— Ха-ха-ха! Невольно и без причины? Вот странно-то! Этого не может быть. Вы не хотите сказать? Ну и не надо! А кто вас прислал?
— Никто.
— Как никто? А как же вас привела Каликика?
— Я случайно нашел тетрадку и в ней…
Он не договорил, потому что случилось нечто неожиданное.
Они все три вскочили и заметались по комнате.
Фрукты попадали и покатились по полу, упал и разбился стакан.
Они метались в хаосе своих пестрых платьев и разлетающихся лент, взмахивали руками, роняли стулья и столики.
— Каликика! Каликика! Каликика! — жалобно кричали они.
Маркел Ильич вскочил с ужасом, ему казалось, что какие-то пестрые птицы бьются в комнате, наполняя ее хаосом, бросаются во все углы, жалобно выкрикивая:
— Каликика, Каликика!
Он стоял растерянно, не понимая, что случилось, когда рядом с ним раздался звонкий повелительный голос:
— Молчать! Что случилось?
Это была Каликика.
— Это не тот! Это ошибка! Это не «настоящий»!
— Брысь! На место! — сердито крикнула Каликика и, отцепив от пояса арапник, ближе подошла к Маркелу Ильичу.
Все три девушки, между тем, быстро прыгнули на диван и, крепко прижавшись друг к другу, образовали целую пеструю кучу, из которой торчали три черных головки, а глаза их с ужасом смотрели на Маркела Ильича.
— Как вы смели обидеть девочек? — спросила Каликика, и арапник в ее руке звонко щелкнул.
Она смотрела на него пристально своими удивительно светлыми глазами.
Маркел Ильич стал объяснять ей довольно сбивчиво находку тетради, свое состояние и извинялся, уверяя, что ничем не обидел барышень и не понимает, почему они так испугались.
Теперь он хорошо рассмотрел ее худенькую фигурку, одетую в черное гладкое платье. Ее волосы были собраны на макушке и, завязанные белой тесемкой, образовали на темени пресмешную метелочку. У нее был очень большой лоб и удивительно странные брови, они были почти перпендикулярны к переносице.
— Г-м, — сказала она, внимательно выслушав его, — случай исключительный. Идите в контору, я позову madame Икс.
— Да, да, позовите мадамочку, — запищали на диване девушки.
— Ну, ну, успокойтесь, — сказала им уже ласково Кали-кика и повела Маркела Ильича в следующую комнату.
В противоположность гостиной, «контора» была обставлена очень скупо. Направо у окна стоял большой некрашеный стол, на нем несколько конторских книг, чернильница, большой лист клякс-папира и колокольчик. У стола два венских стула, а на стене календарь и счеты.
Кроме стола, в комнате стоял большой гардероб и жидкая этажерка.
С потолка спускалась лампочка под зеленым абажуром, а на столе горела другая под таким же абажуром.
Каликика, оставив Маркела Ильича в конторе, пошла дальше, не закрыв за собою двери, тогда как дверь в гостиную она плотно заперла.
Маркелу Ильичу показалось, что за конторой открылась бесконечная анфилада комнат, но это было неверно — там было только две, но в последней из них всю стену занимало огромное зеркало.
Он хотел было заглянуть в эти комнаты, но не решился и остался стоять на месте.
Он ждал недолго. Скоро послышались неторопливые, ровные шаги, и в комнату вошла высокая дама.
Дама эта имела вид в высшей степени корректный и строгий. Темные волосы ее были гладко зачесаны на пробор и уложены диадемой на макушке.
Она была довольно полна, затянута в высокий корсет и одета в синее платье, какие носят классные дамы. Безукоризненной белизны крахмальный воротничок оттенял ее полное, красивое лицо со строгими правильными чертами.
Не ней не было никаких украшений, кроме тонкой золотой цепочки старинного фасона, надетой через шею, на которой были часы, спрятанные за поясом.
— Присядьте, пожалуйста, — сказала она, садясь к столу и указывая Маркелу Ильичу на стул по другую его сторону.
Он сел.
— Потрудитесь сказать мне, кто вы такой, — сказала она, смотря на него строгим, но снисходительным взглядом.
Маркел Ильич схватился за бумажник и, вынув свою визитную карточку, подал ей.
Она прочла, что было написано на карточке и, отложив ее в сторону, тем же тоном сказала:
— Теперь будьте добры рассказать мне все подробно. Маркел Ильич растерялся немного, но потом передал краткую историю найденной тетради.
Она выслушала его внимательно и, продолжая смотреть на него, сказала:
— Хорошо — это факты «прямые», а теперь потрудитесь мне изложить факты отраженные.
Он молча смотрел на нее.
Она усмехнулась снисходительно и менее строго сказала:
— Судя по вашим поступкам, я думала, что vous êtes plus avancé[12]. Хорошо, я спрошу вас: почему вы придали значение тому, что было написано в тетрадке, найденной вами?
Он совершенно смешался. Он чувствовал себя совсем маленьким, нашалившим гимназистом, ему казалось даже, что он держит экзамен по географии. Почему именно по географии, он не давал себе отчета: ему хотелось пересчитать притоки Оки или вершины Кордильеров, он сделал усилие, чтобы удержаться, и сказал:
— Я сам не знаю, почему.
— Подумайте, я вас не тороплю, — снисходительно сказала она и, откинувшись на спинку стула, стала передвигать застежку на своей цепочке.
— Ну-с! — произнесла она после некоторого молчания.
— Вы обсудили ваш ответ?
— Я не знаю… я, право, не могу вам объяснить, просто — «придал значение» и пошел.
— А не припомните ли вы мысли, с которыми вы шли?
— Я… я думал об неустройстве мостовых в Петрограде, — ответил он сконфуженно.
— A-а. Хорошо, а потом?
— Да, право, больше ничего: что-то о мосте Александра III в Париже.
— Очевидно, вы не привыкли излагать свои мысли, но это происходит оттого, что вы… впрочем, мы только теряем время. Позвольте мне найденную вами тетрадку.
Он вынул тетрадку и подал ей.
Она посмотрела ее, покачала головой и, отложив в сторону, строго сказала:
— Вот до чего доводит страсть к писательству.
Помолчав, она заговорила опять.
— Конечно, особа, потерявшая тетрадь, за свою небрежность понесет известное наказание, но с вами я положительно не знаю, как поступить.
Она задумчиво подвигала вниз и вверх пряжку на своей цепочке и затем решительно сказала:
— Я вижу для вас только один выход из вашего положения: поезжайте в действующую армию.
Маркел Ильич приподнялся со стула:
— Я… я не подлежу призыву и… и… не чувствую себя достаточно здоровым.
— Тогда я положительно не знаю, что предложить вам. Что вы думаете о самоубийстве?
— Самоубийстве? Но почему? — воскликнул Маркел Ильич.
Она опять взяла тетрадочку и, перелистав ее, указала ему строки:
— Если ты уже пойдешь, то возвращаться нельзя — иначе грозит безумие.
Он смотрел то на написанное, то в лицо своей собеседницы, и его начал охватывать страх.
— Позвольте, я ничего не понимаю, — начал было он.
— Что за странная отговорка, — прервала она его, пожимая плечами. — Вы поняли все, что написано здесь, — уперла она палец в синенькую тетрадочку, — и вы должны были принять все целиком или ничего не понять, бросить тетрадь и остаться в том, что вокруг вас, а не идти на Пантелеймоновский мост, — строго сказала она.
— Да-да, вы правы, — забормотал он, чувствуя, что страх охватывает его все больше и больше, и ему казалось, что необходимо сейчас, во что бы то ни стало, расположить к себе эту madame Икс, «подлизаться» к ней, подумал он, чувствуя себя опять маленьким гимназистом.
— Да, да, я понимаю, что я поступил опрометчиво, но за то я знаю все притоки Оки, — проговорил он залпом.
Лицо madame Икс смягчилось, она наклонила голову и приветливо сказала:
— Очень хорошо. Теперь потрудитесь мне назвать главные города Северо-Американских Соединенных Штатов.
Он повиновался.
Она кивала головой все приветливей и приветливей, а когда он умолк, она сказала, улыбаясь:
— Я вам могу поставить 4.
Она откинулась на спинку стула и, подергав цепочку, решительным голосом произнесла:
— Ввиду вашего скромного поведения и прилежания, я могу сделать вам снисхождение: дать вам на переэкзаменовку неделю срока, до следующей пятницы. Обдумайте хорошенько ваше решение, и если вы решите прийти сюда — вы придете опять в полночь на Пантелеймоновский мост, если же перспектива сесть в сумасшедший дом вам более по вкусу, то вы сойдете с ума. Больше я ничего не могу сделать для вас.
Она поднялась со стула и позвонила.
Звук колокольчика был чрезвычайно приятен, он словно порхнул мелодично и звонко, и сейчас же в комнате появился маленький человечек, так знакомый Маркелу Ильичу.
Маленький человечек очень приветливо закивал ему головой, его огромный рот раздвинулся чуть не до ушей, а между тем, его улыбка была чрезвычайно приятна, и все лицо его вдруг стало до того мило Маркелу Ильичу, что ему захотелось обнять его и заплакать.
— Боже мой. Как я рад вас видеть! — воскликнул он совершенно невольно, протягивая руки и ощутив прилив радости, когда в его обеих руках очутилось по костлявой лапке маленького человечка.
— Откуда вы знаете нашего Клима? — спросила madame Икс строго.
— Ах, из тетради, из тетради! Вы сыграете мне на скрипке, ведь Баритта подарила вам новую квинту!
Маркелу Ильичу казалось, что вот, вот сейчас Клим ему поможет, что-то сделает для него.
— Отлично, пойдемте, там уже кое-кто собрался, — и Клим взял было его за руку, но madame Икс положила свою на плечо Клима.
— Остановитесь, Клим, — сказала она, — этот господин не настоящий, он попал сюда по ошибке.
Человечек изумленно посмотрел на Маркела Ильича.
— Странно, — сказал он, — он говорит совсем, как настоящий.
— У него все данные стать настоящим, но пока он еще не может оставаться здесь, и я звонила, чтобы позвать Каликику — она проводит его до моста.
Клим поклонился и пошел к двери.
— О, не уходите, не уходите! — воскликнул Маркел Ильич, протягивая к нему руки.