Невеселое проклятье у здешних князей. Она его чуть легче сделала, да не сняла. Останется с ее Венко та напасть. Им обоим теперь жить с этим.
Зато они теперь вместе будут. Хорошо-то как…
– Пойдем уж, Ивень Веренеич, – торопил боярин, – за столы скоро, весь город, почитай, поздравлять вас будет да медами угощаться, до потемок бы управиться…
– Погоди, Веденич. А ты сядь, – Велька толкнула Венко к лавке, – синяки уберу.
Собрала силу, привычно уже зажгла меж пальцев огонечек, гладила его по щекам, и таяли, исчезали бордовые пятна и царапины. В глаза Венко смотрела, в ясные, серые с прозеленью, ни у кого раньше таких не видала. Тот улыбался, морщился чуть, как от щекотки.
– Вытерпеть бы этот свадебный пир, княгиня моя. И ведь деться некуда, – шепнул он ей, вставая. – Обручье-то отдай, – вспомнил, – я его заслужил, у Касмета отобрал. То пока батюшке, а девичье твое лишь мне положено.
Мелькнула мысль, что она так и не спросила, как там вышло с Касметом. Может, после. Впрочем, об одном она и так догадалась, в голосе Венко ответ услышала, в его глазах увидела: нет больше на свете ни Касмета, ни его родичей. Только так и могло быть. Никто теперь не помянет, что была жена озерского князя замужем за оборотнем из рода Сараватов…
Сняла Велька обручье, надела на руку мужа.
– Вот, – сказала она, – навсегда. И если какая-нибудь озерница на тебя хоть посмотрит…
– Ты о чем это?.. – уточнил Венко, глянул весело, исподлобья, и поцеловал ее в висок, легонько совсем, незаметно от боярина. – Эх, съел бы тебя… вкусная ты… – шепнул, улыбаясь.
Боярин смотрел в угол и пыхтел, недовольный задержкой.
– Ничего… – Велька рассмеялась. – Навсегда, говорю.
Вот именно так – случилось что случилось, и навсегда.
Глава 25Банные разговоры
Баня оказалась вчерашняя, не больно горячая, да и не было теперь времени на долгое банное баловство. Это вчера у Иринея и остальных, надо думать, на все времени хватило. Усмехнулся только Венко – сожалений у него ни о чем не было. Да и как тут жалеть? Только вспомнить, что было недавно в отцовской стольной палате, как изумлялись вериложцы, до сих пор небось не все уразумев, да как его Велеславна всю забаву поломала князю-батюшке, обо всем прежде времени догадавшись, – и губы сами в улыбке раздвигались.
– Ты рассказывай, что ли, княже, потешь меня старого да любопытного, – сказал боярин Мирята, перебирая в кучу сваленные у парной веники.
Говорил сурово, да, а в глазах веселье блестело – тоже доволен был донельзя.
Сбрасывая рубаху, вспомнил Венко, как неторопливо раздевался на берегу озерца, тогда, после их ночи, как сложил одежду на мостках – волхва потом заберет…
Рассказать? Ну, не все, а малость можно. Заговорил неторопливо. Вспоминалось больше, чем говорилось.
Уходить ему тогда не хотелось. Так не хотелось, что в груди тянуло почти болью. И ночь еще не совсем минула, первая ночь, после которой у него уже не любимая есть, а жена.
Пусть волхва из святилища пока не творила обряд, не выглядывала перед этим что-то ей одной понятное в чаше с водой, не просила милости к ним у богов, с чурами не говорила. И не снимала Велюшка с него сапоги, и не нашла там горсть светлых золотых монеток – на будущий достаток, на будущее счастье. Он не сомневался, что и так все это будет – и достаток, и счастье. Главное случилось, между ними решено все, и назад пути обоим нет, и незачем больше любе его опасаться слуг Огневой Матери. А ведь у кого-то, в иных семьях, это счастье великое – дочку Огневой Матери отдать…
Вельке от этого не было бы счастья. Потому что счастье ее с ним, и никто бы не убедил его в обратном. Если вот только…
Если только волхва в воде своей увидит, что Велья связана с Касметом из рода Сараватов, и чуры его, на совет призванные, подтвердят…
Последнее особо плохо.
Это, должно быть, возможно, если Касмет вернется домой и, как положено, пир справит свадебный и поминальный сразу, тогда и узнают родня его и чуры о новой жене, которую он взял не за тем вовсе, зачем обычно берут жен…
Не для жизни.
И будет на его руке Велькино обручье. И пошлет он вено и косу князю Велеславу, себе оставив прядей для колдовских дел – конечно, не может не оставить. Велеслав, наверное, и не сразу поймет, что за вено, за кого, от кого… Если вообще поймет. А может, волосы дочкины признает, или волхвы ему объяснят. Волхвы-то разберутся…
Мало сам Венко понимал в оборотневых свадебных обрядах. Не знал, сильно ли она привязана к оборотню одним обрядом, без свадебного пира и без введения в дом?..
Но ведь Касмет еще и сильный колдун.
Откупать у Сараватов невестку, заключать с ними какой-никакой ряд – не обрадуется этому батюшка Вереней Горятыч. И не сомневался отчего-то Венко, что если убить Касмета и обручье у него отнять, и косу обрезанную, то о прочем можно не печалиться: не посмеют Сараваты помнить о правах на вдову, которую даже не вводили в дом, не говоря уж о брачном ложе.
Значит, он убьет Касмета. И лучше бы теперь не медлить.
Вот сменить бы скорее обличье…
Он всегда завидовал оборотням, которые делали это по своей воле и когда им хотелось. Нет, ему приходилось ждать. Холодная озерная вода манила свежестью, и он, слегка разбежавшись по мосткам, прыгнул, подняв кучу брызг. При обращении, когда мышцы и кости скрутит мгновенной болью, холод боль эту смягчит… впрочем, князь озерский к этой напасти привык, сколько лет уже с ней мириться приходилось. Невмоготу ему было сидеть в своем уделе, все, что за границами чуровых земель, с детства манило его непрестанно. Отец не одобрял, но мирился. Венко ведь и за невестой мог бы сам в путь не пускаться, сидел бы и ждал, пока ему Чаяну привезут из Верилога…
И женился бы рано или поздно по совету отца на Чаяне или еще на ком, свою любовь так и не встретив.
Не сразу понял, как что-то мягко изогнулось в его руках, прильнуло… холодное. Отбросил от себя, растерянно вглядываясь, пытаясь понять – что?..
Девка-водяница. Озерница – озерная хозяйка. Красивая, полупрозрачная – берег сквозь нее виден. Да они все красивые, видал как-то, но издали. Но знать не знал, каково это – с ними обниматься. Холодные они, упругие, как струи водяные.
– Нравлюсь? – лукаво улыбнулась водяная девка.
– Нравишься, – согласился он, – только не пугай больше.
И тут настал тот самый миг, когда личина сменилась, зубы стиснуть пришлось, тело невольно дугой выгнулось, а когда дух перевел – тело уже оделось мохнатым черным мехом. Поплыл Венко к берегу, выбрался на сушу, отряхнулся, сел у самой воды, не сводя глаз с водяницы, – не скажет ли еще чего?
Водяница на него смотрела с интересом. Подплыла, обняла его, чмокнула в нос.
– Доброго тебе пути, княже.
Он фыркнул, потряс головой, она отплыла и засмеялась.
Да, она про него знала. Вода знает все… волхвы так говорят.
– Жаль, не успел меня поцеловать. За это я бы сказала тебе про оборотня, куда он направляется, – смеясь, продолжала озерница. – Расскажу, только поцелуй мне будешь должен. Не убудет, чай, с твоей огневки. Согласен?
Венко без колебаний кивнул головой.
– По следу не догоняй, не нужно, – сказала озерница. – Они на неведомую тропу идут, которая к степям выводит, да нет больше туда входа. Был вход в дубе большом, а его молнией раскололо. Теперь они пойдут к другой тропе, там их и найдешь. Беги за солнцем, пока речку малую не встретишь, дальше вдоль речки беги, за ней следом, увидишь большой дуб с дуплом на берегу, вот в нем и будет вход. Ты успеешь, оборотням придется крюк сделать большой, да в людском обличье – они поклажу несут…
Это было не слишком хорошо – по следу идти, нюху собачьему следуя, ему всегда проще, но делать нечего. В обмен на обещание озерница не станет врать. Он мотнул головой в знак благодарности и хотел бежать, но девка замахала руками.
– Как с ними драться станешь? Они тебя зарубят, как же ты меня поцелуешь? – она капризно скривила губы.
Венко вовсе не собирался оказаться зарубленным, но как он этого добьется – пока не знал. Надеялся, что по дороге что-нибудь придумает.
– Иди сюда! – позвала девка, и когда он придвинулся к воде, высунулась и надела ему на шею подвеску маленькую на тонком шнурке. – Это тебя от колдовства оборотневого обережет. Вернешь мне потом! И вот что знай – на неведомой тропе нельзя оборотням оружия своего касаться. Это закон такой есть. Пройдешь за ними на тропу, там им придется личины менять и в волчьем обличье с тобой драться, понял?
– Понял, – мотнул головой Венко. И убежал, а девка ему вслед махала…
Помогла она бесценно, от этого не откажешься. Мирята вон, по крови лис, водил его тропами, но не поминал никогда про закон оружия не трогать. А ведь это и впрямь покуда единственная возможность сразиться с оборотнями, избегнув их мечей и ножей…
Про это все он рассказал, в подробности не вдаваясь. Боярин слушал, кивал.
– Эх, а бока тебе помяли, гляжу. Не оборотни ведь? Свежо слишком. И как горячих не отсыпали, удивляюсь, – хмыкнул он, пройдясь веником по плечам Венко. – То-то теперь неловко было бы воеводе. Пришлось бы за обиду спрашивать.
Венко коротко рассмеялся. Обошлось, и хорошо. Сказал:
– Я тоже успел кое-кому… Навалились, их же много было. Связали.
– Ага. А оборотни там что?
– Встретил их у тропы. Следом скользнул. Успел.
– Ага. Это можно, успеть. А потом? Ты не волк, один на один он с тобой не стал ведь драться?
– Удивились они. Испугались. Считали ведь, что я мертвый давно. Только тогда и поняли, что я не просто пес. Я их вызвал.
– Так, значит. Прикинулся оборотнем, – закивал боярин и аккуратно отложил веник. – Значит, закон тропы, он тебе помог. Нельзя касаться оружия на тропе, иначе оно перестанет служить всему роду. Нельзя не принять вызов, иначе в роду перестанут рождаться мужчины. Такое уже бывало. Касмет не посмел… И что же, они перекинулись? Ты дрался с тремя?