реакция. Дорис сомневалась, стоит ли снимать обвинение. Она не боялась предстоящего процесса.
– Она действительно несокрушима. «Я его не боюсь», и все, – вспоминает Вайнер.
Эмбер беспокоилась о том, что о процессе станет известно ее друзьям и родственникам. Сара была эмоционально потрясена и готова принять сделку. Лилли выказывала недоверие. Она была недовольна работой Хасселла – если бы тот расследовал ее случай получше, он мог бы предотвратить изнасилования в Голдене и Уэстминстере.
Вайнер описывал женщинам предстоящий процесс после передачи дела в суд. Публичные показания. Суровый перекрестный допрос. Возможность влияния О’Лири – какими-то своими словами или жестами – на их психическое состояние.
– Сексуальные преступники – величайшие манипуляторы, – предупреждал он их.
Временами кажется, что закон не слишком беспокоится о жертвах преступлений. В строгом юридическом смысле эти преступления были совершены против государства, а не против четырех женщин. Вайнер мог как угодно учитывать их интересы, но не обязан был исполнять их желания – его клиентом была общественность. И О’Лири считался невиновным, пока не будет доказано обратное. Судья и адвокаты будут с уважением относиться к его праву на честное разбирательство.
– Иногда это обескураживает. Кажется, что все внимание обращено не на вас, а на вашего обидчика, – говорил Вайнер женщинам. – Но не волнуйтесь, для нас не все потеряно.
В конечном счете все женщины согласились на то, чтобы О’Лири добровольно признал себя виновным. Это избавило бы их от необходимости выставлять напоказ свою личную жизнь во время процесса. И О’Лири все равно бы грозило долгое тюремное заключение, точный срок которого должен был назвать судья.
Прежде чем подписать соглашение, Вайнер поинтересовался еще раз, сообщит ли О’Лири пароль.
И снова пришел ответ: «Нет».
Приговор О’Лири зачитывался холодным декабрьским днем в высоком здании суда округа Джефферсон. Его стеклянный купол можно было увидеть из жилого комплекса, в котором О’Лири почти за год до того изнасиловал Эмбер. Легко было представить, как насильник любовался его очертанием на фоне покрытых снегом Скалистых гор во время долгих часов наблюдения за жертвой.
Небольшой зал в серо-коричневых тонах был под завязку набит народом. Здесь присутствовали Галбрейт, Хендершот, Берджесс и Грузинг. Как и Эллис с Шимамото. Лилли и Дорис сидели с одной стороны. Мать О’Лири, его отчим и сестра – с другой. О’Лири сидел перед ними за длинным блестящим столом, чуть в отдалении от судьи. На нем была черная рубашка с толстым поясом безопасности. Его волосы были коротко острижены, вытянутое бледное лицо каждые несколько минут сильно сокращалось – нервный тик стягивал все мышцы к носу.
Открыл заседание судья Филип Макналти, лысеющий, седовласый мужчина. За пятнадцать лет работы в суде он заслужил репутацию честного, сострадающего и сохраняющего неизменное спокойствие человека. Поднявшись с места, судья описал, как О’Лири начал свои злодеяния с нападения на Дорис в Ороре. Как ему не удалось изнасиловать Лилли в Лейквуде. Как он купил пистолет, ограбив Сару в ее квартире в Уэстминстере. Как направлял похожий пистолет на Эмбер в Голдене. Для О’Лири насилие стало своего рода работой – работой, которая ему нравилась. Таких людей следует изолировать от общества. Насколько понимал Вайнер, О’Лири заслужил как минимум 294 года тюремного заключения.
Накануне вечером Вайнер предоставил судье увеличенные фотографии жертв, отчасти отредактированные, чтобы скрыть их личность.
– Посмотрите на лица этих жертв, подумайте, через какую боль и пытки им пришлось пройти. Сделанное им невозможно возместить и исправить, – сказал он Макналти.
Вайнер сообщил судье, что на момент ареста О’Лири планировал еще одно нападение в пригороде Денвера. Следователи нашли его записи.
– Он был хищником, волком, – сказал Вайнер.
Далее выступили жертвы О’Лири. Галбрейт и Хендершот зачитали заявления Эмбер и Сары.
Эмбер писала о том, что изнасилование перевернуло ее жизнь. Она установила три замка на входной двери и теперь всегда запирала их, возвращаясь домой. Раньше она спала с открытыми окнами, чтобы насладиться летним ветерком. Теперь же окна всегда были закрыты. Выходные дни пробуждали ужасные воспоминания. Все в спальне напоминало ей об изнасиловании.
– Я до сих пор пытаюсь забыть подробности случившегося и жить дальше, но мне повезло, что человека, сотворившего такое со мной, нашли. Мне больше не придется жить в страхе, – писала она.
Сара на момент нападения только начинала обретать уверенность после череды жизненных потрясений. Незадолго до этого умер ее муж, и она переехала в новую квартиру. Сара считала, что ее телефонную линию прослушивали. Была уверена, что хакеры взломали ее электронную почту. Пугалась всякий раз, когда видела соседа сверху, такого же телосложения, что и изнасиловавший ее мужчина. Она называла это «жизненными потерями» – потерей свободы и безопасности, доверия и спокойствия.
– Это событие не сразило меня, а лишь подкосило на время. Но я встала на ноги. Теперь мне приходится быть более бдительной, но я до сих пор жива и занимаюсь своими делами.
Закончив читать заявление Сары, Хендершот обратилась к судье. У нее была необычная просьба, которую она высказывала лишь несколько раз за всю свою службу. Может ли она высказать свои собственные замечания? Судья согласился.
Хендершот повернулась к судье, но смотрела на скамью обвиняемых, постаравшись встретиться взглядом с О’Лири.
– Сэр, это преступление оказало глубокое влияние на мою жизнь как в личном, так и в профессиональном плане, – начала она. – Мистер О’Лири продемонстрировал просто непостижимый уровень самодовольства и презрения. Каждое нападение отражало его полное пренебрежение общественными ценностями и морально-этическими нормами.