Узкий и изогнутый наклонный лаз снаружи был полностью скрыт своеобразным карнизом из монолитной скалы. Чтобы протиснуться в него, пришлось лечь на живот, и ползти футов десять, но затем расщелина стала шире и выше, и он оказался в небольшой, шатром сходящейся кверху, пещере.
Наверху, футах в сорока, висели… Десятки «демонов», посверкивая глазами и полураскрытыми пастями с белыми зубами, и шевеля перепонками и телами, словно от ветра.
Явно они не очень были рады незваным гостям, но нападать пока не собирались. Внизу же, на полу, кое-где наросли, наподобии сталагмитов, целые кучи из мышиного помёта, и запах, по правде говоря, оставлял желать лучшего. Но после вони из брюха спрута команду Конана трудно было этим удивить, или испугать.
Вскоре все, кроме четверых, оставленных у лестницы, заползли вовнутрь, и собрались вдоль стенок пещерки тридцати футов в поперечнике, пялясь во все глаза, и усиленно потея и сопя.
Они облизывались и буравили глазами то, ради чего пережили столько приключений: в центре, в яме, лежало вожделенное золото — действительно целая груда!
Пусть оно было… хм. Скажем так: испачкано летучими мышами. Но какая разница — ведь это было золото! И его было много… Такой славной добычи им давно не попадалось! Да что там давно — вообще никогда!
Здесь хватило бы, чтобы наполнить доверху три-четыре мешка! Или даже пять…
Первым преодолел мистический трепет всё тот же Рнего, и, опустившись на колени перед кучей, где она была почище, с блаженным вздохом запустил руки прямо вглубь горы полновесных монет.
— Вот дьявол! — отдёрнул он вдруг свою левую руку, уставившись на свой палец, а затем засунув его в рот, — укололся! А золото-то наше… до сих пор кусается! — с довольной ухмылкой он стал пересыпать сверкающие монеты из руки в руку, остальные облегчённо засмеялись, и задвигались, сразу нарушив атмосферу торжественности.
Конан застыл на месте, ощущая непередаваемое удовольствие от зрелища такого ощутимого результата, и в то же время испытывая какое-то смутное беспокойство: что-то было не так! Но что — что настораживало?!..
Тут к куче приблизились и другие. Раздались шутки и ругательства, и атмосфера тайны и страшного напряжения, вроде бы, рассеялась окончательно.
— Да что за чёрт! — Рнего опять обо что-то укололся, — Кажется, монеты не хотят, чтобы их забирали! Ну уж нет — не на таких напали — мы всё равно… Ух ты! А вот и сюрприз. Конан! А ведь внутри-то кучи — серебро! Да и медяшки попадаются! — он показал пригоршню монет, которую, уколовшись, всё же достал из середины кучи, — Значит, тут гораздо меньше, чем казалось вначале! Прямо как на базаре — вверху отборный товар, а снизу — всякая ерунда!
— Проклятье! — Халед тоже отдёрнул руку, глядя то на палец, то, сердито, на непокорное золото. Мысль, неясно оформившаяся в мозгу Конана, вдруг озарила всё происходящее молнией страшной догадки.
— ВСЕ НАЗАД!!! — от его голоса задрожали стены, и, сорвавшись с потолка, заметались в тесном пространстве, испуганные мыши, на которых, впрочем, никто даже не взглянул — все глаза были прикованы к киммерийцу, — Отойти от золота! Немедленно!
Все попятились, поневоле выполняя приказ, Конан же, могучим прыжком подскочив к Халеду, одной рукой схватил пострадавший палец, другой же, быстрее, чем кто-либо успел моргнуть, выхватил кинжал, и отхватил палец у самой ладони!
Факелы, к счастью, не потухли, и трепещущее пламя хорошо освещало всех персонажей этой страшной и странной сцены. Поражённый Халед даже не закричал, только судорожно вздохнул, выпучив глаза.
— Все назад! — уже спокойней произнёс варвар, — Кто приблизится к куче раньше, чем я разрешу, пусть пеняет на себя — зарублю, чтоб не мучился!
Несколько секунд пираты, недоумевая, пялились на своего капитана. У многих поневоле возникла мысль, что, может, вид золота как-то слишком сильно подействовал на его голову, и что-то произошло с его мозгами, обычно такими крепкими и уравновешенными. Ну, разумеется — ведь здесь Золото! И его много!
Халед, так удивлённый усекновением своего пальца, что даже забывший истошно заорать, и только коротко ругнувшийся, первым нарушил напряжённую тишину круга настороженных людей, не без страха глядевших на своего предводителя, всё так же стоявшего, сжимая в руке окровавленный кинжал:
— Конан! Зачем ты это сделал?! — он потряс своей кровоточащей кистью, и растерянно добавил, — Ты… спятил?
— Нет! — Конан дышал ровно, уже успокоившись, так как все его люди теперь были в безопасности, — Я вас спасал. И тебя в первую очередь! Вот, послушайте: там, в куче золота — на дне серебро и медь. А, может, и земля подсыпана — чтоб куча казалась побольше.
Значит, куча — приманка. Ну, навроде сыра в мышеловке… А между монет — отравленные колючки! Если бы мы, как идиоты, стали радоваться, и перетаскивать скорее всё это на корабль, укололся бы каждый!
Разом возник гул от гневно-испуганных возгласов, а здорово позеленевший Рнего заплетающимся языком пробормотал:
— А… я? Конан, а что же теперь будет… Со мной?!
— А ты — бегом на корабль! Нэш и ты, Бомаго — вы с ним! Проводите и поможете, если что. Скажете Велтрану, чтоб взял в моём ларе склянку из такого, зелёного, стекла — ну, он знает, он сам и уговорил меня купить её! Выпьешь не больше половины! Понял? Это противоядие, и оно обошлось мне недёшево! Другую половину оставите про запас — мало ли что ещё может случиться… А, да. Халед! Иди тоже с ними. Пусть Велтран отольёт на всякий случай и тебе немного. Повторяю — немного! Если яд не попал тебе в кровь, можно сдохнуть и от этого чёртова противоядия! А на вкус оно — чистая жёлчь Неграла!
И пусть Эльдорн перевяжет тебя! Ну? Чего вы ждёте?
— Но… но Конан, я пока ничего не чувствую! — Рнего вернулся к своему обычному цвету, услышав, что есть противоядие.
— Ха-ха! А ты пока и не должен! Теперь я уверен — всё это придумал и устроил тот самый стигиец. Яд очень медленный. Люди, нашедшие клад только по карте, должны были все переколоться, и лишь через день-другой почувствовать действие яда… А затем — умереть в ужасных мученьях! Это и называется подлинно стигийским коварством!
— О-о!.. — Рнего теперь стал серо-фиолетовым, ноги у него подкосились, и он сел прямо на пол, хватаясь за горло, — У-у! Помогите! Я… Я задыхаюсь! Моя голова! Всё плывёт!.. Я… Я… — его глаза бегали от лица к лицу, зрачки расширились. Похоже было, что он сейчас и вправду потеряет сознание.
— Хватит валять дурака! — сердито прикрикнул на него Конан, — Ну-ка, возьми себя в руки! Ты ещё долго будешь здоров! Или я не знаю стигийцев. Но — чем раньше ты примешь лекарство, тем лучше: больше шансов остаться в живых! Поэтому — поднимайся, и — бегом на «Вестрел»! А не то нам точно придётся делить между собой твою долю!
— Что-о?! Ну, нет! Не дождётесь! Я уже бегу! — оказалось, что мгновенно очухавшийся Рнего очень хочет жить, и отдавать кому-то свою законную долю совсем не собирается: двое провожатых и могучий Халед еле поспевали за ним. Вскоре их крики затихли снаружи. К этому времени расселись по местам и мыши.
Когда оставшиеся в тесноватой пещере остальные пираты навозмущались и начесались в затылках, возник вполне естественный вопрос: Как же взять деньги? И при этом не умереть?
У Конана был готов ответ:
— А ну-ка, вы трое! Затащите сюда большой медный казан, который там, в средней нише камбузного угла! И пару половников не забудьте! Да, и верёвки!
Повар из Конана вышел бы неплохой.
Во-всяком случае, они со здоровяком Зануссом, оба обутые в крепкие надёжные сапоги, довольно ловко навострились снимать золотые пенки с предательски блестящей кучи. Когда всё золото было вычерпано, и внизу остался лишь слой серебра и меди, казан на верёвках спустили и перенесли к очагу. Серебряные и медные монеты оставили пока мышам, даром что те свою благонадёжность уже доказали. Ну а попугать незваных гостей — лучше и пожелать нельзя…
Пока возились со сбором и спуском, готовили дрова, обсуждали и возмущались стигийской подлостью и коварством, возвращались на корабль, чтобы посмотреть на дела Арристарха, Рнего и Халеда, а потом и обратно, ночь почти и закончилась.
Пещеру теперь воспринимали почти как дом родной. В очаге жарко пылали несколько огромных поленьев, давая сильный и ровный жар.
— А что же теперь? — с интересом спросил Велтран, не удержавшийся, чтобы не прийти с зарёй со всеми, после того, как они убедились, что жизни их главного отравленного ничто не угрожает. Беднягу всю ночь лихорадило и рвало. Прочистило его и с другой стороны…
Крупный и какой-то вонючий пот лился с Рнего ручьями. Но к рассвету всё благополучно закончилось, и обессиливший корсар заснул, наконец, спокойным сном. С Халедом всё обошлось. Арристарх ходил, потупя взор — похоже, ему было… стыдно.
Теперь все, так же, как раньше силу и удачливость, прославляли и превозносили ум и прозорливость своего предводителя. Конан только посмеивался. Теперь, когда золото было найдено, и страшная ловушка разгадана, он чувствовал себя почти как обычно — пропало предчувствие беды и нависшего проклятья. Тем не менее, дифирамбы в его адрес не ввели его в гордыню и заблуждение:
— Хватит! Не мне скажите спасибо, а всё тому же Велтрану: это именно он первым почуял, что что-то нечисто с этой картой, и посеял семена сомнения в наших душах. А ещё скажите спасибо Рнего: это именно его слова о том, что куча — просто базарная лживая витрина, насторожили меня! А если бы он не пожертвовал собой, и не достал из глубины медь и серебро, я бы и не додумался до всего! Поэтому я думаю, будет справедливо, если каждый из них получит по дополнительному паю!
Гул одобрения подтвердил капитану, что он верно оценил роль двух первопроходцев бутылки и кучи — им команда действительно была обязана и тем, что золото всё же нашлось, и тем, что все остались живы!
— Ну, здорово, что все мы остались живы, — продолжил нетерпеливо Конан, — А теперь тащите сюда вон ту здоровенную сковородку! Её ручка вполне подходящей длины…