Вот уже и солнышко к полудню подошло.
Девочки, наигравшись, попрощались и разбежались по домам.
А Васи всё нет и нет. Ни Васи, ни Вовки, ни Рудика.
И не свистит никто. Тихо в лесу. Что случилось?
— Я уже есть хочу, — сказал Боря Сук, — У нас сегодня на обед борщ и каша.
— А у нас — блины с мёдом, — вздохнул Мишутка Медведенко.
Коська с Колькой переглянулись и промолчали. Дома их тоже ждал вкусный обед, и очень хотелось есть. Но не хотелось выходить из игры, не дождавшись остальных. Так честные звери не поступают!
— Ребята! Мы больше не играем! — закричал Мишутка Медведенко.
— Ребята! Мы идём домой! — крикнул Боря Сук.
— Ребята! Вася! Вовка! Рудик! Где вы? — одновременно позвали Коська и Колька.
Но из леса никто не отозвался.
Долго они ещё кричали и ждали, пока Мишутка вдруг не сказал:
— Может, они давно дома, а мы тут ждём…
— Наверное… — согласился Боря Сук, — Вы что, не знаете Волкова и Лисовенко?! Они же ни с кем не считаются!
— А Вася?.. — удивились Коська с Колькой, — Он же не такой!
— Может, Васе неудобно стало возвращаться, не найдя их. Вот и смылся домой!
Мальчишки подождали ещё чуть-чуть, покричали и разошлись по домам.
Глава четвёртая. Встреча с Полканом Барбосовичем. Торжественные приёмы. На месте преступления. «Шакалом Бациллой и не пахнет!»
А тем временем делегация от школы и лесной общественности отправилась в село. Делегацию выделил директор школы — Бурмила Михайлович Медведь. Её членами были учитель физкультуры Макак Макакович и отец Волкова — Вольф Вольфович.
Бобик Барбосович работал сторожем на колхозной птицеферме. В лесу все его хорошо знали. Особенно Лисавета Патрикеевна, которая до перехода на преподавательскую деятельность работала обычной лисицей.
Полкан Барбосович давно — ещё с детства — переехавший в город, раз в году обязательно
приезжал погостить в родное село. И сердце его безудержно щемило, когда он смотрел на выгон, свинарник, лужу около него, речную заводь, по которой гордо прохаживались утки и гуси, глубокие ухабы на дороге, взрытой машинами… Словом, родное место, где он когда-то бегал маленьким щенком, беззаботно задрав хвост… Глядя на всё это, он вздыхал и сентиментально чесал задней лапой за ухом. Неповторимое босолапое детство!.. Гав-гав!.. Как оно далеко ушло!.. сколько воды утекло с тех пор!.. И юность в милицейской спецшколе, и ответственная должность служебной собаки в уголовном розыске, и — вот уже сколько лет — он — артист — один из главных исполнителей номера «Собачий цирк», куда Полкана Барбосовича, заметив его способности и смекалку, взял знаменитый дрессировщик Степан Колбасов.
Милые сердцу воспоминания роились в голове Полкана Барбосовича, когда он лежал на травке посреди двора, пощёлкивая зубами, чтобы отогнать муху, которая по дурости своей не понимала, что он — заслуженный артист, и села ему на нос, думая, что это нос обыкновенной овчарки.
И вдруг послышалось радостное:
— Друг сердечный!
На подворье прошла делегация.
Макак Макакович кинулся к Полкану Барбосовичу. Друзья обнялись и трижды расцеловались.
Макак Макакович представил Бурмилу Михайловича и Вольфа Вольфовича.
Полкан Барбосович приветливо завилял хвостом, хотя от одного вида дальнего родственника шерсть на его загривке стала дыбом. Между волками и собаками, как известно, давно нет нежностей.
Бурмила Михайлович без отлагательств изложил суть дела. Всё, что их сюда привело.
— Да-а… — почесал лапой за ухом Полкан Барбосович, — Колёсико, говорите?.. Из часов… На высоком дубе… Да… Что ж… Тут нечего гадать — надо идти на место преступления!.. Сначала осмотреть, обнюхать, а потом уж выдвигать версию… Но сначала надо пообедать. Подождите, я сейчас соберу на стол!.. Брат на работе…
— Ну, что Вы!.. что Вы! Мы не голодны! — замахал лапой Бурмила Михайлович.
— Да где же это видано, что бы гостей не угощали?! Извините — такой уж обычай! — и Полкан Барбосович стал накрывать на стол.
Угощение, как и полагается, было щедрым.
Отобедав, и не замети, как начало заходить солнце.
Бурмила Михайлович несколько раз пытался встать из-за стола, но гостеприимный Полкан Барбосович настаивал:
— Куда же Вы?! Попробуйте ещё вот этого!.. Вот этого ещё не отведали!.. Кушайте, звери дорогие!
А Вольф Вольфович, разомлев от обеда, похлопал Бурмилу Михайловича лапой по плечу:
— Да не переживай, директор! Не гони пургу! Найдётся твоё колёсико! Никуда не денется! Раз такой специалист взялся за дело — базара нет! Всё будет о’кей!
Наконец, Полкан Барбосович решил, что час пришёл.
— Подождите, я только брата предупрежу! А то будет волноваться за меня…
Пока Полкан Барбосович бегал на ферму, пока все выходили — начало смеркаться…
Их с нетерпением ждали учителя. Бурмила Михайлович познакомил учителей с Полканом Барбосовичем, а тот всем по очереди протягивал лапу и вежливо говорил:
— Очень приятно!
И все учителя также по очереди вежливо отвечали:
— Взаимно!
Потом Бурмила Михайлович вздохнул:
— Жаль только… Темновато уже…
— Ничего! — успокоил его Полкан Барбосович, — Темнота — не беда! Мне и в полной темноте доводилось работать! Для меня главное — запах! Я носом работаю!
И Полкан Барбосович обнюхал место преступления — поляну около дуба и сам дуб. Несколько раз обнюхал и задумался:
— Гм… — почесал он лапой за ухом, — Никаких посторонних запахов не чую. Надо часы обнюхать! Да они высоко — не достану!.. По стволу, боюсь, не смогу забраться…
— Что Вы, что Вы — не волнуйтесь!.. Это в нашей власти! — и директор обернулся к Мамонту Африкановичу, — Помогите, пожалуйста, коллега!
— С удовольствием! — и учитель лесной истории осторожненько взял хоботом Полкана Барбосовича и поднёс его к часам.
Полкан Барбосович обнюхал часы и сказал:
— Гм… Чувствуется сильный птичий запах! Кукушиный…
— Правильно! — подтвердил снизу Бурмила Михайлович, — Это запах нашей уборщицы тётушки Кукушкиной. Она следит за часами.
— Ещё чувствуется запах другой птицы, но не разборчиво… Запах кукушки всё перебивает!.. Опускайте!
Когда Мамонт Африканович поставил Полкана Барбосовича на землю, тот отряхнулся и задумчиво произнёс:
— Дело не простое… Прямо скажу — запутанное!.. Впервые за мою практику не могу сказать ничего определённого…
— А может, всё-таки Шакал Бацилла вернулся в наш лес?! — спросил Бегемот Гиппопотамович.
— Нет! — категорически заявил Полкан Барбосович, — Шакалом Бациллой в нашем лесу и не пахнет! Уж кого-кого, а шакала Бациллу я б за десять километров почуял!
В этот миг с дерева, стоявшего по соседству с дубом, слетела птица. В темноте нельзя было разобрать, что это за птица, и куда она полетела. И никто не обратил на неё особого внимания — мало ли в лесу птиц!..
— По-моему, стоит пересмотреть ещё раз, — сказал Полкан Барбосович, — За ночь я ещё подумаю, а завтра допрошу возможных свидетелей. Тогда уж можно будет выдвигать окончательную версию.
— Да-да, конечно, — поддержал Макак Макакович, — Переночуешь у меня, а с утра продолжим следствие!
— Но сперва — отужинаем! — пригласил Бурмила Михайлович, — Прошу всех ко мне!
И широким жестом пригласил всех в свою двухэтажную берлогу, где его супруга Микаэлла Буровна уже щедро накрыла длинный стол.
— Только на ночь надо огородить дуб и поставить предупредительные знаки, — сказал Полкан Барбосович, — Чтоб никто не затоптал. Так всегда делают. Это называется — «опечатать место преступления».
Всё сделали так, как велел Полкан Барбосович и только тогда пошли к Бурмиле Михайловичу.
Глава пятая. «Чудеса!» «А куда это вы вчера пропали?..» «Гм…» — сказал Полкан Барбосович. Вещественное доказательство
На другое утро всех жителей леса ожидало то, чего они совсем не предполагали.
Когда все, проснувшись, пришли на Большую Поляну, то увидели, что часы на дубе… тикают!.. Ходят!.. Маятник весело покачивался, а минутная стрелка постепенно передвигалась к цифре «двенадцать». Будто часы и не останавливались никогда.
— О! — удивлённо вскрикнули все, кто пришёл на поляну.
Вскоре под дубом собрались и учителя, и ученики. Не было только Макака Макаковича и Полкана Барбосовича. Друзья, наверное, проговорили всю ночь до самого утра, и потому немного задержались.
Как вы помните, место преступления было «опечатано», то есть дуб наспех огородили забором из веток и поставили таблички: «Проход воспрещён!» Потому ученики и учителя толпились около заграждения, не решаясь подойти ближе, а тётушка Кукушкина перелетала с дерева на дерево, боясь даже приблизиться к дубу.
— Чудеса! — то и дело повторял Бурмила Михайлович и разводил лапами, — Чудеса!
— Скре-ке-ке! Скре-ке-ке! Что тут случилось? Что такое? — послышалось с кривой берёзы, что росла неподалёку от дуба. На берёзе сидела, подёргивая для равновесия хвостом, сорока Стрекотулия — известная в лесу болтушка и сплетница.
Тётушка Кукушкина подлетела к ней и начала беседу. Стрекотулия только крыльями всплеснула:
— Ах-ах-ах! Какой ужас! Диво дивное! Вот тебе на!
А Коська Ухин, Колька Колючкин, Боря Сук и Мишутка Медведенко с удивлением смотрели не столько на часы, сколько на Вовку Волкова, Рудика Лисовенко и Васю Кошкина, которые, прибежав к школе, вели себя так, будто накануне ничего особенного не случилось.
— Привет! А куда вы вчера пропали? Разве так играют?
Вовка Волков и Рудик Лисовенко отчего-то сникли, покраснели и поначалу даже ничего не ответили. Потом искоса глянули на Васю Кошкина и, убедившись, что тот молчит, буркнули по очереди, сначала Вовка, а потом — Рудик:
— А… Мы домой пошли…
— Поздно уже было… И решили…
Ребята — к Васе Кошкину:
— А ты?
Вася взглянул на Вовку и Рудика, заморгал и мяукнул:
— И я… И я…
Все трое вели себя явно подозрительно, даже таинственно. Но, поскольку из-за чудес с часами обстановка и так была напряжённой, выяснять обстоятельства не стали.