"Я давно забыл, как пахнет лето. Раньше всё было другим: запах морской воды и далекие, теплоходные гудки, прикосновение девичьей кожи и лимонный аромат волос, дуновение сумеречного ветра и робкие надежды. Теперь лето превратилось в сон. Словно калька съехала с оригинала: здесь миллиметр, там миллиметр — и уже всё не так", — читала я строки потрясающе пронзительного романа, когда услышала с кухни довольно громкие, переходящие на крик эмоциональные голоса мамы и дяди Паши.
Я стремительно убрала книгу в сторону и привстала с кровати, не зная, что делать.
— Объясни мне, почему этот человек звонит тебе?! Да при чём целых восемь раз только за сегодня! О чём можно столько разговаривать с бывшем мужем?
— О дочери, Паш, о дочери! Он хочет увидеться с ней.
— А не ради этого ли вы встречались с ним вчера?
— Паш…почему ты мне устраиваешь этот допрос? Ты мне не доверяешь?
— Я просто не люблю, когда меня держат за идиота! Почему он бросил трубку, когда я ответил на его звонок? Что, есть какие-то секреты? Получается, ваши разговоры — это то, о чём мне знать не нужно? Мы ведь договаривались с тобой, что между нами не будет никаких тайн!
— Никаких тайн у меня от тебя и нет, Паш, почему ты мне не веришь? Не спорю, он звонил сегодня несколько раз но только с той целью, чтобы поговорить насчет Анжелы. Ничего личного тут нет и быть не может.
— Тогда почему ты снова утаила от меня это?
— Просто…посчитала не таким важным, чтобы тревожить тебя. Не хотела, чтобы вышло то, что сейчас происходит.
— Надь, не держи меня за идиота, хорошо? Не хотела меня тревожить? Неужели бы я не понял, если б ты сказала, что вот звонил Михаил, интересовался делами своей дочери. Неужели не понял? Но ты ведь ничего мне не сказала. Почему?
— Потому что ты весь на нервах! Потому что с тобой разговаривать в последнее время стало невыносимо! Но я ни разу тебя в этом не упрекнула, потому что понимаю. Понимаю, что завтра у тебя суд, предстоит очень непростой день, от которого ты сам не знаешь, чего ожидать. Тогда почему ты, мой муж, не можешь понять меня?
— Наверное, потому, что не верю…
— Не веришь? — я слышала, как дрогнул мамин голос. То, что она плакала, не было сомнений. — Тогда зачем мы вообще обсуждаем сейчас всё это? Если ты мне не веришь, то какая у нас может быть семья?
— Я не знаю.
— Отлично! Просто слов нет, как я счастлива!
— Взаимно, — сказав это дядя Паша стремительно громкими шагами вышел из кухни, захлопнув за собой дверь.
Что же это за проклятье?! Всё походило на продолжение какого-то ночного кошмара, который не желал прекращаться. Я смотрела на висевшие в нашей с Кариной комнате фотографии, на книги, аккуратно выставленные в шкафу, на выложенные на спинке стула вещи, плакаты, и вдруг всё это мне показалось до боли чужим. Словно я попала в чужую комнату, чужую квартиру, чужую жизнь. У Ремарка есть замечательная фраза: "А удержать нельзя никого". Видимо, вот что он имел в виду. Счастье вечным не бывает. Рано или поздно и у него есть финал и финальная песня, похожая на оглушающее, раздирающее изнутри завывание сирен. Что же происходило с нашей жизнью?
— Дочь, собирайся, поедем к бабушке, поживем некоторое время у неё, — не показывая слёз, на одном дыхании произнесла мама, заглянув ко мне в комнату. — Возьми пока всё самое необходимое.
— Да, хорошо, — кивнула я, отчетливо слыша этот звук и почувствовав, как по лицу градом покатились слёзы. Всё было кончено.
Дядя Паша с Кариной не сделали ни малейшей попытки остановить нас ни тогда, когда мы с мамой бросали первые попавшиеся под руки вещи в чемоданы, ни тогда, когда мама закрылась в ванной и плакала навзрыд, заглушая звуки лившейся воды, ни даже тогда, когда всё было готово, и мы все вчетвером вышли в прихожую. Обув кеды, я зашнуровывала их дрожащими руками, задаваясь одним лишь вопросом: "Почему?". Дядя Паша любил маму, но я не могла понять, почему он с такой легкостью отпускал её во второй раз после столько пережитого? Почему Карина смотрела нас всё это без единого слова? И более того, в её взгляде читалось что-то между восторжествованием и радостью. Неужели она так мне мстила за Дениса, спокойно глядя на то, как наша семья превращалась в прах? Почему это всё происходило с нами?
В такси по радио "Ретро ФМ" играло что-то из репертуара "Roxette". Откинувшись на спинку заднего сиденья, где мы расположились вместе с мамой, я закрыла глаза, стараясь представить блеск безмятежного моря, его приятную прохладу, обволакивающую тело, отражение облаков… Однако открыв глаза, обнаружила, что мама вновь вытирала безвольные слёзы, отвернувшись к окну. Мне было до невозможности жаль её, хотелось успокоить, сказать, что всё будет хорошо, всё, что ни делается, всё к лучшему, но вместо этого я лишь крепко прижалась к ней всей грудью, чувствуя на лице собственные слёзы. Я понимала, что никакие слова, никакие утешения в те минуты были маме не нужны, они были бы бессмысленны. Маме было больно. Она во второй раз теряла любимого человека, и вновь всё так же глупо и страшно. Мне не была знакома такая боль, но я осознавала наверняка, что ни я, ни кто-либо другой был не в силах её унять.
— Что произошло?! — ошеломленно воскликнула бабушка, увидев нас на пороге своей квартиры. — Неужели ушли из дома?
— Мам, потом, ни о чём не спрашивай. Впустишь?
— Конечно, о чём речь?! Проходите.
Оставив чемодан в прихожей, мама сразу же прошла в ванную.
— Анжел, не объяснишь мне, что случилось? — прошептала бабушка, не скрывая волнения, когда мама скрылась за дверью.
— Дома был скандал, но, бабуль, думаю, мама сама тебе позже всё расскажет. Можно я пойду прилягу в гостиной? — произнесла я, разувшись, чувствуя, как из-за слёз слипались глаза.
— Конечно, милая, но если хочешь, ложись лучше в моей спальне. Там поспокойнее тебе будет.
И согласно кивнув, я не торопясь прошла в бабушкину спальню, которая много лет назад была комнатой мамы. Разумеется, с тех пор в ней всё изменилось: из старой мебели остался только письменный стол со множеством ящичков, книжный шкаф с книгами да старые голубоватые шторки. Ни прежних обоев, ни маминых плакатов и вырезок из журналов на стенах, ни коробки с пластинками, ни проигрывателя…от мамы тут остался лишь дух.
Упав на большую двуспальную кровать, я уснула не сразу. Не верилось, что в этой комнате когда-то много лет назад засыпала и просыпалась мама, именно в этих стенах она читала книжки, познавала жизнь, мечтала о будущем…именно в этой комнате они впервые поцеловались с дядей Пашей. Вероятно, предметы и вещи помнят куда больше людей. Внезапно я представила семнадцатилетних юношу и девушку, смущенно сидевших на односпальной кровати. Парень слегка дотрагивается до руки любимой, она…она не отстраняется, а лишь неловко поднимает взгляд, полный нежности. От девушки невообразимо пахнет персиками и летом, её волосы аккуратно струятся вдоль спины, и юноша касается губами губ девушки. На этой минуте я провалилась в сон.
Проснулась от свиста чайника. Взглянув на часы и темень за окном, я резко вскочила с постели и стремительно прошла на кухню, откуда доносились негромкие голоса мамы и бабушки.
— Чай собираетесь пить? — улыбнулась я, присаживаясь рядом. Мама выглядела, на удивление, лучше.
— Собираемся, — кивнула бабушка, разливая кипяток по бокалам и улыбнувшись только ей свойственной улыбкой. — Как раз отведаете мой рулет с черничной начинкой — вчера стряпала.
— По рецепту, бабуль? — спросила я, надеясь, что со временем жизнь войдет в прежнее русло.
— Да, в интернете вычитала. Очень несложный кстати, быстро и вкусно. Так, ну что там у вас стряслось? Расскажите, наконец, — добавила бабушка, поставив перед нами бокалы с чаем и невообразимо аппетитным, красивым рулетом. — Просто так люди не уходят из дома на ночь глядя.
— Ой, мам…мне кажется, я за эти сутки заново пережила всю свою жизнь. Не поверишь, но Миша объявился — вернулся недавно из Италии, и вчера мы с ним встречались.
— С Мишей?! Отцом Анжелы? — с сомнением глядя на маму, проговорила бабушка.
— Именно. Когда он мне в первый раз позвонил, я тоже не могла поверить. В общем, сказал, что скучал по нам, что всё ещё любит меня, хотел бы всё вернуть.
— А что ты?
— Мам, ну что я? Ты ведь понимаешь, что это невозможно. Я замужем, да и если бы даже не была, всё равно бы не смогла простить, что он тогда нас оставил и все эти годы ни разу даже знака от себя не подал.
— Да уж…поздновато он спохватился, — протянула бабушка задумчиво. — Тогда зачем же вы встречались?
— Поговорить насчёт Анжелы. Он хочет встретиться с ней, но не знает, имеет ли право теперь, спустя такое время, врываться в её жизнь. Интересовался её делами, учёбой, планами на будущее. Сказал, что хочет все расходы за Питер взять на себя, представляешь.
— И ты не против?
— Это уже нужно Анжелу спрашивать, не меня. Как она к этому отнесется.
То, что папа собирался спонсировать мою учёбу, повергло меня в шок.
— Мам, — начала я с неприкрытым удивлением. — Он хочет оплачивать мою учёбу, даже если я не пройду на бюджет?
— Выходит, что так, дочь.
— Какое благородство-то в нём проснулось. Хочет деньгами загладить своё отсутствием в жизни дочери? — саркастически произнесла бабушка.
— Мам, не знаю я, чего он хочет, но не думаю, что он это делает ради себя. Похоже, действительно сожалеет, что тогда всё так вышло.
— А что же в таком случае раньше не дал о себе знать?
— Может быть, стыдно было, мам, я не задавала ему такой вопрос.
— Так, хорошо…а как это связано с тем, что вы ушли из дома?
— Мы встретились с Мишей недалеко от моего издательства, и чтобы поговорить в нормальной обстановке, он предложил посидеть в кафе и за кофе всё обсудить. Когда я вернулась домой, то посчитала, что не должна пока никому говорить об этой встрече. Ну, ты знаешь, что у Паши завтра суд, ему и так проблем хватает, думала, не нужно забивать ему голову лишними мыслями, а Анжеле…честно говоря, я не знала, как ей это преподнести. Не знала, как она отреагирует. Поэтому подумала, время покажет. Мы сели ужинать, — я чувствовала, как голос мамы становился всё слабее и слабее, — и внезапно Карина спросила, не хочу ли я ничего рассказать её отцу. Глупо вышло, но как оказалось, она увидела нас с Мишей возле его машины, когда мы с ним только встретились, и могу представить, что она себе нафантазировала… Карина очень впечатлительная девочка, очень любит Пашу, поэтому я не осуждаю её, напротив, она дала мне возможность всё рассказать, — бабушка слушала, не перебивая. — Паше не понравилось, что я утаила от него случившееся, но каким-то образом конфликт удалось замять. Какой же дуррой я себя чувствовала в те минуты, хотя…понимала, что доля моей вины всё же была. Я бы тоже вспылила, если бы узнала, что Паша на стороне с кем-то встречал