но, чтобы птицей…
Нет, отказалась бы. Не хотелось в Карияр, не хотелось замуж. Венко повидать бы, хоть и в Нави опять! Говорить бы с ним, целоваться. Смотреть на него. Узнать его лучше. Хотелось ли ей замуж за Венко?
Как сказать. Если из кого выбирать, то лучше уж Венко. Хотя Венко нет в том выборе, что для нее возможен. А он, наоборот, уверен, что есть! И просил ему верить!
Что ж, это ничего, можно и верить, тем более что клятва, данная князю, – причина достойная. Вот если бы еще не торопиться…
Дело было и в том, что Велька стала сомневаться, хочет ли она замуж вообще. Вот бы подоле подождать! Что-то появилось в душе, ей самой непонятное, чему требовалось вовсе иное, не замужество с его неизбежными и вечными бабьими заботами. Не так давно и появилось. В купальскую ночь было иначе, и если бы Венко мог открыто к ней посвататься – ее счастью предела бы не было. Тогда все казалось простым и ясным: в невестин возраст она вошла, значит, скоро батюшка ее просватает, если не в этом году, то все равно скоро. Была бы она не княжеской дочкой, точно бы уже повой надела. О другой судьбе и мыслей не было, как и о том, что можно ослушаться, потому что-де жених не люб! Всякая девка в такой поре полна сладких мыслей и мечтаний, в том числе и о том, что даже родителями назначенный жених любимым окажется и самым лучшим…
Она уже знает, что никто из назначенных не любимый и не лучший, а тот, который любимый, – не жених. И понятия она не имеет, почему Венко лучший! Он среди них не самый красивый, не самый бойкий на язык, не самый обходительный с девицами. И все равно он лучший! Только к нему тянет, с ним на душе тепло, как больше ни с кем, – это и есть любовь?
Но хватит пока об этом, довольно. Потому что в том и дело, что другое понимание пришло теперь в Велькину душу – а так ли хочет она той любви?
Быть замужем – значит подчиняться, чужое впереди своего ставить… да разве она жила иначе? Откуда же взялись мысли о том, что желает она свободы, такой, какую ни один князь не имеет и не подарит? И власти необычайной, что больше всякой княжеской, только у богов такая власть!
Велька поежилась, платок на плечах затянула потуже, потому что внезапно стало зябко от тех мыслей, что в голове появились и уходить не желали. И не первый ведь уже раз…
Нет, с богами нельзя равняться. Но доля, что ее манит, всяко выше людской, хоть и княжеской!
Только зачем ей это? Почему вдруг понадобилось?
А душа болит и рвется куда-то, в выси неведомые и людям неподвластные, и кажется, что женский повой – это лютая неволя, предел всему, допустить до которого никак нельзя!
– И что ты такая смурная, боярышня? – заметила Любица. – Давно на тебя поглядываю…
Молодая боярыня, как всегда теперь, ехала верхом возле княженки, не отходила от нее ни утром, ни днем, ни вечером. И по нужде в лесочек прогуляться невеста могла только с боярыней и кучей девок, и еще кмети поодаль маячили. Даже за Чаяной, кажется, так не смотрели! Велька уже чуть не плакала, как ей досаждать стала эта опека. Не привыкла она к такому.
– Ну, что молчишь? – не унималась Любица.
– Не хочу я замуж! – честно сказала Велька. – И в Карияр не хочу.
С Любицей можно было и честно говорить.
– А чего же хочешь? – та смотрела искоса, улыбалась, словно ведомо ей было что-то, Вельке пока недоступное.
Впрочем, так оно и было. Она-то замужем уже…
– Не знаю! – Велька прикусила губу, рассказывать о своих смутных желаниях поостереглась.
– Это все невестины страхи, говорили же тебе! – улыбалась Любица. – Всем страшно бывает новую жизнь в чужом доме начинать, и ничего, справляются. Перестань тужить, улыбайся, и все иначе покажется. Не скоро еще Карияр! Ты лучше прикидывай, кому обручье отдашь, – опять Любица завела, ну что ты будешь делать, – думается мне, Горибор скоро у тебя попросит обручье. По мне, так он очень хорош! А что женат уже, так старшей все равно ты будешь! Его уважают очень, замечала? Его слово всюду первое. Хоть Велемил и старший… Ну, Велемил тоже хорош, конечно, да ему сестра твоя сразу пала на сердце, видно, и впрямь Лада так хочет.
Да, Горибор теперь больше других оказывал внимание Вельке. Но такое ровное, спокойное, дружеское даже внимание, взглядов влюбленных не кидал. И хорошо. Так с ним обо всем поговорить можно было, разговорчив он оказался не хуже Иринея. О том, как жену сватал, полюбившуюся девушку из лесованского племени, что давно поселилось на Кариярской земле, и как по их обычаю должен он был соревноваться с ее старшим братом, кто быстрее тура дикого добудет на охоте, поведал он так весело, как складную байку, Велька с Любицей от души посмеялись, так, что Чаяна, ехавшая впереди, недовольно на них оглядывалась. Княжич Велемил был характером другой и байками невесту не смешил. Хотя он был, кажется, хороший человек и надежный, и нравится Вельке своим спокойным, ровным нравом, прямым и честным взглядом. И Велька гадала – что же за проклятье такое на нем?
Любопытство не порок, если его прятать и другим не досаждать.
– Как думаешь, Любушка, отпустит меня князь Вереней в святилище, на седмицу хотя бы? – спросила Велька. – Хочу с волхвами пожить, поразмыслить…
– И о чем тебе размышлять? Еще в святилище, – нахмурилась боярыня, – у князя Веренея свадебный пир готов, а невеста собралась в святилище размышлять, хотя бы седмицу? То-то он обрадуется.
Велька только вздохнула. На понимание со стороны Любицы она не особенно рассчитывала, хоть если и могла кого тут назвать подругой, так это ее.
– Говорю же, всегда так бывает, – добавила боярыня, – была бы ты простая девка, которую в соседнюю весь за любимого отдавали, и то бы придумала напоследок, об чем поплакать. А тут и дорога эта долгая замучила уже, и жениха своего не знаешь – что я, не понимаю? Только не тужи, о хорошем думай – хорошее и будет.
– Да, – кротко согласилась Велька.
В святилище перед свадьбой она просто и сбежать может, попробуй уследи и поймай! И пусть тогда свекор-батюшка хоть радуется, хоть нет, дело его. А она с волхвами поговорит, совета попросит. Может, и останется с ними на какое-то время?..
А навсегда если?
Ох, Венко…
Знать бы, о чем просить того совета, на что жаловаться. Так и сказать, что вот не хочу замуж, а хочу своей волхвовской силе волю дать?
Велька задрожала даже, потому что впервые смятение в ее душе облеклось в слова.
Ей всего лишь хотелось дать полную волю своей волхвовской силе, тому, что отличает ее от остальных людей. Еще недавно такая причина показалась бы блажью, у нее ведь небольшая сила, так бабка говорила. А раз сила небольшая, то зачем ей какое-то особое внимание уделять? Уметь использовать нужно, потому что всему полезному следует находить применение. К тому же сила огневой волхвы может быть опасна так же, как опасно бывает подпускать неразумных младенцев к горячей печи – потому и учат. Но теперь…
Теперь собственная сила казалась Вельке большой, как небо или озеро бескрайнее, бездонное. Только небо и озеро холодные, а где-то в потаенной глубине Велькиной сути было заперто что-то очень, очень горячее, много огня… словно печь набили дровами и наглухо закрыли заслонкой, и лучше ту заслонку не открывать – выплеснется. Только Вельке можно приоткрыть и взять, и то осторожно…
И еще было страшно.
А рассказать кому – кто поймет?..
– Тебе мешает что? Беспокоит? – спросила вдруг Любица, протянув к Вельке руку. – Нет, скажи, что-то не так? Вот сходила ты в Навь, и стало с тобой неладно!
– Наверное, – княженка опустила голову.
– Князь, твой отец, Воевне перед отъездом говорил… И Даруну он звал, с ней советовался. Она сказала, что ты справишься, но волхвовать в дороге тебе не нужно. В дороге силы больше, особенно на перекрестье дорог… как-то так. Ты должна это чувствовать.
– Да, я знаю. И, видно, чувствую.
– Это пройдет, как в Карияр приедем. Не беспокойся. А потом ты привыкнешь. Так Даруна говорила. Тебе лучше бы не волхвовать, сила бы не прибывала. Но тогда бы ты парня того не спасла, сестру бы не выручила. Вишь, я не знаю, каково тебе. Но Даруне-то веришь?
Велька кивнула.
Да, все так. А началось все с гаданья у речки… с такой малости. Началось простым, то есть гаданьем, кончилось походом в Навь, чему волхвы долго учатся, осторожничают. И что-то еще будет?
Если бы не то гаданье, она не пообещала бы Чаяне Иринея в суженые и не разжилась бы подарком Быстрицы, который спас больного кариярца. А Чаяна завязала бы последний узел на том злосчастном наузе, если бы не считала, что Ириней ей сужден? Может, и завязала бы, раз везла науз из самого Верилога. Тогда счастье, что была у Вельки живая и мертвая вода, она ведь ею двоих вылечила, в том числе Венко…
Опять выходит, что все сплетено вместе, точнее, скручено-спрядено, как пряжа, которую тянет из кудели богиня Доля. Все суждено. Ничто не было зря.
– Будто бы бабка твоя князю Велеславу завещала выдать тебя замуж в Верилоге, никуда не везти. А Даруна сказала, что можно, батюшка твой и обрадовался. Как ему было тебя дома оставить, сама понимаешь! Ох, боги… – Любица Велькину руку крепко стиснула, – но мы тебя сбережем, не сомневайся. Ты только сама дурные мысли прочь гони! И больше не волхвуй. Надо было ведуна сильного с собой взять, чтобы помогал, да кто же знал…
– Хорошо, – Велька только плечами пожала.
То, что Любица сказала, ее немного утешило. Значит, смятение это из-за дороги и потому что сила разбужена нечаянным волхованьем. Что ж, тогда пусть идет все как идет.
– А ты на сестру, что ли, совсем не серчаешь?
– Нет, зачем, – Велька опять пожала плечами, – я ведь правда не верю, что она мне смерти хотела.
– Это правильно, – одобрила боярыня, – и Даруна говорила, что не надо тебе ни на кого держать зла, чтобы мы от этого тебя тоже хранили. От этого сила в беспокойство приходит.
– Сколько она вам всего говорила! – не удержалась, усмехнулась Велька. – А мне – ничего…
– А это чтобы тебя не тревожить. Говорила она, что поначалу сама звала тебя в святилище – было такое?