— Да: точно. Мы с матерью ещё застали времена, когда по тракту ещё ездили купцы — как раз лет десять назад. А сейчас, наверное, всё ещё хуже, чем когда я была девочкой.
— А как было, когда ты была девочкой?
— Ну… Во-первых, людей в сёлах и деревнях жило куда больше. А сейчас, пока мы шли, я заметила: почти половина домов пустует. Нет в окнах света! И они заколочены!
Конан кивнул: уж это-то он заметил в первую очередь!
— Ну, кроме того, гораздо меньше и уже стала сама дорога. И даже кое-где и заросла: словно по ней уже не ездят телеги, а только — всадники и пешие путники.
Конан снова кивнул. Но ничего не сказал: посмотрим, что ещё она смогла заметить в сумерках.
— И нет почти никаких собак: раньше едва пройдёшь вечером, или ночью — как они заливаются — спасу нет! Всю деревню перебудят! А сейчас нет их. Почему?
Конан, выбрав себе ещё кусок мяса, поувесистей, ответил:
— Нечем кормить.
— Что?
— Ну, собак чем кормят? Правильно, мясом. Или его требухой. А они стоят денег. А раз нет торговли, и деревня живёт только за счёт земледельцев — вот и не стало доходов. Они только-только сводят концы с концами. Самим нечего есть, не то, чтоб собак кормить! Поэтому те дома, которые, как мы видели, обитаемы — наверняка принадлежат землепашцам. А поскольку полей, где можно что-то выращивать, тут немного, вот и подались хозяева оставшихся домов туда, где можно чем-то другим прокормиться.
Ремеслом.
Например, кузнец здесь не слишком много заработал бы — с десятка-то землепашцев!.. — Конан не забывал жевать, размеренно двигая челюстями, — Да и скорняк. Да и швея. А вот в городе… Конечно, не в сожжённом Трыдгарде, а каком-нибудь другом. Подальше отсюда. И побольше. Так что не сомневаюсь, что если не восстановят город, так и дорога из Немедии рано или поздно придёт в полное запустение. И тут будет заштатная дыра. Населённая десятком полудиких упрямых старожилов, держащихся за фамильные наделы, доставшиеся от дедов и прадедов. И их семьями.
— Ну, заштатная дыра здесь, собственно, была и раньше, даже когда дорога была наезжена.
— Да. Но тогда все те, кто сейчас откочевал, жили за счёт обслуживания купцов и их обозов: то колесо кому починить, то одежду выстирать, то челядь или охранников обозных накормить и разместить на ночь. А сейчас — нет.
— Ты прав. Но всё равно — быть единственными постояльцами — как-то… Дико!
— Ничего. Целее будем.
Однако в двух смежных комнатах, соединённых проёмом с дощатой дверью, которые как-то, уже скорее, хищно улыбавшийся хозяин выделил им, оставив на прощанье засаленную и мятую масляную коптилку, Конан сразу понял, что неправ. Да и Найда сказала:
— Ой, не нравится мне этот мужичок. Уж больно у него оскал злобный. Как у крысы какой. И — хитринка в глазах!
Конан приложил палец к губам, подмигнув Найде, и тихо сказал:
— Молодец. Пусть и не слишком наблюдательна, но в человеческой натуре разбираешься неплохо. Он и правда — улыбается весьма зловеще. Значит, приготовил нам пару сюрпризов. Как и всем прочим наивным и усталым путникам, пожелавшим бы остановиться тут. Нет, стой! — Конан посчитал нужным за руку остановить девушку, попытавшуюся было подойти к своей кровати.
— Почему? — Найда, вняв предупреждению, тоже говорила еле слышно.
— Посмотри-ка повнимательней на пол!
— А… Что с ним?
— Да я — вот про эту щель. — Конан указал, ткнув пальцем, на узкую щель в досчатом полу, идущую по всему периметру вокруг деревянной массивной постели.
— Ну… щель как щель. Между досками. А что?
— А то. Что щель уж больно правильная. И — идёт вокруг всей кровати. Ни на какие мысли не наводит?
— Но… — Найда вдруг побледнела, выпучила глаза, и прикрыла рот рукой, чтоб не закричать. Потом, продышавшись, и вернувшись к нормальному цвету, выдохнула:
— Ловушка! Как у папочки в приёмной, ну, «гостевой», камере!
— Точно. Умница. Только вот не думаю, что на дне глубоких ям, вырытых под этими кроватями — вода. Скорее уж — острые стальные шипы! Чтоб упавший с гарантией насадился, словно каплун — на вертел! И не создавал проблем — сопротивлением…
И тогда все деньги такого постояльца — достаются нашему «гостеприимному» хозяину! А труп — в землю. Готов поспорить на золотой против зубочистки, что на заднем дворе, там, возле опушки, таких могил — не одна!
— Конан! Так мы — что? Пойдём и убьём его?! — свистящий шёпот и злобный тон, как и сжатые кулачки не позволяли усомниться, что его спутница настроена решительно.
— Ну, нет. Может, он ещё сохранил какие-то традиции гостеприимства. И совести. И не захочет нас убивать. Ты всё-таки — девушка! Может, он имеет зуб против меня? А тебя захочет… Приютить. Пригреть. Ну, или изнасиловать. — Конан хитро подмигнул, — Поэтому мы… — Конан, продолжая говорить очень тихо, изложил Найде свой план.
Она кивнула:
— Согласна. Но если он — решится? Мы тогда его — …?
— Да.
На постели Найды Конан разместил скамейку из её же комнаты, на своей — пару табуретов. После чего на пол в её комнате постелил тюфяк-матрац, набитый соломой, и жестом предложил девушке расположиться на нём. Найда покачала головой:
— Ну уж нет! Я здесь точно не усну!
Конан шёпотом, приблизив лицо к уху Найды, сказал:
— Дело не в том, уснёшь ты или нет. Я уверен, что этот парень через какое-то время подойдёт к дверям, и будет нас подслушивать. Нужно, чтоб раздавался мой храп. И твоё сопение. До того, как мы уснём, он так и так не начнёт. Вернее — они не начнут.
— Ты думаешь…
— Наверняка. Они работают в паре с женой. Кровати-то — две! И нужно чтоб постояльцы погибли одновременно! Иначе кто-нибудь пошустрее может и успеть соскочить! Если сосед вдруг громко заорёт, насадившись!..
— А может они на такой случай добавляют чего-нибудь в еду?! Снотворного?
— Нет. Привкус мяты, или белладонны, или ещё чего такого я заметил бы. А денег на что-нибудь минеральное — ну, не травяное! — они наверняка пожалели бы. Да и негде тут уже купить таких ядов или снотворных. Да и зачем? Наверняка всё — проверено!
Поэтому просто лежи. И старайся поменьше ворочаться. Ну, и сопи.
Масляная коптилка, оставленная хозяином, через полчаса, помигав и потрещав, погасла, лишний раз давая Конану понять, что всё он понял верно. Но Конан даже не пошевелился. Как, впрочем, и Найда.
Через час даже самый придирчивый наблюдатель — а вернее — слушатель! — готов был бы поспорить, что утомлённые путники в воцарившейся в комнатах темноте мирно спят. Конан, больше не желавший рисковать переговорами с девушкой, храпел изо всех сил, прислушиваясь к посапыванию Найды, и одновременно к звукам, доносившимся снаружи их комнат.
Вот скрипнула половица под дверью его комнаты. А вот и возле Найдиной!
А вот и шорох — словно кто-то приложил ухо к наружной стороне двери…
Обострённое обоняние киммерийца уловило запах нагретого металла — похоже, негодяй пользуется потайным фонарём!
Затем донеслось чуть слышное поскрипывание и тихий шёпот — Конан мог услышать его, а вот Найда, или обычный путник — наверняка нет!
Вот шаги удаляются. Затем еле слышно скрипнули петли — Конан ещё за ужином приглядел подозрительного вида дверь, ведущую явно в погреб. Теперь скрипели ступени какой-то лестницы… Но вот всё стихло.
Конан бесшумно встал, и вытащил из-под перевёрнутой бадьи, воду из которой просто вылил, уже свою горящую масляную коптилку. Найда, которая тоже не спала, поднялась с тюфяка абсолютно бесшумно, и с кинжалом в руке: похоже, и правда — имела определённую практику ночных незапланированных «визитов».
Конан, уже прошедший к ней через дверь в разделявшей их комнаты стене, приложил палец к губам. Найда кивнула.
Не прошло и минуты, как обе кровати одновременно, с шумом опрокинулись вниз, не оставляя возможности тем, кто лежал бы на них, среагировать, попытавшись спрыгнуть, или за что-то зацепиться!
Конан, хищно усмехнувшись, сказал:
— Идём!
— А куда?
— Я знаю, куда. Они наверняка в подвале. Ждут, когда мы насадимся на колья, и истечём кровью. Ну, а, может, и не ждут. Если у них есть, чем нас «добить»!
Дверь в подвал оказалась не заперта, и Конан, шедший первым на повороте лестницы, ведшей, казалось, в подземелья самого Мардука, столкнулся буквально нос к носу с почтенным хозяином, несшим в руке потайной фонарь. Его жена, маячившая за круглой спиной негодяя, испуганно вскрикнула. Конан усмехнулся:
— Раньше надо было вскрикивать, милая хозяюшка. Когда убивали первого своего постояльца! А сейчас — ну-ка, — оба вниз!
Если хозяин и хотел бы оказать сопротивление, в определённом здравомыслии ему трудно было отказать: он явно понимал, что большой мясницкий нож в данном случае не соперник огромному мечу, зажатому в руке гиганта-варвара. Наверняка поднаторевшему в искусстве владения этим оружием. Поэтому оба преступника поспешили ретироваться назад, в подвал.
Конан, спустившийся следом, приказал:
— Лицом — к вот этой стене!
После чего поспешил, во избежание новых сюрпризов, треснуть как следует по затылку и мужчину, и его верную сообщницу. Те неопрятными мешками осели на пол.
Конан сказал вошедшей Найде:
— Солнце моё. Поищи-ка верёвок: нам надо упаковать понадёжней этих радушных хозяев. Во избежание. Их бегства. И прочих сюрпризов.
Найда нашла материал для упаковки быстро:
— Вот верёвки. Похоже, они тут и пытали!
Конан, быстро осмотревший к тому времени подвал, и заметивший и крюки, и блок для дыбы, и станок для растяжения тел, и испанский сапог, и вообще — много чего, кивнул:
— А милая нам попалась семейка. Вот уж кто любил пошутить и покуражиться!
— Да уж. Похоже, они — достойные собратья моих милых сестричек!
После того, как двое негодяев были связаны от души, и в гнусные лживые рты были вставлены кляпы, Конан обошёл помещение с высоченным потолком по всему периметру. Покачал головой: