К свадьбе готовились месяц. А на следующий день после свадьбы, проведённой по настоянию жениха в загородном летнем дворце, она узнала нечто страшное.
Никакого посланника Люрингии на самом деле не было. Его именем и обликом подло воспользовался хитрый и расчётливый чародей — она даже имени-то его настоящего не узнала…
И единственной целью коварного негодяя было захватить её королевство и её саму под свой полный контроль. А больше всего магу был нужен её летний замок. Всё управление страной велось теперь оттуда.
Ещё до свадьбы волшебник поместил в одной из башен замка какой-то могущественный талисман, с помощью которого в одночасье смог полностью загипнотизировать и подчинить своей воле всех его обитателей. В помощи и обществе Шакиры он теперь не нуждался, ведь рядом с собой он мог иметь любую послушную и молодую марионетку, придав ей облик старой королевы, и управляя через неё и нескольких особо приближённых важнейших сановников всеми делами королевства.
И нужно отдать ему должное: различить настоящую и поддельную королеву, или понять, что почтеннейшие старцы, вельможи и даже их жёны находятся под воздействием заклятий, было совершенно невозможно. Да и страной он управлял деловито и грамотно — сразу стало понятно, что хотя бы к развалу Керхии он не стремится.
После отказа гордой и оскорблённой в лучших чувствах женщины сотрудничать с узурпатором добровольно, он загипнотизировал и её. Шакира оказалась под домашним арестом, и без собственной воли. Хуже чувства отчаяния от полной безысходности и бессилия, она ещё ничего не испытывала — но вырваться из плена могучих чар не могла.
Спастись же из плена ей и дочери удалось случайно.
Волшебник, до этого ведший себя спокойно, вдруг возжелал… переспать с Лианой.
Причём так, чтобы та согласилась на это добровольно, а не под гипнозом. Так как та, естественно, отказалась, последовали, естественно, репрессии и обработка. Унижения и пытки коснулись как матери, так и дочери. Последней, естественно, досталось больше.
После истязаний в человеческом обличьи, Лиану превратили в крысу. Очень крупную и противную, надо сказать. Крысу топили, избивали, травили ядом. Но, конечно, не до смерти!
Затем — в ослицу. Заездили до полусмерти… Затем — в собаку, лошадь, и ещё кого-то, сейчас уже трудно вспомнить. Но для каждого раза у чародея находилась своя, изощрённая, крайне болезненная и унизительная, пытка. Разумеется, всех животных маг мучил и унижал — но так, чтобы сильно не повредить роскошное тело, которое ещё не заполучил, и рассудок: ведь если бы принцесса сошла с ума, все его старания пропали бы даром…
Девушка же готова была на всё, только бы не лечь с отвратительным стариком, в образе которого маг предпочитал теперь находиться, вероятно, чтобы не тратить лишних сил на создание более «приятного» образа.
И вот, когда Лиана оказалась в облике огромной кошки, на которую чародей собирался устроить облаву с травлей собаками, она исхитрилась ночью длинным когтем открыть засов своей конуры. Могучими лапами расшвыряла охрану, взобралась по отвесной стене, снесла дверь, и, бережно держа в пасти бесчувственную мать, бежала, выпрыгнув через бойницу и переплыв ров, в непроходимые леса Черноречья. И её не остановили ни три стрелы, ни пущенные по следу собаки. Их она просто растерзала, и затем классически запутала следы, пройдя по руслу мелкого ручья…
После бегства выяснилось две вещи: Шакира практически сразу очнулась от гипноза и вспомнила всё, что с ними произошло. Выдернула стрелы из спины дочери, которую сразу узнала, и как могла, залечила её раны, тряхнув стариной и применив лечебные травы, в которых когда-то неплохо разбиралась.
Но когда они попробовали пробиться в Аквилонию за помощью, проявилось действие защитного заклинания мага: тело королевы отказалось служить, она без чувств повалилась на землю, и стала стремительно сморщиваться, усыхать и… стареть!
Пришлось Лиане вновь хватать мать в зубы, и быстро нести потерявшую сознание Шакиру назад, в леса Керхии. Однако тело не помолодело… Страшно подумать, что было бы, промедли Лиана хоть немного, и не догадайся быстро вернуть мать назад, подальше от границы, установленной предусмотрительным магом.
Всё лето жили они в шалаше, пока Лиана не нашла эту полусгнившую избушку.
Однако не смирившаяся с поражением королева делала ещё две попытки прорвать в других местах заколдованный круг. В результате выяснилось, что маг предусмотрел всё, а она теперь еле ходит, и совсем ослепла.
А Лиана может преодолевать магическую границу, но сильно рискует при этом жизнью — Шакире пришлось вынимать из тела дочери ещё две стрелы, лечить от удара мечом, и снимать капкан: никто не хотел — или не мог? — понять, что странный хищник не нападает, и не угрожает стадам, а нуждается в помощи. Напуганные люди мыслят однобоко — судят только по внешности, и не верят, что хищник хочет поговорить…
Вот так и приходится им теперь жить не дальше десяти-двенадцати миль от родного замка. Странно, что попыток изловить их волшебник пока не делал. Может, он ждёт, когда они сами вернутся, чтобы умолять его о пощаде и снятии чар? Если это так, то — не дождётся! Лучше — смерть! Конана поразила сила и решимость в голосе согнутой волшебством, но не сломленной сильной и отважной женщины, настоящей Королевы.
Дочь была ей под стать. Во время страстной обличительной речи она ясными и любящими глазами смотрела на свою героическую мать, словно улыбаясь и подрагивая могучим хвостом — как бы говоря, что во всём согласна, и будет поддерживать ту до конца! Шакира, чуть поостыв, взглянула на дочь с нежностью и обожанием. Да, она добывала им обеим пропитание, благо, с такими инстинктами и силой это не составляло труда, но и не снискало ей особой любви у местных фермеров, разводивших овец и коров. К сожалению, с поиском того, кто мог бы понять её поведение и помочь, было потруднее…
— Разумеется, ваше Величество, я помогу вам! — глаза Конана горели справедливым гневом. Надо же, какая мерзость случилась чуть ли не у него под носом: прямо у границ его державы. — А сейчас расскажите мне подробней всё, что вы помните о чародее и его повадках: как он выглядит, когда ни под кого не маскируется. Где хранит свои волшебные атрибуты. Каковы его привычки, что он ест, пьёт, что любит — словом, всё-всё, что помните, пусть даже и крохотные детали: может, где и отыщутся его слабые стороны! Любая подмеченная вами мелочь может стать ключом к вашему, ну, и, разумеется, страны — освобождению!
Однако это не заняло много времени. И всё равно — вряд ли было достоверно…
Шакира честно сказала, что даже сейчас не уверена, что видела подлинное обличье чародея: он одинаково свободно чувствовал себя и как благообразный красавец средних лет, и как юноша с невинным, словно ангельским, лицом, и как солидный, авторитетный старец. А однажды она видала, как он развлекался тем, что в образе лесного кота ловил и превращал в окровавленные куски трепещущей плоти голубей во дворе замка…
Одно можно было сказать с полной уверенностью: он был непревзойдённый мастер по части гипноза и управления людским сознанием. Все находившиеся в замке люди, будь то придворные, солдаты, или слуги, безропотно подчинялись его приказам.
Приказывали им забыть что-нибудь — они забывали, будь то хоть родная мать. Приказывали исполнить что-то — они не ели, не пили и не спали, пока приказание не бывало в точности исполнено. Иногда чародей забавлялся, заставляя несчастных поверить, что они тонут, или охвачены со всех сторон пламенем, или их атакуют змеи, и гнусно смеялся, наблюдая за муками и метаниями своих жертв. Силу его волшебства стократно увеличивал некий магический хрустальный шар, который должен был находиться возле чародея, и размещаться повыше — поближе к небесам.
Поэтому сразу, как только была захвачена власть, и маг подчинил себе всех в замке, он затащил этот шар из тайника в лесу у стен замка, где прятал его до времени, под самую черепицу самой высокой башни замка. И почти неотлучно находился неподалёку от него, спускаясь к своим рабам лишь на несколько часов в день: раздать приказы по управлению королевством, проследить, чтобы в замке была свежая еда и всё необходимое, поунижать, теперь своих (уже и без того достаточно униженных) придворных, и, конечно, выбрать очередную партнёршу на ночь.
Её он уводил наверх, в свои «возвышенные» апартаменты, оставляя под гипнозом, или освобождая от чар — в зависимости от своего настроения, и того, насколько сильное впечатление произвела на него красота жертвы. Если он хотел подвергнуть девушку изощрённым издевательствам и унижениям, он начинал делать это даже при всех, ещё не уведя бедняжку из главного зала замка, где вершил суд и расправу.
Иногда, если маг оставался доволен жертвой, он отпускал её утром — нет, не из замка, а только в специально оборудованные комнаты с решётками на окнах — новый застенок. В противном же случае её тело утром подбирали слуги с брусчатки внутреннего двора замка, тщательно замывая затем следы крови…
Взамен «использованных» красавиц, новых постоянно подвозили отряды специально обработанных и вымуштрованных слуг, привезённых магом с собой из неведомых стран, и редко остававшихся в замке больше, чем на одну ночь — где эти негодяи поневоле искали своих жертв, и как происходило похищение бедняжек, никто не знал. Да и не мог знать — расспрашивать их было бессмысленно да и запрещено.
Лиана, если и помнила что-то ещё в добавление к рассказу матери, поведать об этом всё равно не могла. Но она готова была в любой момент провести Конана к замку кратчайшим путём.
Выбравшись наружу из затхлой тесноты полуизбушки-полуземлянки, Конан вдохнул полной грудью чистый лесной воздух. Покачал в раздумьи головой. Отвязав верного коня, он обернулся к королеве, провожавшей его, стоя в дверях:
— До встречи, ваше Величество! Не могу сказать, сколько времени мне понадобится, чтобы разделаться с мерзавцем, но будьте уверены: он своё получит! Надеюсь, его смерть разрушит злые чары, и вы снова предстанете перед нами во всём блеске вашего величия и красоты!