Пока он стягивал с себя рубашку, я отправилась искать управительницу, которая снабдила меня махровой мочалкой, бинтами и бутылочкой спирта. Я сказала ей, что мой муж попал в небольшую аварию, ранен и его рубашка безнадежно испорчена. Она выдала мне чистую рубашку, забытую кем-то из прежних постояльцев. Когда я вернулась, Слейд сидел на стуле, обнаженный по пояс. Несмотря на стыд, испытанный при виде его наготы, я не удержалась и вздрогнула: его спина представляла собой кровавое месиво с торчавшими из него осколками стекла. Пока я наливала в таз воду из кувшина, ни один из нас не проронил ни слова. Мы не смотрели друг на друга. Я осторожно вынула осколки из ран. К счастью, кое-какой медицинский опыт у меня сохранился с тех пор, как я ухаживала за своими сестрами и братом, а раны оказались неглубокими. Промывая их, я заставляла себя не обращать внимания ни на его эластичные сильные мускулы, ни на жар, исходивший от его тела, старалась не смотреть поверх плеча на его обнаженную грудь, но не могла избавиться от желания приласкать его, от разливавшегося по всему телу острого чувства. Промокая раны спиртовым тампоном, я тщилась представить себя медсестрой, а Слейда — своим пациентом.
Что мне позорно не удавалось.
— Ну вот, кровотечение прекратилось, — сказала я, накладывая повязку. — Скоро все заживет.
Он надел чистую рубашку. Выражение его лица оставалось холодным и тяжелым; он запечатал от меня свою душу. Мне хорошо было известно чувство, которое испытываешь в присутствии того, кто тебя отверг. Придется отпустить Слейда. Но внезапно эмоции захлестнули меня. Его признание, лорд Истбурн, пожар, Вильгельм Штайбер, смерть Оливера Хелда и то, как мы едва унесли ноги, да еще после убийства Катерины, моего ареста и испытания, через которое пришлось пройти в Бедламе, — все это оказалось слишком для меня. Я разрыдалась.
Слейд вел себя отстраненно, словно находился за миллион миль от меня.
— Вы почувствуете себя лучше, когда окажетесь дома, в кругу семьи, — сказал он.
— Моей семьи больше нет, — выдавила я между всхлипами. — Пока вы находились в России, Эмилия, Анна и Бренуэлл умерли от чахотки.
— Боже милостивый! — Слейд был потрясен и смущен. — Простите. Я не знал.
Он обнял меня, но я заплакала еще пуще: хотя Слейд пока был со мной, я чувствовала, что потеряла и его.
Поколебавшись, он произнес:
— Вижу, вы расстроены из-за Оливера Хелда. Он был вашим близким другом?
Я догадалась, что хочет знать Слейд: были ли у нас с мистером Оливером Хелдом романтические отношения. Мне было интересно, ревнует ли он меня, но даже если так, какое это имело значение? У меня было достаточно других доказательств его любви, а я его отвергла. На миг я даже испытала мимолетное искушение сказать, что любила мистера Хелда, чтобы отомстить Слейду за его выходку с Катериной, но это было бы проявлением неуважения к покойному и неправдой, а я не имела склонности к подобным лукавым играм, поэтому ответила:
— Нет. Он просто был поклонником моего романа. Мы встречались всего несколько раз. — Я сбивчиво рассказала, как мистер Хелд ходил за мной по пятам. — Но он был хорошим человеком, а я вела себя по отношению к нему злобно. Как бы мне хотелось исправить это, но увы… Он спас мне жизнь и умер из-за меня.
Я рыдала, зарывшись лицом в грудь Слейда, а он стоял, напрягшись, будто я была осиротевшей незнакомкой, искавшей у него утешения. Моя взаимная любовь к нему была столь же безнадежна, сколь безнадежной бывает любовь безответная. Но порой тело не приемлет того, что понимает разум. Я невольно подняла лицо, наши глаза встретились. Из моих текли слезы, в его застыла тревога. Я чувствовала, что он хочет отстраниться от меня, но не может. Меня охватила эйфория, какую испытывает человек, переживший катастрофу, и с ней пришла инстинктивная жажда наслаждаться жизнью. Я знала, что Слейд чувствует то же самое. Его тело расслабилось, он склонил голову и впился губами в мои губы с силой, не уступавшей силе пожара в работном доме. Он целовал меня с жаждой и страстью, равными моим собственным.
Я всегда презирала романы, в которых героиня видит звезды или слышит музыку, когда целуется с героем, но теперь поняла, насколько правдиво это клише. Я не видела звезд и не слышала музыки, но под моими закрытыми веками полыхали молнии, и обоих нас сотрясало, словно громом. Желание одержало верх над моими скромностью и понятием о приличиях, я пила Слейда, как женщина, умирающая от жажды, пьет долгожданную воду, и ощущала привкус крови, дыма и огня. Тело мое таяло в его объятиях. Отвердевшая сердцевина его чресел властно прижалась ко мне, и я поняла: если бывшие любовники вновь обретают любовь, они не могут начинать с самого начала — с невинных поцелуев в щеку. Они вмиг погружаются в самую глубину отношений, когда-то существовавших между ними. Мне хотелось большего, нежели то, что случилось между нами три года назад в лесу, в Шотландии. Прочь стыд и мысли о грехе — я хотела полного и безоговорочного слияния, какого никогда еще не испытывала, но о каком всегда мечтала.
Мы начали медленно двигаться к кровати, но вдруг Слейд отпрянул от меня. Тяжело дыша, с лицом, искаженным желанием и ужасом, он сказал:
— Я не должен был этого делать. — То ли он не сознавал, что я сама спровоцировала его на поцелуй, то ли решил взять всю вину на себя. — Простите.
Я ужаснулась собственному опрометчивому поведению и мысли о том, какие последствия оно могло иметь, будь Слейд более слабым и менее благородным человеком. Пока он шел к двери, я стояла, мучительно страдая от безнадежной страсти.
— Прошу вас, не покидайте меня! — крикнула я.
— Мне пришлось бы уйти, даже если бы мы… — Слейд тряхнул головой. — Мне нужно разобраться со Штайбером, а потом — с Кавана. А когда я покончу с ними, настанет черед лорда Истбурна.
— Вы не уйдете без меня, — я подбежала к двери и загородила ее спиной.
Рассерженный от неудовлетворенного желания, Слейд нетерпеливо сказал:
— Мы же договорились, что осмотр работного дома будет последним действием, в котором вы участвуете.
— Это было тогда. Теперь все изменилось. — Я старалась забыть о том, как на меня нахлынуло желание, успокоиться и рассуждать здраво. — Я тоже хочу отомстить Штайберу. Он не только пытал меня в Бедламе, он убил моего самого преданного поклонника, человека, спасшего мне жизнь. Я в моральном долгу перед мистером Хелдом. Кроме того, у меня свои счеты с лордом Истбурном, и я должна заставить обоих негодяев заплатить за все.
— И как, господи прости, вы намерены это сделать? — взмолился Слейд, заслоняясь от меня раздражением и гневом.
— Что-нибудь придумаю. А как вы собираетесь найти Найала Кавана?
— Что-нибудь придумаю.
— Я могу сберечь вам время и силы.
Слейд подозрительно прищурился.
— О чем вы говорите?
— Когда мистер Хелд появился, чтобы спасти нас, вы спросили, есть ли еще что-нибудь, что я должна вам рассказать. Тогда у меня не было возможности ответить.
— И что же это?
— Я знаю, куда мог отправиться Найал Кавана, — сказала я.
— Куда? — требовательно спросил Слейд.
Я сложила руки на груди.
— Не скажу, если вы не пообещаете взять меня с собой.
Слейд застонал:
— Опять шантаж! Почему, скажите на милость, меня это уже не удивляет? Ладно, говорите, куда, по вашему мнению, отправился Кавана. Я только схожу к себе за вещами — и встретимся на вокзале через час.
Я представила себе, как приезжаю на вокзал и обнаруживаю, что он давным-давно уехал.
— Нет. Я не скажу вам, куда мы направляемся, до тех пор, пока мы не будем в пути.
Выражение лица Слейда сделалось зловещим, но он понимал, что я не отступлю.
— Прекрасно. Но это будет наша последняя совместная вылазка. И еще… — Он запнулся в поисках подходящих слов, потом закончил: — Насчет того, что здесь случилось. Обещаю, что это больше никогда не повторится.
Я почти ждала, что Слейд не появится на вокзале, но он уже ждал меня с чемоданом в руке.
— А теперь рассказывайте, куда мы едем, — потребовал он, когда мы подошли к кассе.
— Два билета до Лондона, — сказала я кассиру.
— Зачем? — удивился Слейд. — Разве мы не обшарили город вдоль и поперек и не знаем наверняка, что Кавана там нет?
— Лондон — лишь первая наша остановка.
— Могу ли я поинтересоваться, какой будет конечная?
Если это стало бы ему известно, он мог сбежать от меня по дороге.
— Поинтересоваться можете, но скажу я вам лишь то, что готовиться надо к долгому путешествию.
Слейд продемонстрировал свои дедуктивные способности:
— Мы едем в Ирландию, не так ли? Чтобы охотиться на Кавана на его территории?
Это мне пришлось в конце концов признать.
— Но нельзя же рассчитывать, что мы наткнемся на него, просто слоняясь по Ирландии, — сказал Слейд. — Полагаю, у вас есть соображения относительно того, где именно искать?
— Есть.
Прибыв в Лондон, мы пересели на поезд, шедший в северном направлении, и ехали на нем всю ночь. Перевал через горный хребет Сноудонии[9] я проспала и проснулась, лишь когда поезд с грохотом переезжал через залив Менай по мосту Британия.[10] Восход солнца превратил поверхность воды в рябь расплавленного золота. Вскоре мы были уже на Англси — большом острове у побережья Уэльса. Мы плавно скользили мимо зеленеющих кукурузных полей к Хилхеду, порту, откуда отправлялись паромы через Ирландское море. Сойдя с поезда и позавтракав в вокзальном буфете, мы направились к причалу, где пароходы брали на борт пассажиров. На протяжении всего путешествия мы почти не разговаривали друг с другом, молчали мы и теперь. Ни мне, ни Слейду не хотелось пока возвращаться к неприятным темам, к которым в конце концов все же предстояло вернуться. Мы купили билеты на пароход до Дублина. Я расплатилась за них из фонда, субсидированного лордом Пальмерстоном; у Слейда не осталось почти ничего из тех денег, которые он припрятал где-то в Англии, прежде чем отправиться в Россию, и забрал по возвращении.