В коридоре перед кабинетом по этикету, где должен был состояться показ, пока не было ни одной конкурсантки. Завтрак только закончился, а от библиотеки до кабинета, где проходят занятия мэтра Шарля, гораздо ближе, чем от обеденной зоны. И мы, три прогульщицы, стали первыми в очереди. Впрочем, пустым пространство перед дверьми не было, стояли хмурые менталисты, пажи и несколько офицеров стражи. Последние удивленно посмотрели на нашу троицу.
Менталисты… Эх, как бы не выдать мыслей о вчерашнем. Пальцы уже привычно сложились в фигу. Что со мной сделают, если прочтут, страшно представить. Падшая, развратная женщина. Почти такая же, как «вдовушки».
Один из менталистов закашлялся в кулак, вызвав мое сочувствие. Воздух у нас был суше, а температура выше, чем в столице, и многие тяжело привыкали к новому климату, а потому болели. Вот же бедняга. До меня ли им и моих терзаний по поводу поцелуя? Ох! Поцелуй! Некстати вспомнились темные, блеснувшие искоркой глаза Ноэля, склонившегося над моей рукой. Щекам стало жарко. И вот ведь… а дофин не попытался даже поцеловать меня. Подумала и еще больше смутилась.
Прогнала непрошеные мысли прочь.
– Мадемуазель Эвон, мадемуазели, – улыбнулся мне один из менталистов, подходя ближе. – Вы рано.
– Конкурсанткам запрещено заходить в фойе! – сверкнул глазами второй мужчина, появившись рядом с нами, словно ниоткуда.
Армель, разом растеряв весь пыл, испуганно вцепилась мне в руку, не смея возразить. А я лихорадочно обдумывала, что делать, если нас выгонят в коридор. Встречаться со свитой Атенаис, способной на гадости, не хотелось. Получается, тогда все зря? И пропущенный урок, и встреча с Ноэлем, а он так рисковал. Стоп. А вот мысли о некроманте надо гнать куда подальше, уж в присутствии менталистов точно.
– Клод, пусть девочки останутся, пойдут первыми, и дальше будем запускать по три конкурсантки, – услышала я молодого мужчину, который принимал «собеседование» у Авроры.
– Но правила…
– Будущей королеве не повредит пара надежных людей рядом, не так ли, мадемуазель Эвон?
Я мигом поняла, на что намекает менталист, – на мои слова в кабинете месье де Грамона. Неужели «старик» все рассказал подчиненным, и они смеются надо мной. Мигом пропала вся нерешительность и волнение, и я, вздернув подбородок, согласилась.
– Да, надежные люди всегда в цене, – как можно спокойнее сказала под удивленные взгляды подруг. – Их заслуги не забываются.
Менталисты прятали улыбки, но их глаза не обманывали. Каковы бы ни были причины помочь нам, но для нас было благо, что мы остались в фойе. Оказаться один на один с приспешниками Атенаис не хотелось. Больше всего я переживала за Аврору. Несмотря на покрывало, ей могли испортить прическу или платье, а значит, свести все шансы к нулю. Это я, взрослая и сильная, смогу пережить. А баронесса? Нет и нет! Поэтому я готова вынести любые усмешки от «воронов».
– Присаживайтесь, мадемуазель. Как только подойдет дофин, начнется испытание.
Важно кивнула и села на лавку.
– Стефан, встань снаружи. Девушки скоро начнут подходить, постарайся сдержать их напор.
Один из пажей, метнув в нашу сторону удивленный взгляд, с готовностью поклонился и вышел в коридор.
– О чем они говорили, Эвон? – прошептала Армель, едва менталисты отошли, чтобы отдать последние указания оставшимся пажам.
Я же почти с неудовольствием покосилась на подругу. И где ее запал? Еще пару минут назад маркиза решительно едва ли не втолкнула нас в двери, а теперь жалась к моему плечу. Об Авроре и говорить нечего, баронесса была ни жива ни мертва. И как она выступать собралась?
Вздохнула. Это будет тяжелый день.
Глава 20
Вскочила со стула и начала ходить из угла в угол маленького фойе. Звуки за дверью недвусмысленно указывали на то, что девочки постоянно прибывали. Мне были прекрасно слышны их смешки и неприкрытый флирт с пажом на входе. И, судя по гомону, конкурсанток становилось все больше. Оно и неудивительно, всего пару минут назад дофин прошел в кабинет.
Луи-Батист удивленно осмотрел нас, видимо, не ожидал застать кого-то так рано. Надеюсь, он не посчитает нас особами, которые везде пытаются «пролезть без мыла», как говорит дедушкина повариха в «Гнезде».
Подумала об этом и сразу же сделала фигу, пряча руку за складками платья. Негоже виконтессе выражаться, как простая крестьянка, а менталистам слышать об этом. Накляузничают потом, что я не умею вести себя в приличном обществе. Подозрительно посмотрела на троих молодых «воронов» и вздохнула. По их лицам совсем не понять, о чем они думают. Может, им и дела нет до наших мыслей о фасонах шляпок и рюшах на платьях для бала. Вдруг они думают о пирогах? А что? Чем не тема для раздумий? У нас на кухне пекут знатные пироги с рябиной. Только студентам они не достаются и идут на стол учителям. Мы с Армель, правда, пару раз выменивали у поварят несколько штук на ученические чулки. Потом, правда, пришлось выслушать от классной дамы, что мы портим (кто же признается в обмене) третью пару первоклассных чулок всего за пару месяцев. Справедливости ради стоит отметить, что не такие уж они и хорошие, эти чулки, а на складе в академии их море. Зато пироги были вкусные.
Так почему бы менталистам, вместо того чтобы прислушиваться к нам, не думать на какие-нибудь нейтральные темы? Вряд ли в наших девчачьих головах есть что-то интересное. Вот о чем я думаю? Пирогах, чулках, выступлении, Персефоресте, наших с Армель тайнах, месье де Грамоне и Ноэле… К одной фиге присоединилась разом вторая – для надежности. Мысли в моей голове никак не выстраиваются в единый поток, разве «воронам» не будет скучно отслеживать их все? Или остальные девочки думают «по-взрослому»?
Я задумчиво посмотрела на Армель и Аврору. Подругам ведь тоже страшно. Но по ним не скажешь, бледность только делает их лица более похожими на картинки из альманаха. Вот бы мне так! А то, судя по тому, как щекам и ушам жарко, я похожа на перезрелый помидор. Еще и волосы наверняка выбились из прически. Села обратно к девочкам на скамейку и досадливо топнула ножкой. Просто вселенская несправедливость. Почему я не могу быть похожа на подруг? Рассчитывать на то, что дофин, увидев меня на испытании, прижмет руку к сердцу и воскликнет: «Мадемуазель Эвон, я в восхищении! Будьте моей женой!», не стоит.
Со стороны менталистов послышался кашель. Один из них даже покраснел весь от попыток прекратить приступ. Бедные они, несчастные! Сколько их вижу, постоянно дохают. Точно все дело в климате, у нас тут, на границе со Спанией, совсем другая влажность, чем в столице.
– Петер, запускай! – послышался голос месье де Грамона из-за дверей кабинета.
«Старик» даже не удосужился выйти. Просто лениво крикнул. Я едва не задохнулась от возмущения. Разве так поступают воспитанные люди?
Петер, молодой высокий мужчина, уверенно направился к нам. Армель и Аврора, которые словно только сейчас поняли, что значит этот крик месье де Грамона, вжались в спинку скамейки.
– Мадемуазель Эвон, прошу.
Посмотрела на протянутую руку с ужасом. Это сейчас меня поведут на позорище? Почему именно меня? Я уже начала сомневаться в своем выступлении – как оно у меня получится. И быть первой… Что бы ни говорила Армель, но запомнится именно последнее выступление, к концу показа может и забыться маленькая иллюзия одной несчастной Эвон.
– Отчего же я? – слабо пробормотала, пряча взгляд от менталиста.
– Вы же васконка, мадемуазель. Разве васконцы пасуют перед трудностями?
Я резко подняла голову, задетая за живое словами месье Петера, который произнес вслух мои обычные мысли, но в его интонации мне послышалась некая насмешка. Да! Я – васконка. И черт подери Атенаис (ну не меня же, верно?), если я отступлю.
Расправила плечи так, как учил мэтр Шарль: подняла, отвела назад, опустила – и одним движением поднялась со скамейки. Рассчитываете, что я растеряюсь, господа? Не дождетесь! Я – Эвон де Сагон. И если надо войти в самую страшную комнату, я сделаю это, да так, что ни один паж не заподозрит, насколько мне страшно.
Где-то позади испуганно ахнула Армель, а я уже шла впереди, едва касаясь пальцами руки менталиста. Идти было легко, все мысли будто разом испарились из головы, только в животе, словно живой жгут, поселился страх. Но позволю ли я, чтобы это увидели все? Ни-ког-да! Мне показалось, менталисты одобрительно кивнули, когда я проходила мимо них. Почему-то именно это придало мне уверенности, ведь наверняка они уже читают мои мысли. А я думаю по-взрослому. Так, как приличествует будущей королеве.
– Удачи, мадемуазель, и пусть все старые боги благоволят вам, – шепнул на ухо менталист, останавливаясь около входа в кабинет и отступая в сторону, давая мне сделать последний шаг самостоятельно.
Кивнула и, открыв дверь, решительно ступила вперед.
Часто заморгала, привыкая к полумраку, все шторы в классе были задернуты, не пропуская ни единого лучика света. Парты были сдвинуты к стенам, освободив площадку для выступления. На небольшом возвышении за учительским столом расположился дофин. Он сидел с неестественно прямой спиной, будто готовый к длительному утомительному ритуалу. А ведь ему действительно предстоит долгий день, чтобы просмотреть сорок конкурсанток.
Фавориты примостились прямо на ступеньках, ведущих к возвышению, и перебрасывались какими-то шутками, которые мне было не расслышать с такого расстояния. Месье де Грамон и еще несколько менталистов стояли в тени портьер, прямо за спиной дофина.
– Мадемуазель Эвон! Рад, что первой выступаете именно вы. Безусловно, это хорошее начало дня, – лучезарно улыбнулся принц. – Что покажете?
Пока дофин приветствовал меня, один из фаворитов нашел на столе нужную папку и передал ее Луи-Батисту. Думаю, это то самое «личное дело», куда вносятся разные пометки о конкурсантках.
– Книжная магия, мадемуазель?
– Иллюзия, ваше высочество. – Я сделала реверанс.
– Прекрасно! Обожаю иллюзии, – ободряюще подмигнул принц. – Приступайте и не волнуйтесь.