– Мне так кажется, Лохленн – не единственное открытие для тебя? – Флир засмеялась. – Ну, и как? Тебе понравилось?
Я поняла, что краснею.
Неужели это так очевидно? Она не может знать наверняка.
И в то же время хотелось сказать ей: «Да! Нам было хорошо! Теперь он мой! Он любит меня, и ты его не отнимешь!»
Флир улыбалась, но в ее глазах был лед.
– Не понимаю, о чем ты? – сказала я.
– Разве? – она недоверчиво подняла бровь. – Он не пытался согреть тебя долгими холодными ночами?
Отрицать глупо. И в то же время я не хотела сейчас это обсуждать. Чем сильнее она пыталась вытянуть из меня, тем меньше я хочу говорить.
– Это не важно.
– Не важно? – удивилась она. – Мы же подруги? Разве ты не хочешь рассказать мне? Я всегда делилась с тобой. Он понравился тебе?
Нет. Не хочу.
Я люблю его, как же мне могло не понравиться?
Зачем ей это?
Я молчала.
Флир изящно пожала плечами, поправила волосы, вышла на балкон.
– А мне он понравился, – громко сказала оттуда. – Такой милый и страстный!
Обернулась ко мне. На ее лице играла победная улыбка, в волосах солнечные блики, она была невыразимо прекрасна сейчас.
Она хочет сказать…
Вдруг вспомнилось, я видела ее с балкона, как-то рано утром, через пару дней после моего неудачного побега. Тогда Флир так же улыбалась, глядя на меня.
Мне показалось, землю выбили из-под ног.
Это невозможно!
– Честно говоря, я думала, он будет более искушен в любовных делах, – Флир чуть запрокинула голову, мечтательно провела по шее кончиками пальцев. – Но, надо отдать должное, огонь и страсть возмещают недостаток опыта с лихвой. Вот уж действительно демон, не знающий усталости! Я думала, он разорвет меня в клочья! – она засмеялась. – Даже дюжина гвардейцев зараз не произвела бы сейчас на меня такого впечатления.
Она говорила что-то еще, но у меня звенело в ушах. Я ничего не слышала.
Не могла поверить…
Нет, я понимала, что это правда. Не могла смириться, принять.
Как же так?
Это было давно?
Я понимала, что у него были женщины до меня, не могло не быть. Но…
– Ты сама виновата, – говорила Флир. – Не нужно было так долго тянуть.
Я сама виновата.
Мое колечко из травы рассыпалось в пыль, ветер унес его…
Как же так?
Я села на кровать, закрыла лицо руками.
Даже не слышала, как Флир ушла. Все кружилось.
Мне так хотелось, чтобы он пришел сейчас, чтобы все объяснил, чтобы сказал, что этого не было, что это ложь… Я хотела и одновременно боялась. «А чего ты хотела? – казалось, скажет он. – Ты сама виновата».
Искупаться с дороги и отдохнуть… Я боялась выходить. Снова боялась встретить его. Потому что не смогу делать вид, что ничего не случилось. И не смогу объяснить, не хватит духу сказать самой.
До самого вечера.
Мне принесли ужин, но есть совсем не хотелось.
Я сидела на балконе в большом кресле, забравшись с ногами, обхватив руками колени.
Не знала, что мне делать теперь.
Звезды начали зажигаться одна за другой.
Так хотела, чтобы он пришел сейчас.
Но его не было.
Я знаю, у него дела. У него вечно куча разных дел, и ему некогда.
Хотелось расплакаться.
– Тиль!
Кажется, я задремала.
Он сидел на парапете балкона и смотрел на меня.
Я…
Наверно, у меня было такое страшное лицо, потому что он тут же спрыгнул, быстро подошел, присел рядом.
– Тиль, что случилось?
– Ничего.
Он нахмурился, поджал губы, решая, что со мной делать.
Небесная Мать, помоги мне!
Надо сказать сейчас. Сразу. Чем дольше молчать, тем сложнее.
Он потянулся ко мне, пытаясь обнять, но я отстранилась.
– Тиль?
Нужно сказать. Я не смогу держать это в себе.
– Флир… она… – тихо сказала я и больше ничего не смогла.
Скажи, что это неправда!
Он дернулся. Я видела, как изменилось его лицо. Он понял… а значит – правда. Все было.
Поджал губы, поднялся на ноги, чуть отошел в сторону…
– Это правда? Скажи мне! У вас с ней… – у меня не хватало сил сказать прямо.
Он обернулся ко мне.
– Да, Тиль. Правда. Я не знаю, что тебе сказать.
– Не знаешь? – я поднялась тоже. – Но почему?
– Почему не знаю или почему переспал с ней?
Он смотрел мне в глаза, стиснув зубы.
У меня дрожали руки от отчаянья, хотелось зажмуриться.
– Почему переспал?
Он молчал.
– Скажи мне! – попросила я. – Скажи мне хоть что-нибудь! Объясни!
– Разве мои объяснения что-то изменят?
– Изменят. Да. Я хочу знать.
– Тиль…
Она сама пришла к тебе, да? Скажи! Ты не хотел, но так вышло?
Как мне со всем этим быть.
Слезы текли по щекам.
– Тиль, каких объяснений ты ждешь от меня? Оправданий? Что это вышло случайно? Что я не хотел? Уж прости, но это женщину можно взять силой, а если мужчина совсем не хочет, то ничего не выйдет. Я хотел и прекрасно понимал, что я делаю. Что тебе дадут мои объяснения? Того, что сделано, уже не изменить.
«Ну, и как она?» – хотелось спросить. «Она лучше меня, да? Она знает, что нужно делать в постели, не смущается и не устраивает истерик. С ней было хорошо?»
– Тебе было хорошо с ней? – спросила я вслух и сама испугалась.
Сейчас он скажет: «да». Как же иначе?
Он провел ладонью по лицу.
– О, боги, Тиль!
Еще мгновение он колебался. Потом как-то быстро, рывком, подошел и обнял меня. Или даже скорее сгреб в объятья, так крепко, что я и пошевелиться не могла.
– Я надеялся забыть тебя, – сказал он, глядя мне в глаза. – Мне казалось, ничего уже невозможно, ты ненавидишь меня и никогда не примешь. Что бы я ни делал, это не имеет смысла. Нужно плюнуть на все и забыть. Ты хотела сбежать. Оставаться рядом со мной для тебя было страшнее бегства в чужую страну и с чужими людьми. Я устал уже биться об эту непробиваемую стену. Зачем мучить тебя и себя? Я думал отпустить тебя, найти тебе хорошего мужа, такого, с каким ты могла бы быть счастлива. Или устроить как-то иначе твою жизнь. И самому уже успокоиться, наконец. Не думать…
Он выдохнул, перевел дыхание.
– Не вышло? – спросила я.
Он усмехнулся с горечью, покачал головой.
– Не вышло. Я не могу тебя забыть. Становится только хуже.
– Почему ты не сказал про Гарана сразу?
Он разжал руки, потом все же взял меня за плечи, сделав полшага назад.
– Этого вообще не стоило говорить, – сказал он. – Посмотри на меня, Тиль. Ты знала меня в детстве, я разгребал навоз в конюшне твоего отца. Потом меня сбросили со скалы. Мне повезло, я выжил, и больше года я жил у Тоура. Потом еще два года меня носило по разным местам, я был грузчиком в порту и гребцом на галерах. Скажи мне, может ли портовый грузчик за пять лет стать королем, не испачкав руки в крови? Что за чудо должно случиться? Ты думаешь, это счастье свалилось на меня само? Нет. Я шел напролом, потому что хотел этого. Я убил твоего брата. Я своими руками убил сотни людей. По моей воле погибли тысячи. Я вел людей в бой, на смерть, убивать. Ради своей цели. Тот мальчик, который сгорел на костре, точно так же погиб из-за меня, из-за того, что мои люди ворвались в город, началась бойня. В чем разница, скажи мне? Почему на одно ты готова закрыть глаза, а на другое нет? Потому, что это не касается лично тебя? Я понимаю… Почему не сказал? Я не верил, что это реально что-то изменит, слишком много и без того…
Он вздохнул, отвернулся, ненадолго закрыл глаза, все еще не отпуская меня.
– Прости, Тиль, – сказал потом. – Мы сейчас не об этом.
«Иногда мне становится страшно, что ты узнаешь меня лучше и ужаснешься».
Принять все, как есть.
Отчего-то вспомнилось, как он жонглировал яблоками на рынке, как держал за руку, как обнимал меня в реке. Все это было так просто. Там были только мы вдвоем, и ничего больше не имело значения. Можно было не думать ни о чем, отбросить… Ни прошлого, ни будущего, лишь один только этот чудесный момент. Только мы.
– Я не знаю, что сказать тебе, Тиль, – он смотрел мне в глаза. – Мне все время кажется, что оправдываться неуместно. Есть поступки, и они никак не изменятся, что бы я тебе сейчас ни начал объяснять.
Его пальцы на моих плечах чуть подрагивали, все время пытаясь сжаться, но не сжимаясь.
Есть поступки…
То, что было – просто отчаянье.
Я сама пыталась сбежать от него. А он от меня – вот так.
Чуть подалась вперед, прислонилась лбом к его груди.
Это так сложно.
Но понять легче, чем забыть.
– Мой господин выражает свою озабоченность по поводу этой трагедии и надеется на объяснения и компенсацию.
Иллаль-бей церемонно поклонился. Посол Тааракара. Не купца и уважаемого человека Орса на этот раз, а самого эмира. За спиной бея стояли воины. Все они сдали оружие, входя в Небесный Чертог, но вид у них был такой, словно они тут хозяева и каждый может голыми руками разделаться с сотней вооруженных гвардейцев.
– Эта трагедия потрясла меня до глубины души, – сказал Эрнан. – Но вы должны понять моих людей. Они не могли поступить иначе, видя, как принцессу Таррена и мою невесту пытаются силой посадить в лодку.
Адаль-ин-Дидар, тот молодой и косоглазый, что приезжал за мной, был придворным врачом и любимым другом эмира. По крайней мере, если верить словам Иллаль-бея. Эмир скорбит о потере.
– Мне сказали, принцесса шла сама, никто не принуждал ее.
– Мне угрожали, – сказала я. – Обещали убить, если я не подчинюсь.
Все это мы уже обсудили с Эрнаном заранее. Мне было страшно, хоть я и понимала, что Эрнанан меня ни за что не отдаст. Но если дошло до эмира – дело серьезное.
Это все из-за меня.
Эрнан выглядел совершенно спокойным, невозмутимым.
– Вы полагаете, мои люди могли поступить иначе?
– Ваши люди сами принимают решения? – удивился Иллаль-бей.
– Мои люди способны самостоятельно принимать решение в ситуации, когда жизни кого-то из королевской семьи угрожает опасность и необходимо действовать без промедлений.