За пять часов, проведенных в квартире, Эллис сняла отпечатки пальцев на подоконниках, дверях и столах. Ватными палочками взяла пробу с поверхностей по всему дому: с окна в гостиной, наматрасника, раковины в ванной и унитаза. Сделала сотни фотографий беспорядка в хозяйской спальне, гостиной, на заднем крыльце. Проверила две входные двери и окна на признаки взлома. Упаковала вещественные доказательства – оставленные насильником светло-зеленые простыни, лиловые кухонные перчатки у раковины, красно-оранжево-белое одеяло. С помощью особой лампы проверила наматрасник на предмет генетического материала.
Хендершот сообщила Эллис, что насильник брал белый таймер «Санбим» с кухни. Эллис нашла его в ванной, на краю туалетного столика. Одна из вещей, о которых наверняка известно, что насильник их трогал. Она забрала его для анализа ДНК.
Эллис предположила, что преступление действительно происходило так, как его запомнила жертва. Но она старалась сосредоточиться на уликах, подтверждали они рассказ или нет. Ее работа, как она ее воспринимала, заключалась в том, чтобы раскрыть истину, какой бы она ни была. «Мы докладываем о том, что поведали улики. А не о том, что рассказываете вы. Мы хотим, чтобы улики кричали: “Неправда, неправда!”, а не вы».
Пока что в квартире Сары Эллис нашла не так уж много свидетельств. Она заметила, что у задней двери на землю упала защитная сетка, но это могло произойти в любое время. На диване под окном имелось углубление – будто кто-то наступил на подушку. Но следов насильственного проникновения обнаружено не было. Никаких повреждений на дверных коробках. Никаких разбитых оконных стекол. Никаких отпечатков пальцев на подоконниках, на диване и в спальне. Специальная лампа позволила обнаружить лишь небольшое количество биологической жидкости, исключительно на кровати.
Но кое-что выделялось. На перилах заднего крыльца Эллис заметила странные отпечатки – ряд небольших шестиугольных отметин. Похожих на соты. Она сфотографировала их для последующего изучения.
Но было непонятно, что оставило такие отпечатки. Может, специальное покрывало для переезда, в которое упаковывают мебель и другие вещи?
«Какой странный узор», – подумала Эллис.
Спустя два дня Хендершот встретилась с Сарой в полицейском участке Уэстминстера. Они сели друг напротив друга в комнате для допроса, по разные стороны стола. Хендершот включила диктофон. Она надеялась, что прошло достаточно времени, чтобы Сара вспомнила еще какие-нибудь подробности. Начала она издалека: что Сара может рассказать о своей жизни на протяжении нескольких дней и месяцев до изнасилования?
Сара поведала свою историю. Она развелась после нескольких десятилетий брака, в котором не было любви.
– Просто поняла, что не могу так дальше жить, – сказала она. – Познакомилась с мужчиной на двадцать лет младше. У него была большая семья. У нее же детей не было. Они вместе ходили в церковь. Она пела в хоре. Они проводили вечера в Denny’s. В октябре 2009 года поженились и переехали в квартиру, достаточно просторную для двоих. После этого у него диагностировали рак. Через восемь недель после свадьбы Сара похоронила мужа. Решение о переезде в квартиру поменьше стало первым шагом к признанию того, что теперь она вдова. Договор об аренде Сара подписала 28 июля 2010 года. Через тринадцать дней в ее квартиру вломился насильник.
– А что вы можете рассказать об изнасиловании? – спросила Хендершот. – Мы говорили о том, что вы подготовились ко сну и легли в кровать примерно в полночь. А что было после этого? Что вы помните?
– Ну, следующее, что я помню, как кто-то сидит верхом на мне. Я лежала на спине. То есть на животе. Да, я лежала на животе, – сказала Сара и помедлила. – А мы точно должны проходить через все это еще раз?
Хендершот понимала женщину. Ей довелось расследовать более сотни случаев изнасилования. Она знала, как трудно бывает говорить об этом – настолько, что многие женщины предпочитают вовсе не сообщать об изнасиловании. Одна из главных причин – страх, что им не поверят. Молодые полицейские часто удивляются этому. Хотите, чтобы мы поймали этого негодяя? Так почему бы не рассказать все в подробностях?
У Хендершот был стандартный ответ:
– Расскажите о том, как вы в последний раз занимались сексом с женой. Прямо сейчас.
Кто-то издавал смущенный смешок, кто-то потрясенно молчал. Приходило понимание, в чем тут дело.
В комнате для допросов Сара повторила ключевые моменты. Но добавила и новые подробности. Например, вспомнила, что насильник натянул ей на ноги высокие чулки. Но не могла вспомнить их цвет или откуда они взялись.
– Как они на вас сидели? – спросила Хендершот.
Сара не могла описать.
– А почему вы их не видели? – спросила Хендершот.
– По-моему, я лежала на животе.
Сара также вспомнила, что насильник спросил, где у нее обувь на высоких каблуках. Когда она сказала, что такой у нее нет, он пошел к кладовке и вернулся с парой ее туфель.
– Мне кажется, я знаю, что это были за туфли, но не уверена, – сказала она.
Она не помнила, забрал ли он их с собой, когда уходил.
Хендершот это не смутило. Она продолжала задавать наводящие вопросы. Попыталась выяснить какие-нибудь подробности о самом насильнике.
– А что насчет его глаз? Вы можете что-нибудь сказать о его глазах?
– Я ничего точно не могу сказать о нем. И уж точно не о лице.
– Хорошо. Значит, цвет глаз вы не помните.
– Э-мм, не могу сказать.
– Растительность на лице?
Сара отрицательно покачала головой:
– Не могу сказать, не знаю.
Если визуальные воспоминания Сары были расплывчатыми, то звуковые более четкими. Она помнила, что у насильника была спортивная сумка, потому что слышала, как он расстегивал на ней молнию. Она помнила, что он отходил в ванную, потому что слышала, как он мочился. Она не могла описать его фотоаппарат, даже несмотря на то, что он направлял его прямо на нее. Все, что она помнила – это звуки. «Щелк. Щелк. Щелк».
Чаще всего в ее памяти всплывали отрывочные воспоминания, мешанина отдельных фрагментов, неупорядоченных по времени. Она с трудом пыталась сложить все вместе. Сара сказала, что знает время, когда насильник ушел, потому что снаружи квартиры играли какие-то девочки. Задумавшись, она сказала, что позвонила в полицию в 7:00. Откуда в такой ранний час появились играющие дети? «Нет, это не имеет смысла», – пробормотала она почти себе самой.
Пробелы в воспоминаниях расстраивали Сару.
– Знаете, по большей части глаза у меня были закрыты, – сказала она Хендершот. – Иногда, потому что он заставлял меня их закрыть. Иногда, потому что мне просто не хотелось смотреть.
– Если не помните, ничего страшного, – старалась приободрить ее Хендершот.
Отрывочность воспоминаний не смущала Хендершот. Она знала, что воспоминания людей, переживших травматические события, часто бывают отрывочными. Многие не могли вспомнить произошедшее в хронологическом порядке. Травма влияет на мозг. Автомобильная авария. Падающее поблизости дерево. Попавшая в тело пуля во время боя. В такие пугающие мгновения прилив адреналина и кортизола создает особый химический коктейль ужаса. Мозг становится недостоверным свидетелем своих собственных переживаний. События отвязываются от времени, в которое они происходили. Воспоминания затуманиваются. Образы могут всплывать спустя несколько дней, месяцев и даже лет, непроизвольно, без спроса, неожиданно четкие, словно пейзаж, освещенный молнией.
Многие женщины предпочитают вовсе не сообщать об изнасиловании. Одна из главных причин – страх, что им не поверят.
Изнасилование – это особый случай. Переживания, ощущение беспомощности, отрывочные воспоминания, словно специально сбивающие с толку следователей. Чтобы вынести невероятное напряжение во время изнасилования, многие женщины отворачиваются и не смотрят на нападающего. Они сосредоточивают внимание на абажуре или картине на стене. Или закрывают глаза. Поэтому часто не могут описать насильника, или во что он был одет, или помещение, время, окружение.
Психологи пишут о том, что на формирование воспоминаний влияет какая-нибудь яркая деталь. В момент кризиса жертва отчаянно цепляется за нечто, что поможет ей выжить. В некоторых случаях это бывает именно то, что угрожает жизни – например, полицейские в мельчайших подробностях описывают направленный на них пистолет, но с трудом вспоминают одежду подозреваемого. В других же случаях яркая деталь необязательно угрожает жизни. Это может быть даже нечто, совсем не имеющее отношения к изнасилованию, – допустим, лампа на ночном столике или фонарь вдалеке. Сосредоточиваясь на такой детали, мозг отвлекается от непосредственного ужаса, и она становится символом более безопасного места.
Ребекка Кэмпбелл, ведущий исследователь и специалист по сексуальному насилию в Университете штата Мичиган, утверждает, что жертвы часто описывают свои переживания при изнасиловании в образе головоломки, состоящей из множества кусочков. Решая головоломку, большинство людей первым делом переворачивают все кусочки картинкой вверх. Затем сортируют их на угловые, боковые и центральные. Потом пытаются понять, как сложить их вместе, глядя на изображение на коробке.
Но у жертв изнасилования нет готового решения головоломки. У них даже нет всех кусочков. Они не могут рассортировать их каким бы то ни было способом. И кому захочется смотреть на такое ужасное изображение, даже если бы они смогли его составить?
– Подобные воспоминания не бывают четкими и упорядоченными, – говорит Кэмпбелл, изучающая влияние травматических переживаний на мозг. – Они разбросаны по всему мозгу. Буквально.
Хендершот старалась помочь Саре составить вместе кусочки головоломки. Но под конец беседы ей так и не удалось связать воспоминания с образом подозреваемого. Насильник был умен. Он старательно избавился от немногих улик, которые могли бы пролить свет на его личность.
Во время беседы Хендершот решила сообщить Саре хорошие новости. Двести долларов пропали, но в квартире полицейские нашли фотоаппарат, который, по мнению Сары, был украден. Возможно, она не заметила его, когда проверяла вещи после изнасилования.