проводил бы дома, с нею, стали бы редкими и непродолжительными. Он был свободен, необуздан, независим и ради нее не смог бы измениться. Она тотчас осознала, что по-настоящему любить кого-то – значит любить его таким, какой он есть, не требуя ничего взамен.
– Лина? – Это был Квин. Он передвигался беззвучно и грациозно, точно кошка, в этом темном тесном пространстве, и уже через мгновение оказался рядом и положил ладони ей на плечи. – С вами все хорошо?
– Да. Спасибо. Похоже, вы только что спасли мне жизнь, – сказала она и, повернувшись, оказалась у его груди. Возможно, это было проявлением слабости и самонадеянности, но она думала, что, стоя вот так и держась за него, она может надеяться, что он обнимет ее и не заподозрит ничего, кроме того, что ее переполняет внезапное чувство облегчения и благодарности к нему. И она действительно испытывала и то и другое, но совсем не эти переживания были причиной ее безмолвных и безутешных слез, которые в эти минуты капали на его рубашку.
– Простите, что я не доверилась вам и не рассказала всей правды с самого начала. Что же будет теперь, если этот полицейский, Инчболд, узнает все подробности случившегося? Ведь он поймет, что вы обманывали его.
– Я поговорю с ним, извинюсь. Я надеюсь, он поймет, что в тот момент это был вопрос жизни и смерти. А теперь, когда истинный преступник найден и к делу имеет отношение сэр Джеймс, уверен, он поймет, что выбора у нас практически не было.
Лина знала, как непросто ему будет сделать это. Она прижалась горячей щекой к груди Квина и попыталась представить, как этому самодостаточному, гордому мужчине придется признаться в том, что он лгал офицеру полиции. Это уязвило бы его чувство собственного достоинства. Она подумала о том, как он скажет это.
– Я лишь закончу с Лэнгдауном, и тогда мы сможем пожениться.
Протестовать против замужества было бессмысленно, он был непреклонен, и она это понимала.
– Но зачем вам рисковать своей жизнью?
– Чтобы подвести черту и вернуть себе то, что я потерял десять лет тому назад, – ответил он.
– Да, – сказала Лина. – Никогда более я не стану говорить об этом. – Но в глубине души она знала, что делать.
Глава 20
– Не мог бы Грегор отвезти меня в «Голубую дверь»? – спросила Лина Квина, когда вновь прибывшие полицейские заполонили и без того тесную контору ростовщика, заполнив ее излишним светом и шумом. – Я бы хотела некоторое время побыть с тетушкой.
– Конечно. – Квин был увлечен вопросами сэра Джеймса и обращал сейчас на Лину меньше внимания, и, поняв это, она немного успокоилась. – А вот и Инчболд. Будет лучше, если вы оставите нас и позволите поговорить наедине.
Грегор с удовольствием наблюдал за происходящим, он с сожалением покинул место действия, чтобы найти извозчика и отвезти Селину в «Голубую дверь».
– Спасибо вам, – сказала Лина, когда они устроились на потертых, пахнущих плесенью сиденьях экипажа.
Он проворчал что-то невнятное, но затем заговорил:
– Чрезвычайно интересно наблюдать за тем, как работают ваши законы и установленные порядки. В Константинополе все совсем иначе.
– Уверена, что это так, – сказала Лина, чувствуя внутреннее возмущение. «По крайней мере, мы здесь не позволяем людям иметь рабов и избивать их плетью до полусмерти». – Грегор, вы скажете мне, когда Квин собирается бросить вызов лорду Лэнгдауну?
– Для чего? Вы хотите остановить его?
– Я не в силах остановить его. Я просто хочу знать.
– Что ж, отлично. – Он пожал плечами. – Я думаю, завтра. В Обществе антикваров дают прием в честь какого-то посла или автора книги. Говорят, Лэнгдаун будет там. Если это так, то там Квин и вызовет его на дуэль.
– А когда вызов уже будет брошен, вы сообщите мне, где и когда состоится поединок? – Видя, что Грегор колеблется, Лина добавила: – Я не стану устраивать сцен и не буду вмешиваться.
– Он убьет Лэнгдауна, нет поводов для беспокойства. – Грегор говорил шутливым тоном, казалось, эта женская прихоть его забавляла.
– Тогда ему придется бежать из страны, – сказала Лина. – Само участие в дуэли противозаконно, я уже не говорю о том, чтобы убить человека. Неужели вы, по крайней мере, не попытаетесь остановить его?
– Попробовать я могу. – Казалось, Грегор по-прежнему говорил не слишком серьезно.
Лине хотелось дать ему хорошую пощечину.
– Так будьте добры, сделайте это.
Уже подходя к комнате тетушки Клары, она все еще кипела от негодования, которое вызывала у нее мужская глупость: она понимала их потребность отомстить за оскорбление, нанесенное их чести и достоинству, но она не могла понять, почему они находили в этом такое удовольствие.
Мысли о Квине, которыми она была так поглощена все это время, внезапно точно испарились, едва она увидела тетушку.
– Ах, как чудесно вы выглядите! – воскликнула Селина.
Тетя Клара ответила ей теплым, душевным объятием.
– Как обстоят дела с сапфиром?
Взяв тетушку за руку, Лина усадила ее на кушетку и во всех подробностях рассказала о событиях уходящей ночи.
– Сэр Джеймс собирается поговорить с сэром Джорджем Толхерстом. Завтра будет объявлено, что я невиновна, однако я не знаю, какое решение будет принято, чтобы оно удовлетворило и представителей закона, и Толхерстов.
– И тогда ты сможешь выйти замуж за лорда Дрейкотта, – сказала тетя Клара.
Лине показалось, что в ее интонации был вопрос.
– Нет, я не выйду за него. Я говорила вам, что люблю его, но он не любит меня. И с тех пор ничего не изменилось. – Как сдержанно, холодно и рационально звучало все это, и тем более странно было то, что она невозмутимо объясняла все это тетушке, в то время как в душе отчаянно страдала. – Квин хочет вновь войти в круги светского общества, обосноваться в Лондоне, хотя я не думаю, что он будет проводить там много времени. Женившись на мне, он лишь создаст себе новые препятствия.
– А что, если бы он любил тебя? – Тетушка взяла ее руку и нежно сжала ее в своих ладонях. – Что тогда?
– Кабы сивому коню черную гриву, был бы буланый, – горько усмехнувшись, сказала Лина. – Я по-прежнему была бы ему помехой, будь я его женой. Я думаю, я ему нравлюсь, но не более того.
– И что же ты будешь делать? – По крайней мере, тетушка не стала стараться убедить ее в том, что Квин был прав, хотя на лице ее была написана та же печаль, что лежала на сердце у Лины.
– Мне нужно уехать как можно дальше от него, и поскорее, иначе все свое время и массу усилий он будет тратить лишь на то, чтобы заставить меня пойти к алтарю.
– О, дорогая моя, – чрезмерно эмоционально обратилась к ней тетушка, – ведь он такой хороший человек, что даже твоя матушка была бы рада твоему союзу с ним. Но если ты не захочешь выйти за него, то нам придется что-нибудь придумать. Теперь, когда я больше не должна платить Мейкпису, я могла бы отдавать его долю тебе, каждый месяц, и этого было бы достаточно, чтобы уехать и обосноваться там, где ты захочешь. Куда ты поедешь?
– Я думаю, в Норидж, – сказала Лина. – Я была там проездом – он выглядит довольно приятным, милым городком, приличное место, к тому же он достаточно большой, чтобы можно было легко затеряться в нем и не привлекать внимания.
– Тогда, позволь, часть денег я дам тебе прямо сейчас. Когда ты устроишься на новом месте, сможешь мне написать, и мы решим, как я смогу присылать тебе деньги, возможно, через местный банк. Это будет уже скоро? Я буду скучать по тебе.
– Я тоже. Мне будет вас не хватать. И спасибо вам, тетушка. Завтра я зайду еще раз, чтобы попрощаться с девочками. Быть может, тогда и скажу вам обо всем точнее.
Квин испытывал знакомое напряжение во всем теле и такое ощущение, будто каждый его нерв предчувствовал приближение опасности. Он бросил взгляд поверх толпы мужчин, которые негромко беседовали, любезно приветствовали друзей и знакомых, умеренно выпивали, то и дело беря бокалы с подносов, с которыми сновали расторопные лакеи. Было лишь несколько мест, которые казались более уединенными, чем пустынный оазис с невидимой западней или задворки Константинополя, где за каждым углом мог спрятаться разбойник. И все же и здесь он склонен был находить опасность, риск, возможность затеять бой. Его правая рука отчаянно сжалась в кулак, но он заставил себя расслабиться, ведь в ней пока не было эфеса шпаги.
Толпа джентльменов, объединенных своим увлечением антиквариатом, неожиданно расступилась, и в комнату вошел посол, почетный гость собрания. Разговоры сразу стали громче и оживленнее.
– Его здесь нет? – Рядом с Квином стоял Грегор, также одетый в безукоризненный вечерний костюм.
– Еще нет.
– Но вы узнаете его?
– О да, можешь не сомневаться. А вот, кстати, и он.
Виконту Лэнгдауну сейчас было тридцать с небольшим, лицо его похудело, а светлые волосы стали чуть темнее, чем помнил Квин. Лэнгдаун выглядел подтянутым и довольно ловко двигался. Он вполне мог оказаться неплохим фехтовальщиком.
И вновь в мысли Квина ворвался образ Селины. Он нетерпеливо тряхнул головой, ему нужно было непременно отделаться от мыслей о ней.
Он стал пробираться сквозь толпу и наконец оказался прямо перед Лэнгдауном. Квин знал, что он немало изменился за последние десять лет, и не было ничего удивительного в том, что тот узнал его не сразу.
– Лэнгдаун?
– Сэр, мы знакомы с вами? – Виконт говорил довольно любезно и приветливо, так как был спокоен и весел в этой шумной компании.
– Квин Эшли, лорд Дрейкотт.
Квин увидел, что собеседник был потрясен, услышав его имя, и на мгновение в его глазах даже вспыхнуло беспокойство. «А он проницателен, – подумал Квин. – Или, быть может, чувствует свою вину?»
– Говорят, что вы скрывались, а теперь пытаетесь вновь пробраться в высший свет, – сказал Лэнгдаун.
– Я никуда не пытаюсь пробраться, – ответил Квин, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно и дружелюбно. – Я вернулся из-за кончины своего дядюшки, к тому же мне необходимо обосноваться здесь, в моем доме в Лондоне.