Через полчаса перед ним стояли, словно маленькие живые столбики, сотни командиров своих родов и племён. (Подумать только! У сусликов были роды, племена, традиции и культура! Они гордились происхождением, знанием своей родословной, силой, умением, плодовитостью. Нет, лучше над всем этим не задумываться — а то он начнёт считаться с волками, птицами, львами и даже муравьями — всеми, кто живёт семьями. И у кого жизнь выработала привычки, правила поведения, и традиции… Нет уж! У него хватает и своих, человеческих, проблем!)
Все луэки смотрели на него.
Выпрямившись во весь немалый рост на своём камне, Конан достал череп:
— Вы действительно подчиняетесь человеку, владеющему вот этим? — он, держа двумя пальцами череп над головой, показал его застывшим перед ним в почтительном молчании рядам, с интересом разглядывая зверьков. Голос его был слышен всем.
— Да, хозяин! — раздался почти одновременно хор сотен маленьких глоток. Конан подумал, что, наверное, со стороны это может показаться диким — словно сцена из сказки: гигант-варвар и море крошечных луэков.
— А что будет, если он, например, сломается, или… пропадёт навсегда?
Долгое напряжённое молчание затянулось, и варвар подумал было, что рабство вечным ярмом будет висеть на шее несчастных, отвыкших за десятки поколений от своей воли и свободы.
Однако из задних рядов выбрался суслик, более старый, чем прочие, и киммериец подумал, что как раз такого наиболее верно характеризует слово «патриарх» — шкурка была убелена сединами, но гордая осанка сохранилась. Как и ясность ума!
— Если сломать Скайлак, хозяин, луэки вновь, как было сотни поколений назад, станут свободны, и не будут подчиняться вашим приказам, хозяин! — голос его был слаб, но он смело стоял перед Конаном, показывая, что воля к свободе и смелость ещё не сломлены окончательно годами унизительного рабства и тяжкого труда.
— Хорошо! — отозвался Конан, кладя череп в ладонь правой руки так, чтобы это было видно всем, — В таком случае, пока вы меня ещё понимаете, я, Конан-киммериец, объявляю вам: ваше рабство закончилось! От лица людей хочу принести наши извинения за те страдания и унижения, что выпали на долю вашего народа по вине жестокого волшебника — человека. Теперь он уничтожен! А я хочу пожелать вам счастья и удачи в вашей новой, свободной, жизни!
Сильно сдавив кулак, он услышал хруст, и понял, что — сработало.
Ведь писка и шума, окружавшего его со всех сторон, он больше не понимал. Хотя маленькие рыжие зверьки теперь шумели очень громко!
Но на всякий случай он гладким камнем растёр на плоском валуне осколки Скайлака в мелкую пыль, и развеял её по ветру.
Свою всё ещё стреноженную лошадь он нашёл легко — поток луэков загнал её в одно из боковых ущелий, и по их рассказам он быстро добрался и обнаружил его.
Лошадь казалась слегка не в себе (да и кто бы на её месте остался в себе — с такими-то делами!), поэтому он первым делом напоил её из одного бурдюка, второй предусмотрительно оставив себе.
Похлопал прядающее ушами животное по шее. Нагрузил своей поклажей. И только тогда развязал и сел в седло. Лошадь не возражала.
Если ехать побыстрее, может, удастся уложиться дня за четыре.
Странно, но когда он вернулся к месту собрания, его ещё ожидали около десятка луэков — все рослые и крупные, как на подбор.
Естественно, они не поняли его вопроса, зато он хорошо понял, что его приглашают следовать за собой.
Заинтригованный, он пустил лошадь крупным шагом за несущимися полным ходом зверьками, казалось, не знавшими усталости…
Мелькающие толстенькие окорочка и белые зады служили хорошим ориентиром и в темноте — он следовал за ними даже ночью, до самого рассвета, лишь два раза остановившись, чтобы напоить — вот хорошо, что не забыл кожаное ведро — запыхавшееся воинство и недовольно смотревшую лошадь. Впрочем, что она там по этому поводу думала, Конана не волновало.
Луэки привели его к ничем не приметному, чуть выдающемуся над плоской поверхностью небольшой долины меж двух очередных холмов, небольшому возвышению, сотни лет назад, возможно, носившему гордое имя бугра, или холмика.
Сейчас же, сглаженное ветром, водой и временем, оно было еле заметно.
Почесав в затылке — правильно ли он понял то, что от него требуется — киммериец вновь стреножил многострадальную лошадь. Благо, травы вокруг было полно. После чего напился, и напоил и зверьков и отошедшую на всякий случай подальше, лошадь.
Затем он и позавтракал, поделившись с маленькими копателями немудрёной едой. Впрочем, их привлекли только сухари, от сушёного же мяса они наотрез отказались.
После еды Конан приступил к раскопкам на расчищенном луэками пятачке у верхушки возвышения. Вот когда он пожалел о кирке и лопате, оставшихся в фургоне, и наверняка сгоревших — копать твёрдую, сцементированную столетиями сухую землю мечом было сущее наказание.
Однако к обеду яма достигала футов шести, и Конан снова поел, угостив луэков, и снова напоив их и лошадь. Жаркое солнце, к счастью, скрыли небольшие облака.
Сразу после обеда меч варвара, собиравшегося уже было ругаться, вдруг наткнулся на что-то твёрдое. Конан вылупился на неподвижные столбики луэков, кольцом окруживших его яму: он узнал характерный звук звона металла о металл. Теперь ему уже не хотелось бросить эту «глупую» затею…
В торопливо расчищенном на дне прямоугольнике сверкало золото.
И не какие-то там жалкие несколько монет, а целые груды — больше, чем влезло бы в его мешок. Здесь явно был закопан когда-то сундук — доски давно сгнили, но клад сохранял форму вмещавшего его сотни лет назад ящика.
Вот это луэки! Вот это передача традиций и знаний! А ведь их не выпускали из проклятой долины по крайней мере восемьдесят с лишним лет!..
Выбравшись из ямы, Конан спросил, хотя и так всё было понятно:
— Это — мне?
Все зверьки дружно закивали в ответ маленькими головками, что-то громко вереща, и подпрыгивая.
— Спасибо! — Конан не постеснялся поклониться представителям столь достойного и трудолюбивого народа. Такой дар трудно недооценить!
Затем, когда они, дружно развернувшись, кинулись вглубь степи, справедливо считая свою миссию выполненной, он радостно-печально помахал им вслед. И — странное дело! — они остановились, и помахали ему в ответ!
Ну и кто теперь скажет, что животные глупы и неблагодарны?!
То, что не влезло в суму, и мешок, всегда хранившийся в ней, Конан вновь зарыл, тщательно замаскировав место клада. Мало ли какой случай приведёт его сюда ещё раз! Своей цепкой памятью он надёжно запомнил окружающую его местность.
Хотя в глубине души он сильно сомневался, что захочет ещё раз вернуться к проклятой долине и навестить негостеприимный пыльный Шем. Но — мало ли… Вдруг ему в будущем — ну очень понадобится много денег… Например, для нужд целого Королевства.
Кто знает?..
Но одно он знал точно — сусликов в будущем он постарается… не есть!
Первое, о чём он спросил у вылупившегося на него Янира, было:
— А почему лучшее вино ещё не налито?! — а затем не без ехидцы добавил:
— И где весёлые женщины? И мои любимые скотоводы?! Ну — наливай, наливай скорее — видишь, у нас с лошадью язык прилип к гортани! Надеюсь, выпивка не прокисла, а баран уже зажарен? Смотри, дорогой земляк, ты знаешь — я ждать не люблю! И не забудь — чтобы к ужину здесь, и здесь стояла нормальная, крепкая старая мебель, такая, которую приятно ломать в честной драке, а не эта — хлипкая рухлядь!..
Ну хватит стоять столбом, и закрой, наконец, рот! Шутки в сторону — вина и еды!
До чего приятно наблюдать, как преображает сервис пригоршня золота!
Конан и семейка из проклятого замка
Странные враги и препятствия
Осы напали на Конана ближе к вечеру.
Он бы мог поспорить, что ничем и никак не спровоцировал это коварное нападение: шёл себе и шёл по лесу. Вёл себя даже более мирно, чем обычно: ни в каких косулей-оленей-зайцев не стрелял, (Поскольку остатки ноги одной из этих самых косуль тащил на плече!) сочные ягоды с заматеревших к концу лета кустов не рвал, и ступать на траву, опавшие листья, и мох старался как обычно бесшумно: так, чтоб, как говорится, травинка не шелохнулась…
И, тем не менее, прямо сверху, с макушки высокой старой берёзы, где имелся огромный, размером с полтелеги, дом насекомых в виде серого вытянутого шара, на него вдруг обрушился настоящий шквал из чёрно-жёлтых, сердито жужжащих, и подозрительно крупных — с добрый жёлудь! — хитиновых тел.
Отлично понимая, что отмахиваться плащом бесполезно, как и пытаться порубить нападавших в мелкое крошево мечом, киммериец… Отбросив суму и ногу косули, со всех ног пустился наутёк — назад! Потому что укусы парочки добравшихся-таки до него тварей оказались чертовски болезненны!
Они жгли покусанные руки, словно раскалённые гвозди!
Кожа в месте укусов мгновенно покраснела, и вспухла буграми. А плоть словно замёрзла: верные орудия почти перестали слушаться его приказов! И он мог бы поспорить, что ещё с десяток таких «ран», особенно в ноги — и тело просто онемеет! И его зажалят насмерть!
Так что наплевав на то, что он никогда не бегал ни от какого врага — что с мечом, что с клыками и когтями, что чародеев с их чёрным колдовством, варвар драпал сейчас со всех ног. И ему вовсе не было стыдно. Бороться человеку — с насекомыми…
Абсолютно бессмысленно!
Да и попросту невозможно.
Бежал назад Конан не просто так: пять минут назад он прошёл мимо маленького и мирного на вид озерца, вернее, скорее, даже болотца, заросшего по берегам рогозом и камышом, а по почти всей остальной поверхности — ряской, и очаровательными белыми кувшинками. Но по виду водоёма можно было сказать, что он довольно глубок, и погрузиться в него с головой удастся! И сейчас варвар благодарил Крома, своего сурового покровителя, что это озеро ему встретилось, и он запомнил расположение спасительного пруда! И что бежит он пока быстрее б