Вертолет тряхнуло. Тельман Ивтэкович открыл глаза, удивился внезапно нахлынувшей дремоте. Они вошли в облачность. Сквозь пряди тумана проступал Главный хребет, на карте обозначенный одной жирной ломаной линией, множился по бокам островерхими горами и покатыми сопками, жуткими гигантскими сколами. Природа, работая здесь, наверное, находилась в состоянии беспричинной ярости и потому создала территорию, совершенно непригодную для жизни человека.
Минут через десять вертолет с большой осторожностью коснулся колесами каменистого грунта.
— Та-ак, — протянул радостно Тельман Ивтэкович, трепетно втягивая прохладный воздух. Необжитые скалы и сопки были частью земли, где он родился и вырос. Вот почему председатель райисполкома оглядывал их по-хозяйски, с чувством некоторого превосходства над своими спутниками, глаза которых с детства привыкли к мягким изгибам холмов России.
Начальник геологической партии сунул карту в полевую сумку, повертел головой и показал на высокую сопку.
— Далековато топать. А ближе сесть негде. Надо идти по этому склону.
Командир вертолета, сообразив, что здесь обещанным получасом не обойтись, нервно поглядывал то на часы, то на небо, забитое раздувшимися, готовыми вот-вот пролиться дождем облаками. Он знал, куда и зачем пойдут эти люди, и тоже вызвался пойти с ними.
Шли минут двадцать в очень быстром темпе, намеренно взятом командиром вертолета.
Широкий кусок плоскости крыла заклинило между двумя валунами. Рваные алюминиевые края. В мелкой сетке трещин некогда зеленая краска. Рыжеватый силуэт пятиконечной звезды. Авиационный мотор, на котором хорошо был виден заводской номер. Его они нашли сразу у подножия солки. Он лежал нелепо смятый и обгоревший. От удара мотор скатился вниз. На вершине сопки был сложен гурий.
— Это «Дуглас» — транспортный самолет, — сказал председатель райисполкома, — Должен быть второй мотор.
Мотор и второе крыло они обнаружили по другую сторону сопки. Там же лежали лопасти винта, оплавленная кабина. На щитках приборов стояли английские обозначения. Дата выпуска — 1942 год.
— Товарищи, да что же мы, елки-моталки, стоим, как истуканы! Надо искать. Всюду. Каждый клочок земли, каждый камень осмотреть надо…
Первым закричал командир вертолета:
— Часы! Часы нашел!
Это были карманные часы с монограммой на обратной стороне крышки. Стекла не было, но стрелки показывали 11 часов 15 минут.
В хвостовой части фюзеляжа обнаружили кобуру с пистолетом, уголок лейтенантского погона, сильно обгоревший деревянный чемоданчик с оторванной крышкой, пуговицы со звездочками, кусок солдатского ремня, половинку бинокля, зажигалку…
Командир вертолета вежливо торопил. Найденное сложили в рюкзак и так же быстро, почти бегом, начали спускаться к вертолету. Тельман Ивтэкович задержался, рассматривая странный предмет, торчавший из щебенки. Это была женская туфелька, с тонким ремешком и высоким каблучком. Такие носят сейчас. Он видел, что это — туфелька, но не верил своим глазам. Не могла быть здесь туфелька, никак не могла быть. Может, в самолете находилась женщина, скажем, радистка? Но при чем здесь туфелька? Не в туфлях же летали, Тельман Ивтэкович сунул находку в карман и затрусил вниз.
Второй самолет лежал в восемнадцати километрах на северо-восток, в долине большого ручья. Обломки корпуса и крыльев — на левом берегу, кабина наполовину уже в русловом песке.
— Вынужденная посадка, — профессионально заключил командир вертолета. Он с восхищением покачал головой, — Заставить здесь садиться могла лишь самая крайняя необходимость.
Начальник милиции снял фуражку и не знал, куда ее деть.
На правый берег ручья упал груз: лопасти винтов, обогреватели, канистры.
Беглое обследование подтверждало догадку геологов. Летчики второго самолета могли остаться в живых: их или кто-то подобрал, или они сами добрались до базы, расположенной в восьмидесяти километрах. Или погибли в тундре. Не было ни останков, ни личных вещей членов экипажа.
Прошел год.
— Здравствуйте. Я — Лоскутова. — Очень полная женщина высокого роста в необъятном плаще мышиного цвета приблизилась к столу и крепко пожала руку Тельману Ивтэковичу, — Ну и лестница у вас, голову можно свернуть в два счета!
— Вы?
— Я жена летчика Гаранина. Варвара Кирилловна.
Тельман Ивтэкович решил про себя, что и сам бы догадался кто эта женщина с красными склеротическими жилками под усталыми глазами. Почему? Трудно объяснить. И не потому, что с месяц или чуть более назад он подписывал вызов на Чукотку Лоскутовой. Просто всю эту зиму разговоры с сыном Маратом только и вертелись вокруг истории с найденными самолетами. Может быть, поэтому седьмым чувством, как только Лоскутова переступила порог кабинета, он понял — это она.
Ребята из ПТУ, где учился Марат, энергично и настойчиво принялись за поиски родственников летчика Гаранина. Собрали обширный материал по перегону самолетов по трассе Аляска — Сибирь, завели переписку с бывшими летчиками, организовали у себя музеи боевой славы.
Появились публикации в областной прессе. Молодежная газета напечатала воспоминания бывшего командира 1-й перегоночной авиадивизии Героя Советского Союза генерал-майора в отставке И. П. Мазурука. Окружная газета Чукотки сообщила: школьники города Анадыря взяли шефство над могилой экипажа летчиков, потерпевших катастрофу в районе речки Танюрер.
Областная газета рассказала о том, как была найдена дочь погибшего на Колыме летчика Ковылина. Вместе с мужем она переехала в соседний с могилой отца колымский поселок, где сейчас преподает физику в школе. Спустя несколько лет ее супруг обнаружил останки летчиков другого экипажа под командованием капитана Михасева. На месте гибели был воздвигнут монумент. Найдены жена и дочь Михасева.
В одной из районных газет Чукотки появился рассказ о первом чукотском летчике Дмитрии Тымнетагине, который тоже участвовал в освоении воздушной трассы от Нома до Красноярска. Его племянник, выпускник Уэленской средней школы Сергей Тымнетагин, со своими сверстниками Александром Умкиным и Иваном Нутевентиным решили поступить в Омское летное училище.
Сколько же их погибло на чукотской и колымской земле, венных летчиков, работавших на фронт! На этот вопрос пока никто не может дать ответа. Самолеты разбивались, потому что летчикам приходилось летать на больших высотах с применением кислородных масок, при очень низких температурах, без отопления и с обмерзшими стеклами, без радиокомпасов и приводных радиостанций. Молодые летчики допускали порою ошибки, переводя галлоны в литры, футы в метры, мили в километры…
Лоскутова нашлась благодаря заметке, напечатанной в одной из центральных газет.
Тельман Ивтэкович, приглаживая расческой волосы, смотрел на гостью, и, пока она раскуривала папиросу (у него в кабинете не курили), он быстро восстанавливал в своей памяти все, что узнал за эту зиму о перегоне американской воздушной техники. Это была его обычная профессиональная особенность — собрать воедино все сведения, которые могли бы пригодиться в предполагаемом разговоре.
«Итак, протяженность трассы четырнадцать тысяч километров. Марки перегоняемых самолетов: истребители P-40 «Киттихаук», Р-30 «Аэрокобра», средние бомбардировщики Б-25, А-20 «Бостон», транспортные Си-47 «Дуглас». С начала 1943 года и до конца войны было доставлено из Америки на советский фронт 7308 самолетов. В 1944–1945 годах отечественная промышленность ежегодно выпускала десятки тысяч самолетов. Что еще?»
Лоскутова глубоко затянулась, выдохнула облегченно дым и только тогда в упор посмотрела на председателя:
— Чего же вы не спрашиваете о дороге, погоде и самочувствии? Да, дорога утомительна — две пересадки. Погода отвратительная, самочувствие неважное — давление.
— Мы рады, Варвара Кирилловна, приветствовать вас на нашей земле,.
— Оставьте! — она махнула рукой, и пепел упал на зеленое сукно стола, — Чем скорее я отсюда выберусь, тем будет лучше мне и вам.
— Ну зачем же так! Погостите. Ребята ждут вас.
— Да-а, я побываю у них. Спасибо. Но мне, как вы, очевидно, догадываетесь, надо туда.
— Туда? — зачем-то переспросил Тельман Ивтэкович и сразу нахмурился, полез за расческой. Он скользнул взглядом по грузной фигуре Лоскутовой, прищурился и отвернулся к окну, где синели сопки и небо.
— Туда сложно. Это далеко, в труднодоступных скалах. А вертолеты сейчас нарасхват — лето.
Гостья в упор немигающе смотрела на председателя, и он вдруг подумал, что эта женщина еще ни разу не улыбнулась. Понял он и другое — так просто ему не отделаться и, пока она будет здесь, не жить ему спокойно.
Варвара Кирилловна закашлялась, лицо ее вмиг сделалось багровым, на шее вздулись вены. «Еще удар хватит», — подумал председатель и налил в стакан воды. Она ее жадно выпила.
— Поймите меня правильно, дорогой коллега…
Тельман Ивтэкович пропустил мимо ушей слово «коллега», его отвлекла странная манера этой женщины — она говорила почти не разжимая зубов. «Характер. Черта с два уговоришь». Он задумчиво повертел ручку. В кабинет то и дело заглядывали люди, но войти не решались. Непрерывно звонил телефон. Гостья неожиданно поднялась, сорвала трубку и рявкнула:
— Занят председатель! За-нят! Звоните через пять минут.
Председатель улыбнулся:
— Это не поможет. Вы хоть о себе расскажите.
— Ничего интересного. С месяц, как выгнали на пенсию. Скоро вы это удовольствие испытаете.
— А работали, простите, где?
— В горисполкоме, зампред.
— Да что вы! Коллеги, значит.
— Своему-то заму небось тоже немало крови попортили? — гостья повела могучими плечами.
— Скорее, он мне.
— А я со своим предом последнее время даже не здоровалась.
— Что так?
— А он примерно так же: сложно, подумаем, подождем, не надо горячку пороть, не наломать бы дров…
Тельман Ивтэкович опять улыбнулся.
— Ну, положим, вы меня еще не знаете…