Вынырнул он не слишком удачно — не у кормы чужой лодки, а в нескольких шагах от нее. Ему повезло, потому что люди Гудрема оказались слишком заняты разговором, чтобы смотреть на воду. Харальд торопливо вдохнул воздух, снова нырнул.
На этот раз он всплыл из глубины именно там, где хотел — у кормы, над которой виднелась спина одного из викингов Гудрема. Ухватился одной рукой о планширь, рванулся вверх…
Лезвие кинжала перерезало шею над кольчугой, сидевших впереди обрызгало кровью.
Сивард, один из людей Харальда, стоявший на носу, первым увидел, что все началось. И, выхватив из-под ног копье, швырнул в говорившего с Бъерном.
Тот закричал, заваливаясь вперед. Ушел в воду, унося с собой копье Сиварда.
Ларс и Кетиль спрыгнули с лодки парой тюленей. Харальд уже был среди людей Гудрема…
Когда все кончилось, оказалось, что ему удалось сохранить даже трех человек. Правда, двое из них стонали, прижимая руки к животам. Из-под пальцев текла кровь, сейчас, на закате — почти черная. Третий валялся оглушенный.
Соль моря и пряный запах крови. Перед глазами у Харальда все плыло.
— Я тут слышал… — заявил он громко, перешагивая через лавку для гребцов и наклоняясь к раненому, лежавшему ближе всех.
Потом глубоко вздохнул, отгоняя красноватый туман, застилавший глаза — и продолжил:
— Что ваш конунг, Гудрем, приносит теперь жертвы Емунгарду. Не хочешь мне об этом рассказать?
Раненый, привалясь к борту лодки, выдавил еще один стон. Прохрипел, скаля зубы и коротко втягивая воздух:
— Я ничего не скажу… мне все равно не жить. Убивай, чего ждешь?
— Хочешь легко уйти? — бросил Харальд, усаживаясь перед ним на лавку. — Знаешь, кто я?
— Зверь, — вытолкнули губы раненого. — Берсерк, который не совсем берсерк…
Харальд кивнул.
— Значит, узнал. Я тут подумал — вот уже и Гудрем приносит жертвы моему отцу. А я, его сын, так ни разу и не почтил своего родителя. Нехорошо.
Викинг молчал, глядя на него с ужасом.
Пытать бы его, подумал Харальд. Но времени нет, вот-вот могла появиться вторая лодка.
Он кивнул Бъерну и Ларсу, стоявшим у мачты, указал тычком руки на оглушенного. Те сразу же ухватились за воина, валявшегося со спутанными руками. С азартом перевесили его через борт, макнули головой в воду, придерживая за пояс. Вытащили, похлестали по щекам…
Человек Гудрема замычал, приходя в себя.
— Заткните ему пока рот, чтоб не орал, — приказал Харальд. И снова посмотрел на раненого. — Умереть можно по-разному. Не думаю, что те, кто достается Ермунгарду, смогут войти в Вальгаллу. Жертвенное мясо, сам знаешь… боги его не любят. Если скажешь то, что я хочу знать, оставлю в живых. Даже в море не выкину. Только рот заткну. Кто знает, может, и выживешь. Не скажешь — принесу в жертву моему отцу. Здесь и сейчас. Ну?
Раненый молчал, глядя с ненавистью и коротко выдыхая. В угасавшем свете поблескивали белки глаз.
— Как знаешь, — Харальд встал, перехватывая кинжал по-другому — чтобы пользоваться уже не режущей кромкой, а острием.
И, задрав тому голову, опытной рукой ткнул два раза по бокам кадыка, пропуская лезвие под челюсть. Подрезая голосовые связки — чтобы не было лишнего крика.
Хотя лодку уже успело отнести в сторону открытого моря, да и оба раненых все равно не могли заорать достаточно громко, чтобы их услышали.
Но лишняя предосторожность не помешает. При виде топора над головой у многих прибавляется сил.
Он рванул забившегося человека вверх, перекидывая через борт лодки. Наступил ногой на низ живота, чтобы тот не смог выскользнуть из-под удара. Протянул правую руку назад.
Кто-то — кажется, Кетиль — вложил в нее рукоять секиры.
Голову Харальд снес привычным ударом. Пинком отправил тело за борт, сказал негромко:
— Ермунгард. Принимай жертву, это — тебе.
И сам тут же подумал, что было в этом что-то наигранное, как в сказаниях скальдов. И глубоко неправильное. Если вспомнить, как сам он разделывал своих баб — а еще то, как конунг Гудрем разорвал надвое тело конунуга Ольвдана…
То и выходит, что змеиная сущность Ермунгарда требует не чистого, без мук, убийства — а разодранных тел и воплей.
Но времени размышлять не было. Харальд двинулся к следующему раненому.
— Ты берсерк Харальд? — вдруг выдохнул тот.
— Сомневаешься? — отозвался Харальд.
— Нет… — раненый неглубоко вздохнул, скривился. — Если ты — сын Ермунгарда… тогда кто его знает… отпустишь?
— Да, — пообещал Харальд. — И даже прикажу позаботиться, как о своем.
— Спрашивай…
— Гудрем во Фрогсгарде?
Викинг медленно, с усилием кивнул.
— Сколько драккаров ушло с ним?
— Пять…
Значит, три осталось, подумал Харальд.
— Сколько сейчас народу в Йорингарде? Имею в виду, воинов?
— Три сотни… и еще пять-шесть десятков набрали в деревнях по соседству…
Примерно на столько я и рассчитывал, подумал Харальд. Выдохнул, пригибаясь к раненому:
— Сколько лодок охраняет фьорд?
— Две.
Значит, где-то у устья залива болтается еще одна лодка. Но к месту дозора на скалах вот-вот явятся те, кто должен был сменить убитых. Возможно, они уже пришли — просто не могут разжечь дрова, влажные от крови…
Как только на скалах загорится костер, вторая лодка рванется к крепости. Он мог на нее наткнуться, идя к крепости, это следует помнить.
— Сколько драккаров Ольвдана вам досталось?
— Десять. Один сгорел…
Получается, вдоль берега сейчас должны стоять тринадцать драккаров, подумал Харальд. Учтем…
— И кто в крепости командует теперь, когда Гудрем во Фрогсгарде? Ярл Хрорик?
Раненый кивнул.
О Хрорике Харальд слышал. Прозвище Черный он получил, как и положено, за то, что быстро впадал в ярость. Не берсерк, конечно, но…
Но из себя выходил быстро. Именно такой ярл в крепости ему и был нужен — вспыльчивый, быстро теряющий голову. А думающий уже потом.
Ермунгард, подумал Харальд, бросая взгляд в море, начинавшее слегка светиться в сгущавшейся тьме. Мог бы и помочь хоть раз сыну. А то всей радости, что дурная слава — да бешенство в крови, заставляющее истязать баб…
Он тряхнул головой, бросил:
— Когда вам велели возвращаться назад?
— Сразу после заката…
Надо торопиться, подумал Харальд. Где там костер на скалах? Если он так и не загорится, сюда подойдет еще одна лодка — а вот эту, плававшую целый день, будут ждать в Йорингарде. Спросил напоследок:
— Ты человек Гудрема? Или ярла Хрорика?
— Гудрема…
— Пришел с ним из Велинхела?
— Да.
— Хорошо, — удовлетворенно сказал Харальд. — Раз так, ты мне еще понадобишься. Кишки задело?
— Да… но могу… могу и выжить.
— Я тебе в этом мешать не буду.
Он поднялся на ноги. Оглушенный викинг, которому заткнули рот какой-то тряпкой, таращил на него глаза, но лежал смирно. Не дергаясь.
Закат уже догорел, по ту сторону моря дотлевали последние красные полосы. Скоро на скалах загорится костер — должен же он когда-нибудь загореться?
И начнется то, что он задумал.
— Как тебя зовут?
— Хъервард.
— Кто у вас на лодке был главный?
— Торир. Торир Плосконосый…
Надо думать, именно Торир и унес с собой в море копье Сиварда, подумал Харальд. Двух имен ему было достаточно — так что он распорядился:
— Этих двух — в нашу лодку. Сивард, ты тоже туда. Греби к нашим. Пусть зайдут на эту сторону мыса. Скажи Кейлеву — ярл приказал пока держаться в стороне, в открытом море, напротив устья. Во фьорд заходить только тогда, когда в Йорингарде запылают огни. Но пусть не торопиться. Нужно дождаться, чтобы драккары, которых пошлют к устью, сами вернулись к крепости. И помни — спиной к пленным не поворачивайся. Справишься один?
— Да, ярл, — с готовностью ответил Сивард.
Пленных людей Гудрема уже тащили в лодку.
Ну вот и все, подумал Харальд. Ощупью нашел кинжал, оставленный на лавке перед тем, как взяться за секиру. Зашагал к кормилу. С их суденышка споро перекидывали на эту сторону кольчуги, шлемы и щиты.
— Надевайте, — распорядился он.
Бъерн сунул ему в руки медвежью рубаху. Звякнул брошенный рядом на лавку пояс. Харальд натянул рубаху, сунул кинжал в ножны, застегнул пряжку пояса.
Сивард отчалил — и торопливо погреб к мысу.
— Ставьте парус, — скомандовал Харальд.
Ветер устойчиво дул в сторону суши, и это было хорошо — можно пока не утомлять людей, сажая их на весла. Силы им скоро понадобятся.
— Кетиль, у тебя вроде бы самый зоркий глаз? Садись на нос. Если что, окликнешь меня, но тихо.
Харальд налег на кормило, поворачивая к устью залива.
Каждый миг он ждал, что с левой стороны, где перед этим снял стражу, запылает тревожный огонь. Должны же люди Гудрема, посланные сменить часовых, обнаружить гибель своих?
Но огня все не было.
Скалы, поднимавшиеся с двух сторон фьорда, приближались. Вырисовывались на фоне темного неба, на котором уже начинали вылупляться звезды.
Широкое полотнище воды перед лодкой серебрилось, ограниченное стенами берегов, словно отлитыми из мрака. Посверкивали вдали огоньки Йорингарда…
А потом слева наконец запалили костер.
Вот и хорошо, подумал Харальд. Сейчас в Йорингарде сделают то, что положено — снарядят пару драккаров к устью фьорда, чтобы закупорить вход в гавань. Но в море не сунутся.
Ночь — не время для охоты за чужими драккарами.
Потом те, кого послали сменить убитых им дозорных, отправят человека в крепость. Он расскажет, как страшно зарубили часовых. Тела бросили нагло, на виду.
Если Хрорик Черный рассвирепеет достаточно, то пошлет небольшой отряд прочесать скалы с этой стороны тут же. Но драккары с воинами сразу не вернет — мало ли что.
И в Йорингарде может остаться около сотни народу. Десятков шесть-семь поставят на стены, опасаясь нападения с суши…
Еще где-то три-четыре десятка будут болтаться у причалов. С них он и начнет.
Харальд оскалился в темноте.