Невеста Агнца — страница 59 из 63

540



Богом, но он не радуется ей, ибо ненавидит Бога, именно из этого ее сознания. Это-то самосознание и составляет для него первоисточник адского горения, — ненависти к Богу, как источнику жизни, онтологической зависти. Но отсюда, за изгнанием князя мира из мира, начинается прямой поединок сатаны с Богом. Можем ли мы, человеки, что-либо ведать об этом поединке?

В отношении к свободе, понимаемой как чистая яйность, самоопределение из себя, отрицательная самопроизвольность, отталкивающаяся от всякой данности, существует коренное различие между духовным миром, ангелами и падшими духами, и человеческим миром. Человеку не дано знать свободу, как произвол, в том сравнительно чистом виде, как дано это миру духовному. Причина этого заключается в том, что практически, в конкретной жизни, человеческая свобода неразрывно сращена с его природной данностью, именно всем человеческим естеством, связанным с миром и в него погруженным, и всей со-человечностью рода, присутствующей в каждой человеческой личности. Модальная человеческая свобода, индивидуальное как, проявляет себя поэтому лишь в комплексе данности. Поэтому вообще является претенциозной, люциферической позой, с подражанием духам бесплотным (1), притязание на абсолютную до-или вне-тварную свободу, как произвол абсолютного творчества. Все это есть мнимая величина, чистая отрицательность абстракции. Напротив, для падших духов, не имеющих в себе данности мира, как своей собственной, в то же время извергших себя свободой из жизни божественной, и, наконец, не имеющих родовой жизни (ибо ангельский собор не есть род), в гораздо большей мере осуществима эта свобода произвола, хотя и она — в своей чистой отрицательности и пустоте — ища для себя наполнения, непроизвольно скатывается в область для духов низшую, природного бытия. Падшие духи становятся бесами, Денница же — сатаной, паразитом человеческого мира в тоге «князя мира сего». Поэтому является известным прогрессом самосознания, своего рода возрождением, если, после изгнания сатаны из мира, падшие духи фактически перестают быть бесами и, будучи извергнуты из мира, возвращаются к изначальной своей духовности (2) Отторгнутые от мира, они становятся обречены до

(1)       Это особенно явно в мистериях Байрона: Каин. Земля и Небо. Таков же и ЛермонтовскийДемон.

(2)       Не об этом же ли говорится в Евангелии относительно времени земного служения Христа, в связи с изгнанием легиона бесов из бесноватого: «и они просили (Иисуса), чтобы не повелел им идти в бездну», но «чтобы позволил им войти в стадо свиней» (Лк. VIII, 31-32). Противопоставление бездны с возможностью хотя бы освинения выражает эту же мысль.

541



конца осуществить свой эксперимент абсолютной свободы, как самобожия и произвола, измерить его призрачную глубину, утвердить себя вне связи с бытием, как Божественным, так и тварным. При этом выявляется, что свобода, как абсолютный произвол, есть просто пустота, минус бытия, с его бездонной скукой, единственным же ее положительным содержанием остается бунт против Бога. Мнимая свобода оказывается все-же, хотя и отрицательною, но жизнью в Боге и для Бога, с одной стороны, так же, как и отрицательною жизнью в мире и для мира, в зависти и злобе: сатанизм обращается в явный нуль, превозносящийся пред всяким бытием, наипаче же божественным, но в то же время, им только и существующий. Свобода, как премирное и самосущее бытие, наряду и наравне с Богом, есть чистая мнимость, тень бытия, к тому же, отбрасываемая им post factum своего возникновения, хотя и провозглашающая себя, как сущая ante factum. Она ест своего рода «трансцендентальная иллюзия», овеществляемая фантазия, как супрареальность. Здесь, тем не менее, приходится признать, что свобода, как произвол, осуществляется в мире падших духов гораздо полнее, нежели во всяком ином образе тварного бытия, как нераздельно связанного с данностью мира или человеков. Однако для сатаны и царства его, вне всякой, прямой или же хотя косвенной связи с нею, наступает злая вечность пустоты, ее онтологическая судорога, бессодержательное не в отношении ко всему, причем такое утверждается как абсолютное содержание, эта вывернутая наизнанку вечность или абсолютность. Откуда может прийти наполнение этой пустоты после «изгнания вон»? Как может разрешиться эта судорога, соединенная с позой? А вместе с тем как может, и может ли, этот каприз своеволия найти в себе самом положительную силу? Ведь, если он держится на пустоте, то может ли пустоте быть свойственна неисчерпаемость и хотя бы в этом только смысле вечность? Природе тварного духа свойственно творчество, которое есть его жизнь, — как самотворчество. Пока сатана был «князем мира сего», — похищенного им творения Божия, ему было свойственно паразитическое лже-творчество зла, материал и содержание которого, его данность, будучи заимствованы из мира, представляли собой род онтологического хищения. Но когда Парусией было осуществлено божественное овладение миром с изгнанием из него сатаны, для последнего получается насильственная очевидность его ничтожества, не имеющего содержания и ничего не творящего лжетворчества. Может ли на этой пустоте утверждаться жизнь духа иначе, как кружение в вечном повторении? может ли осуществляться в этой безобъектной пустоте хотя бы тварная свобода?

542



Но такая возможность означала бы субъект без объекта или природы, жизнь без содержания жизни, палящий огнь жажды жизни без всякого ее удовлетворения, с полной безысходностью, такова эта сатанинская вечность. Поскольку свобода произвольна и иррациональна, в ней содержится всяческая возможность, в частности к дурной бесконечности сатанизма, как единственно устойчивое бытие обессиленного уже противобога. Но гораздо важнее другое: остается ли здесь и другая возможность, именно возвращения сатаны на путь истинной свободы, предуказанной творению, с оставлением этого бунтарского и бутафорского трона самости, с разочарованием в своем собственном сатанинском пути? Это означало бы уже начало раскаяния сатаны с обращением к Богу. Нельзя человеческим опытом мерить эти века веков адских мук, которые нужны для изживания сатанинской самости и злобы. Но данные для такого переворота все-таки имеются в природе сатаны, ибо и он есть творение Божие и не перестает был таковым. Ему остается присуща сила реальности, которая не может быть замещена или уничтожена произволом самости. В бесконечном числе кругов вечного самоповторения в пустоте, из которого состоит жизнь сатаны после изгнания из мира, оказывается включенным столь же бесконечное число раз повторяющееся сознание своей сотворенности, как причастности к бытию, сила которого есть бытие Божественное. Такое самообличение сатаны в своем сатанизме способно произвести трещину в безумии самости, заронить сомнение в себе самом, которое есть уже и начало нового самосознания. Разумеется, на этих путях ждут его новые сатанинские муки гордости, борьба падшего первоангела за свое мнимое первенство в бытии, метафизическое самолюбие. Однако оно уже теряет бесспорность самоубедительности, сквозь ее чугунную броню проникают лучи света положительного бытия, и в недрах сплошного самоутверждения начинается самопроверка. Эта проверка, раз начавшись, не может остановиться. Она ведет на путь возвращения к положительному бытию, ею начинается преодоление метафизической самости, которая и составляет положительное основание изгнания его из мира, как субъективная его возможность, ставшая объективным фактом. Такое преодоление самости могло бы совершиться только благостью Божией, милующей и спасающей, долготерпеливой и многомилостивой.

В связи с этим возникает вопрос, в какой мере сила нетления в воскресении и преображении мира относятся к миру ангельскому, и существует ли она и для падших духов? Для святых ангелов она существует, хотя и не прямо, но косвенно. Сами они

543



в своем собственном предстоянии престолу Божию уже озарены его Славой, которую они сопровождают и в Парусии («приидет Сын Человеческий во Славе Своей и все святые ангелы с Ним (Мф. XXV, 31). Прославление мира имеет для них лишь то значение, что им установляется прямое общение с прославленным человечеством в царстве славы. Этим отраженным образом проявляется и для них сила искупления: «в устроении полноты времен, дабы все небесное и земное соединить под главою Христом» (Еф. 1, 10). Напротив, для падших духов само это явление Славы именно и есть «изгнание вон» князя мира сего с разрушением всего его царства. Все существование последнего основано было именно на смешении в мире добра и зла, благодаря чему только и стало возможно здесь присутствие и деятельность духов зла. Но свет сияния славы рассеивает светотени, проницает расщелины и бездны. Мир прославленный становится недоступен для демонов, поскольку в нем уже не находится для них онтологического места, ибо все здесь стало «добро зело». Ошибочно думать, чтобы в разделении последнего суда бесы получили для себя особое место в мире, даже хотя бы во «аде» вместе с грешниками, поскольку ад также есть «место», точнее, состояние мира, хотя и лишь субъективное. Оно соответствует страданию от изживания грехов, причем, однако подлинное, объективное бытие уже одеяно софийной славой. Ад состоит в субъективном изживании неполноты славы, хотя мы и не можем сказать: полного ее отсутствия, ибо она присуща и пребывающим во аде. Поэтому-то «изгнание вон из мира» повергает демонов в состояние иное, чем ад, противоестественной пустоты и отверженности. По сотворению, как ангелы, они призваны служить миру; в своем падении они восхотели владеть им, его растлевая; в своем изгнании из мира они остаются в пустоте, обреченные носиться с самими собой, так сказать, в беспредметном яканье, зависти и злобе. Они оказываются обращены к до-мирному ничто, которое, однако, в чистом виде даже и не существует, поскольку оно навеки покрыто бытием. И если это демонское одержание тоже является «вечным», — дурной вечностью в смысле ее бездонности и ненасытимости, она есть все же лишь субъективное состояние, в котором нет положительной силы вечности. Оно держится только произволом тварной свободы, с его иррациональностью, причем вся сила его состоит лишь в самопогруженности, в упорном сосредоточении на себе самом. Но такое состояние отнюдь не имеет положительного основания для бесконечности в себе самом, оно держится в пустоте безвоздушного пространства, в котором непрерывно двигается по кругу, силою некоего метафи-