– То есть не хворые! – радостно закивала Велька. – Это хорошо, Веденич! Хоть и не мне придется за этого старшего сына идти, а все равно хорошо!
– А ты почем знаешь, боярышня, что не тебе? – усмехнулся в усы боярин. – Может, и тебе. Или сестре твоей, конечно. Может, и хорошо, что дорога долгая, все еще перерешить успеете. А только нам наследника надо женить непременно, хватит ему нестреноженным гулять. В возрасте уже парень. Князь для него невесту и ждет, боярышня моя светлая, а другому кому – это как получится.
– Ага, я поняла, – Велька улыбнулась, – только ты ведь не ответил, Веденич. Когда князь Вереней с отцом нашим пировал и нас сторговал, он уже князем был или потом им стал?
– Э… дай посчитаю, любопытная, – боярин ненадолго замолчал, потом вздохнул, – через три года только он на престол сел, вот… если я не ошибся, конечно.
– А до того он кем был прежнему князю? Сыном? – продолжала свое Велька, обрадованная, что боярин, хоть и мнется, ответы все же дает, а не увиливает.
– Да не сыном, любопытная. Братом младшим.
– Значит, не было тогда на нем проклятья? А заполучил он его вместе с престолом?
– Ну, да… выходит. Не было тогда, а потом получил.
– Потому тогда он мог ездить по чужим землям и войско водил, куда надобно, а когда престол получил, стал только в городе стольном сидеть? Проклятье так велит?
– Тьфу ты! – махнул рукой боярин. – Не соскучится с тобой, боярышня светлая, ни сам Вереней, ни сын его… который там тебе достанется. Надо же, и такую въеду мы могли не заметить, в Верилоге оставить! Вовек бы себе не простил!
Велька только улыбнулась:
– Спасибо тебе, Мирята Веденич! Меня так любопытство разобрало, а ты все объяснил, не дал пропасть.
Боярин крякнул, тронул лошадь и ускакал куда-то в голову обоза.
– Не соскучится, это верно, – расхохоталась Любица, которая, конечно, все внимательно слушала и неплохо поняла, – получается, у князя и наследника проклятья разные? Раз наследник тут, с нами?
– Может, и так, – не стала спорить Велька.
А вскоре, на полуденной стоянке, когда сидели и обедали, Любица толкнула Вельку локтем и взглядом показала на Чаяну, которая на этот раз устроилась напротив. Точнее, на руку Чаяны, где не видно было девичьего обручья. Велька тут же метнула взглядом по сидящим, ища Иринея, нашла – тот был среди братьев, и хорошо знакомая узорчатая полоска серебра украшала теперь его запястье.
– Поздравить надобно княжича Иринея, – громко сказала старшая боярыня, которая тоже все приметила, – знатный подарок он от боярышни Белицы получил!
И Чаяна потупилась, жарко покраснев, а Ириней радостно заулыбался и руку поднял, показывая всем невестино обручье, объявил:
– Да! Согласилась боярышня Белица моей женой, княжной кариярской стать!
За столом, конечно, шум сразу поднялся, поздравлять стали обрученных, тут же откуда-то взялись серебряные чаши, которые сбереженья ради в дороге не доставали, и меда притащили бочонок, разлили. Велька, приняв от Любицы чашу, тоже хлебнула горьковатого пенистого меда.
Это ведь все хорошо. Надо радоваться. А что-то нерадостно ей было.
– Ириней тебя полюбил, – потом, наедине, шепнула ей Любица, – тебе он и достаться бы должен! Пойми, глупая моя боярышня, этому ведь цены нет, когда любят тебя! Да, помню я про твои руны, только тем и утешаюсь. Но все равно понять не могу, что случилось? Ты сама-то веришь, что обошлось без ворожбы?
– Верю ли? – покачала головой Велька. – Я могу видеть ворожбу или не видеть. Тут не вижу ничего. Что я могу различать – такого не творили. Да и кто бы стал?..
– А чего не можешь?
– Про то и подавно мне сказать нечего. Вот стану старой и мудрой, с клюкой буду ходить, тогда и спрашивай.
Она Венко полюбила, вот так, нежданно и негаданно, а он ее. Хотя почему нежданно, Купала – такая ночь, которая навеки соединяет, любовь разжигает. Вот им с Венко и досталось того огня, горит теперь и не гаснет. И безразлично поэтому Вельке, любил ли ее когда Ириней. Его сестра полюбила, вот пусть и будет с ним счастлива.
В один из дней следующих Велька услышала, как боярин Мирята спросил:
– Да ты здоров ли, княжич?
Она быстро повернулась, посмотрела – вопрос был задан Иринею.
– Здоров, чего мне сделается, – недовольно буркнул в ответ Ириней.
Потом она еще при случае присмотрелась: бледен был что-то Ириней, под глазами тени легли. Стоял он рядом с сестрой, а с ней самой, как обычно, Любица была, так что подходить и заговаривать с княжичем Велька не могла. Зато первого же кариярского кметя, что попался, попросила прислать к ней их знахаря, Хрятя. Тот сразу явился, вот его Велька и стала расспрашивать, что с княжичем и не спрашивал ли он какое лекарство. А знахарь сознался сразу, преданными глазами глядя на Вельку:
– Жаловался княжич, поутру проснуться не может, голова вот вечор кружилась. Настойку просил укрепляющую, я дал, говорит – помогла! – и приосанился, дескать, и мы не лыком шиты, и мы неплохо лечим…
– И часто он у тебя настойку ту просит? – нахмурилась Велька. – То есть часто ли он так хворает?
– Я такого не помню, боярышня, – развел руками Хрять, – да только ведь с каждым когда-нибудь приключается хворь! А ему полегчало уже, ну и слава Матушке Макоши.
– Да, слава ей, – согласилась Велька, – только вот что, если еще попросит у тебя чего Ириней, хуже станет ему – сразу мне говори.
Тот пообещал.
– Ты чего беспокоишься, о чем думаешь? – принялась спрашивать Любица, которая, конечно, и теперь рядом была.
– Пока сама не знаю, – отмахнулась от нее Велька, но с Чаяной на этот раз стесняться не стала, подошла, когда та сидела среди боярынь, за руку ее взяла и отвела в сторону, подальше. И не хотела княжна, а шла – на что только заговоры бабки Аленьи ни годятся, хотя против родной сестры Велька их применять совестилась обычно.
– Ты что, сестричка, разум где-то растеряла, что творишь? – сверкала глазами старшая сестрица. – Что тебе от меня надо, не могла сказать, как полагается?
– Скажи мне лишь, что ты никакой ворожбой Иринея к себе не привязывала, – тихо сказала ей Велька.
– Да ты… – взвилась Чаяна, – в себя приди! Сама слышала, что сказала? Это мне, значит, женихов привораживать?!
– Зачем тебе-то, – примирительно улыбнулась Велька, – только ответь мне, и все. Знаю я, что ты не можешь ворожить. А зелий не давала ему?
– Да ты… – теперь глаза у княжны потемнели, – ты меня почитать должна, я старшая. Слушаться, пример брать. Батюшка ведь велел!
– Ты, сестрица, снова не то отвечаешь, – возразила Велька, теперь уже всерьез заподозрив, что дело как-то плохо. – Буду пример брать, разве я против, а ты меня научи, как благонравной быть. Скажи, что не давала Иринею зелье! А если давала, то мне его посмотреть надо, и скажи, откуда взяла, кто готовил?
– Да ты!.. Не давала я ему ничего, Богами Светлыми клянусь, всеми сразу! И не было их у меня никогда, зелий этих!
– А приворот?..
– Что я в них смыслю? – продолжала сердиться Чаяна. – И чего ты пристала, то Воевна меня расспросами мучила, теперь ты взялась! Как будто не я тут старшая княжна! Завидуешь, что у меня обручье уже попросили, а у тебя никто и не собирается покуда?
– Не завидую, что ты, рада я за тебя, – Велька хотела взять сестру за руку, но та не дала, – я за Иринея беспокоюсь, ему ведь неможется уже не один день. Не замечала? А если это от приворотной ворожбы, то такую хворь простыми снадобьями не вылечить.
– Неможется ему? – теперь Чаяна побледнела. – Да брось, он говорит, устал просто. Простыл, может, застудился, когда княжичи на лов ездили… помнишь?
– Помню, сестрица, помню. А у тебя амулетов любовных не было? Может, носишь что и сама не знаешь? Перед отъездом Даруна ведь все твои обереги смотрела?
– Сама знаешь, что она смотрела, – вздохнула Чаяна, – ну отстань уже, сестричка, ты хуже банного листа! Да и не глупость ли такой амулет, от которого бы жених недужил, зачем тогда такой жених и такая любовь?
– Потому что для сильного приворота надо силу жизненную у кого-то взять. И это от ведуна зависит, как он сделает, как сумеет. Если приворот для девки, то силу чаще берут у парня. Но можно и у девки, и у обоих поровну, и у стороннего кого-то. Все равно кто-то здоровье теряет, хоть и не так быстро, может, годы пройдут! Но счастья никакого не будет, понимаешь? Истинные любовь и счастье лишь Лада дает. Не все ведуны про это говорят, только иначе никак.
– Ладно, ладно, – отмахнулась Чаяна, – поняла я. Ты сама-то много можешь и знаешь, хоть и внучка волхвы? Недавно поневу надела. А раньше такие ведуньи были, не чета нынешним!
– Ты к чему это? – насторожилась Велька.
– Да так! А ты не забыла ли, что мне твои же руны Иринея обещали? Он – моя судьба, выходит. А ты про привороты заладила, в которых и не разбираешься, сама говорила. Ладно, сестренка, – Чаяна обняла ее, – я не сержусь, и ты по-пустому не беспокойся и меня больше не пугай. Как же мне без Иринея? Люблю я его! Хоть и княжна я, а такое счастье – с любимым обручиться, ни на что его не променяю! И больше чтоб ты меня волшбой не неволила, поняла? Тоже выдумала! – это Чаяна шутя сказала, без злости, но Велька не сомневалась, что сестра обиделась.
– Конечно, не стану, – пообещала она, улыбнувшись, – так, при боярынях и девках и выложу, что у меня на уме, если не захочешь с глазу на глаз поговорить.
Чаяна взглянула исподлобья, и они разошлись – непонятно, то ли помирились, то ли все же поссорились.
– Ну как там, что вызнала? – пристала, конечно, потихоньку с расспросами Любица.
– Приворота не было, – пожала плечами Велька, – а значит, не о чем беспокоиться. Хуже всего, если бы был приворот. С этим разбираться сильная ведунья нужна, значит, срочно сворачивать надо и ехать туда, где есть святилище и волхвы опытные. Нет, Чаяна в этом лгать бы не стала.
Любица лишь качала головой.
– Эх, Огнявушка. Ну да, она и Воевне твердила, что не было ворожбы да не было. Не она – ладно. Но я-то не забыла, что тебе зачем-то волосы резали, не для забавы ведь! Сестрица твоя упрямая. Может, просто она кому-то больше верит, чем тебе? Потому что пообещали то, чего ей больше всего на свете хочется?