Ханна подошла к двери. Даже через матовое стекло было заметно, как сияют белокурые волосы Моны. Открыв, девушка едва не упала от изумления, увидев за спиной Моны Спенсер. А за ней стояли Эмили и Ария. Неужели, недоумевала Ханна, она случайно пригласила их всех к себе на одно и то же время?
– Вот так сюрприз, – нервно произнесла она.
Первой в дом, протиснувшись мимо Моны, вошла Спенсер.
– Нам нужно поговорить с тобой, – заявила она.
Мона, Эмили и Ария вошли следом. Девушки расположились на мягкой кожаной мебели ирисочного цвета в гостиной Ханны точно так, как они обычно сидели там в свою бытность закадычными подругами: Спенсер заняла большое кресло в углу, Эмили и Ария устроились на диване. Мона опустилась на место Эли – в кресло-шезлонг у окна. Если не присматриваться, ее вполне можно было принять за Эли. Ханна искоса глянула на Мону, проверяя, не злится ли она, но вид у Моны был… не сердитый.
Ханна присела на оттоманку.
– М-м, так о чем нам нужно поговорить? – обратилась она к Спенсер.
Ария с Эмили тоже выглядели несколько обескураженными.
– Мы получили еще одно сообщение от «Э», когда вышли из больницы, – выпалила Спенсер.
– Спенсер, – прошипела Ханна.
Эмили с Арией разинули рты. С каких это пор они стали говорить об «Э» при посторонних?
– Все нормально, – успокоила их Спенсер. – Мона в курсе. «Э» ей тоже шлет эсэмэски.
Ханне вдруг стало дурно. Она глянула на Мону в поисках подтверждения словам Спенсер. Та сидела с серьезным лицом, плотно сжав губы.
– Не может быть, – прошептала Ханна.
– Тебе тоже? – охнула Ария.
– Сколько? – с трудом выдавила Эмили.
– Две, – призналась Мона, глядя на очертания своих худых коленей, проступающие под трикотажным платьем кирпичного цвета фирмы С&С California. – На прошлой неделе получила. Вчера, когда решилась рассказать об этом Спенсер, даже представить не могла, что вы их тоже получаете.
– Ничего не понимаю, – прошептала Ария, обводя взглядом своих одноклассниц. – Я думала, «Э» терроризирует только давних подруг Эли.
– Возможно, мы заблуждались, – промолвила Спенсер.
У Ханны свело живот.
– Спенсер рассказала тебе про внедорожник, который меня сбил?
– И о том, что за рулем сидел «Э». – Мона побледнела. – И что ты знаешь, кто такой «Э».
Спенсер закинула ногу на ногу.
– В общем, мы получили новое сообщение. Похоже, «Э» не хочет, чтобы ты вспомнила, Ханна. И, если мы будем давить на тебя, требовать, чтобы ты вспомнила, «Э» расправится и с нами.
Эмили ойкнула.
– Боже, как страшно, – прошептала Мона. Она покачивала ногой, как всегда, когда нервничала. – Нужно обратиться в полицию.
– Пожалуй, – согласилась Эмили. – Они бы нам помогли. Это уже не шутки.
– Нет! – чуть ли не взвизгнула Ария. – «Э» точно узнает. «Э»… как будто видит нас, все время.
Эмили плотно сжала губы, глядя на свои руки. Мона проглотила комок в горле.
– Да, Ария, я тебя понимаю. С тех пор, как стали приходить эти эсэмэски, мне все время кажется, что за мной наблюдают. – С испугом в широко распахнутых глазах она посмотрела на девушек. – Как знать? Может, за нами и сейчас следят.
Ханна поежилась. Ария, как безумная, принялась изучать заставленную мебелью гостиную Ханны. Эмили заглянула за кабинетный рояль, словно «Э» мог притаиться в углу. Потом зажужжал «Сайдкик» Моны. Все непроизвольно вскрикнули. Мона вытащила телефон, и кровь отлила от ее лица.
– О боже. Еще одно.
Все сгрудились вокруг Моны. На телефон ей пришла электронная открытка – поздравление с днем рождения. Под изображением радостно улыбающихся воздушных шаров и залитого белой глазурью торта – будь он настоящий, Мона его даже в рот бы не взяла – они прочитали:
Мои запоздалые поздравления с днем рождения, Мона! Так когда ты расскажешь Ханне про свои делишки? Мой совет: ДОЖДИСЬ, когда она вручит тебе свой подарок. Если подругу потеряешь, так хоть подарок останется! – Э.
У Ханны застыла кровь в жилах.
– Что за делишки? О чем говорит «Э»?
Мона побелела, как полотно.
– Ханна… послушай. Мы действительно с тобой повздорили на моем дне рождения. Но из-за ерунды. Честно. Давай просто забудем об этом.
У Ханны сердце в груди взревело, как автомобильный двигатель. Во рту мгновенно пересохло.
– После того, что с тобой случилось, я специально не стала напоминать тебе о ссоре. Сочла, что это неважно, – продолжала Мона с отчаянием в звонком голосе. – Не хотела тебя расстраивать. И я ужасно переживала из-за того, что мы тогда поругались. Особенно когда испугалась, что навсегда тебя потеряла. Я просто хотела об этом забыть. И вечеринку специально устроила, чтобы помириться с тобой. И…
Прошло несколько мучительных секунд. Включилась система отопления, и все вздрогнули. Спенсер кашлянула.
– Не ссорьтесь, девочки, – мягко сказала она. – «Э» специально сталкивает вас лбами, чтобы вы не задумывались о том, кто шлет вам эти гнусные послания.
Мона с благодарностью посмотрела на Спенсер. Ханна сгорбилась под обращенными на нее взглядами. Меньше всего ей хотелось обсуждать при свидетелях свои отношения с Моной. Она вообще сомневалась, стоит ли говорить об этом.
– Спенсер права. «Э» старается нас рассорить.
Девушки погрузились в молчание, глядя на квадратную бумажную лампу, созданную по дизайну Ногути[79], что стояла на журнальном столике. Спенсер сжала руку Моны, Эмили взяла за руку Ханну.
– Что еще было в тех эсэмэсках? – тихо спросила Ария Мону.
Мона понурилась.
– Да так, кое-что о прошлом.
Ханна рассвирепела и, чтобы сдержать гнев, уставилась на заколку в виде синей птицы в волосах Арии. Она догадывалась, чем «Э» изводил Мону: напоминал о том времени, когда Ханна с Моной еще не подружились, когда Мону все считали глупой и невоспитанной. Какие тайны из недр минувшего вытаскивал «Э»? Как Мона хвостом таскалась за Эли, стараясь во всем на нее походить? Как она была всеобщим посмешищем? Ханна с Моной никогда не обсуждали прошлое, но порой Ханне казалось, что мучительные воспоминания тянутся за ними темным шлейфом, бурлят у самой поверхности их дружбы, как подземный гейзер.
– Если не хочешь, не говори, – быстро сказала Ханна. – «Э» и нам в своих посланиях частенько напоминает о том, что было давно. Есть много такого, что мы все предпочли бы забыть.
Она перехватила взгляд Моны, надеясь, что та поймет. Мона стиснула ее руку. Ханна обратила внимание, что на пальце у подруги серебряное колечко с бирюзой, которое она сделала для Моны на занятиях по ювелирному искусству. Мона носила его, хотя смотрелось кольцо как обычная школьная поделка – такие только лузерам подходят, – а не симпатичная безделушка от Тиффани. На сердце у Ханны потеплело. «Э» в одном прав: между лучшими подругами не может быть секретов. И теперь между Ханной и Моной секретов не осталось.
Раздался звонок в дверь, три коротких сигнала – «бом, бом, бом» – на азиатский манер. Девочки насторожились.
– Кто это? – со страхом прошептала Ария.
Мона вскочила, тряхнула длинными белокурыми волосами и, широко улыбаясь, кинулась к входной двери.
– Сейчас нас отвлекут от проблем.
– Что, пиццу доставили? – спросила Эмили.
– Нет, это, конечно же, десять парней из филадельфийского филиала модельного агентства «Вильгельмина», – ответила Мона таким тоном, словно это подразумевалось само собой: неужели вы думали, что это мог быть кто-то другой?
21. Как решить такую проблемы, как Эмили?
В четверг вечером, уйдя от Ханны, Эмили отправилась в торговый центр «Кинг Джеймс». Лавируя между нагруженными сумками покупателями, от которых пахло дорогими духами и одеколонами, она шла на встречу с родителями в ресторан «Весь этот джаз!», располагавшийся рядом с универмагом «Нордстром». Этот ресторан, в котором царил дух бродвейского мюзикла, Эмили обожала в детстве, и родители полагали, что он ей по-прежнему нравится. Выглядел он все так же – фасад с ложным козырьком, имитирующий вход в бродвейский театр; гигантская фигура Призрака Оперы у стойки на возвышении, за которой встречает посетителей старшая официантка; на стенах – фотографии бродвейских звезд.
Поскольку Эмили пришла первой, ожидая родных, она села за барную стойку с гранитной столешницей. Какое-то время она рассматривала коллекционных кукол-русалочек, выставленных под стеклом возле стойки старшей официантки. Эмили, когда была помладше, мечтала поменяться местами с принцессой-русалочкой Ариэль: пусть бы у Ариэль были человеческие ноги Эмили, а Эмили достался бы ее рыбий хвост. Она снова и снова заставляла подруг смотреть вместе с ней этот фильм, пока Эли однажды не воспротивилась, заявив, что это глупое детское занятие и пора положить этому конец.
Внимание Эмили привлекло знакомое изображение, появившееся на экране телевизора над барной стойкой. На переднем плане стояла светловолосая, с огромным бюстом журналистка, в углу Эмили увидела фото Эли-семиклассницы.
– Весь этот год родители Элисон ДиЛаурентис живут в небольшом городке в Пенсильвании, неподалеку от Роузвуда. Их сын Джейсон учится на последнем курсе Йельского университета. Они вели тихую спокойную жизнь… до недавнего времени. Пока следствие по делу об убийстве Элисон топчется на месте, как же справляются с горем ее родные?
На телеэкране промелькнуло увитое плющом величественное здание. Надпись под ним гласила: НЬЮ-ХЕЙВЕН, КОННЕКТИКУТ. Еще одна белокурая журналистка торопливо шла за группой студентов.
– Джейсон! – окликнула она. – Ты считаешь, полиция делает все возможное, чтобы найти убийцу твоей сестры?
– Горе сблизило вашу семью?! – выкрикнул еще кто-то.
Парень в бейсболке с эмблемой бейсбольной команды Филадельфии обернулся. Эмили вытаращила глаза: после исчезновения Эли она лишь пару раз видела Джейсона ДиЛаурентиса. Взгляд у него был жесткий, холодный, уголки рта опущены.