Даже если граф решил начать соблазнять невинных девушек, неужели он стал бы сознательно останавливать свой выбор на ней из стольких-то возможных кандидаток?
— Полагаете, в это трудно поверить?
Должно быть, все мысли Генриетты можно было без труда прочесть на ее лице. Ей не удалось достигнуть успеха в карточных играх, которым ее пытались обучать старшие братья, она не умела скрывать своего восторга, если приходила хорошая карта, как и не выдавать разочарования, когда расклад оказывался не в ее пользу.
— Дебен никогда не показывал вам своего настоящего лица, скрытого за маской поверхностного очарования. Я его сестра и могу точно сказать, каков он, когда сердится. Его баловали с самого рождения, — с горечью в голосе констатировала леди Карлеон. — Он получал все, чего только мог пожелать, стоило ему лишь щелкнуть пальцами. Он и вырос с мыслью о том, что все люди живут на свете исключительно для того, чтобы развлекать его. Он вериг, что стоит выше всех остальных, и никогда не забывает указывать прочим на их место.
Генриетта поморщилась. Эта мысль ей тоже приходила в голову пару раз. Дебен не воспринимает ее всерьез и первостепенной считает собственную точку зрения.
— Это началось, когда он был ребенком, — продолжала леди Карлеон. — Если мы, его братья и сестры, случайно встречали его в Фарли-Холл, то должны были отвешивать поклоны. Еще нам не разрешалось заговаривать с ним первыми, нужно было ждать, когда он сам соблаговолит начать разговор.
— Мне кажется, в том нет его вины…
— Нет-нет, тогда нет. Все это дело рук нашего папочки, разумеется. Он хотел, чтобы мы точно знали, как высоко он ценит своего наследника, низводя прочих до уровня людей второго сорта. Я ничуть не преувеличиваю. — Театральным жестом она запрокинула голову, отчего ее медного цвета локоны заколыхались в воздухе. — Джонатан жил в другом крыле здания, отдельно от нас. У него были собственные слуги. Полагаю, для того, чтобы он, фигурально выражаясь, не запачкался о нас. Только это не сработало. Отец мог сколько угодно запрещать другим детям общаться со своим дражайшим наследником, но при этом он забыл запретить то же самое детям слуг. Именно поэтому корью Дебен болел тогда же, когда и все мы. Забавно, правда?
На самом деле рассказ леди Карлеон показался Генриетте ужасающим. Бедный маленький мальчик! Ею насильно держали вдали от братьев и сестер. Должно быть, он чувствовал себя отвратительно, когда лежал в постели с корью, и некому было составить ему компанию. Не этим ли объясняется тоскливое выражение, которое она заметила на его лице, когда рассказывала о собственных братьях?
Одинокий маленький мальчик, несомненно, превратился в одинокого мужчину. Генриетта поняла это на террасе тем вечером, когда Дебен полагал, что его никто не видит. Очень скоро он снова надел циничную маску одолеваемого скукой человека, которую всегда носил в обществе. А как еще ему справиться с изолированностью, пережитой в детстве. Только убеждая себя, что ему все равно?
— Чудовищно, — пробормотала Генриетта, испытывая желание заплакать.
Неудивительно, что он столь тщательно окружал себя оборонительной стеной. А как еще вести себя человеку, любые попытки которого воссоединиться со своей семьей получали решительный отпор? Лорд Дебен рассказывал ей, что сделал брат, когда он пришел послушать его проповедь. А теперь еще и сестра. Неужели она не понимает, как несправедливо ее поведение по отношению к нему?
— Я так рада, что вы внимательно меня слушаете. — Леди Карлеон истолковала слова Генриетты по-своему. — Не сомневаюсь, если вы будете и дальше оказывать сопротивление, ему это в конце концов надоест. Он станет всем рассказывать, что вы его не стоите, а он ухаживал за вами на спор или что-нибудь еще в этом духе. Он смешает ваше имя с грязью, и когда это начнется, моя милая, вам потребуется союзница. Я могу защитить вашу репутацию. Поэтому, — тут она наградила Генриетту улыбкой, — нам нужно немедленно подружиться. В связи с этим я не послала, а лично принесла вам приглашение на свой бал-маскарад, который состоится на следующей неделе. А знаете, что во всем происходящем самое смешное? Дебен лично попросил меня взять вас под свою опеку!
Она рассмеялась, и Генриетта тут же изменила мнение о том, что мисс Уэверли является обладательницей самого неприятного смеха, который ей когда-либо доводилось слышать. Он не содержал и десятой доли злобы, присущей леди Карлеон.
— Он сказал, чтобы я и вашу тетушку тоже пригласила. — Вздохнув, она обвела гостиную презрительным взглядом. — А еще эту вашу хорошенькую кузину. — Она бросила на нее завистливый взгляд. — Вас же с этими дамами водой не разольешь. Как это мило.
Она состроила гримасу, как если бы только что съела целый фунт сливочной помадки и теперь испытывала тошноту.
— Я слышала, до сих пор они вели себя в обществе довольно сносно, поэтому рассказала о них своему мужу. Вам, однако, не о чем волноваться, вы не встретитесь с этим снобом в моем доме.
Генриетта делала глубокие негодующие вдохи, от которых содрогалось тело. Проблема в том, как сдержать рвущийся наружу поток слов, которые она очень бы хотела бросить в лицо этой покровительственной язвительной злобной и вероломной… кошке!
Ах, если бы только она находилась не в гостиной своей тетушки, она бы…
На мгновение перед ее мысленным взором промелькнуло видение чувственных губ Дебена, усмехающихся над дилеммой: высказать ли то, что она думает; или следить за манерами. Устроить ли сцену в гостиной или позволить леди Карлеон и дальше безнаказанно клеветать на брата.
Граф наверняка притворился бы, что ему дела нет до того что родная сестра думает о нем самое худшее. Узнав, что она прилюдно строит о нем такие предположения, он бы лишь пожал плечами.
Генриетта не умела симулировать безразличие.
— Благодарю вас за то, что оказали мне честь, снизойдя до приглашения в свой дом, — произнесла она убийственно вежливым тоном. — Но прежде мне, разумеется, нужно переговорить с тетушкой, чтобы уточнить, не запланированы ли у нас на этот день иные приемы.
Леди Карлеон раздосадованно сверкнула глазами, хотя и с неизменной улыбкой на губах.
— Очень верно с вашей стороны. Хотя вряд ли у вашей тетушки найдутся на этот вечер важные планы, препятствующие присоединению к моему кругу.
— Вы так считаете?
Генриетта подумала о том, что, если бал-маскарад леди Карлеон совпадет с приемом у подруги тетушки или подписанием важного делового контракта дяди, они точно отправят извинения и не придут. Они не нуждаются в покровительстве таких людей, как лорд и леди Карлеон. А Генриетта предпочла бы пройти целую милю босиком, чем подружиться с женщиной, которая питает столь явную ненависть к собственному брату.
Она пожалела о том, что попросила Дебена прервать их отношения. Если они не будут осторожны, эта злобная бестия решит, что все случилось именно из-за ее вмешательства, и будет очень этому рада. Генриетте ненавистна мысль о том, что она своими действиями может дать кому-то повод позлорадствовать над попавшим в неловкое положение графом.
Еще до того, как леди Карлеон распрощалась, Генриетта почувствовала боль в затылке. Зачем, ну зачем она согласилась принять участие в этом нелепом обмане? Теперь же с каждым днем все крепче запутывается в паутине лжи. Даже прекращение обмана сопряжено с определенными трудностями.
Она просто обязана увидеться сегодня вечером с лордом Дебеном. Им нужно изыскать возможность поговорить друг с другом и придумать такой способ освободиться друг от друга, при котором его гордость не пострадает. Из них двоих именно он останется в столице один на один с возможными сплетнями на их счет. Генриетта вернется в Мач-Уэйкеринг, жители которого подивятся тому, что ей вообще удалось привлечь внимание столь скандально известного человека.
Ее это обстоятельство до сих пор ставило в тупик. После того как Дебен поблагодарил ее за избавление от мисс Уэверли им вовсе не нужно было продолжать знакомство.
Тем более в ее заступничестве он и вовсе не нуждался, заявляя, что никому не позволит заставить его жениться. При этом вел себя так, будто чем-то обязан Генриетте.
До конца дня эта загадка продолжала будоражить ее сознание. Впрочем, как и попытки придумать наиболее безболезненный способ прекратить их с лордом Дебеном отношения. Разве не упомянул он, что Генриетта спасла его от участи, худшей, чем смерть? Она была так зла на него, совершенно беспричинно, если уж начистоту, что почти не обращала внимания на его слова, хотя и следовало бы. Теперь эта мысль не давала ей покоя. Зачем бы ему понадобилось говорить об этом, если он вообще не имел намерения жениться на мисс Уэверли?
Боль в затылке усиливалась, поэтому тетушка спросила, действительно ли она чувствует себя вполне здоровой и готова отправиться на бал к Суаффхемам.
— Ты выглядишь бледной. И совсем ничего не ела целый день. Боюсь, ты заболеваешь.
— Раньше у меня немного болела голова, — уклончиво ответила Генриетта. Ей нельзя оставаться дома, надо обязательно увидеться с лордом Дебеном и поговорить с ним. — Но сейчас уже все прошло, правда.
— Снова головная боль? Боже мой. Думаю, у тебя скоро начнутся женские дни.
Генриетта почувствовала, как запылали щеки, но не посмела спорить с тетей, как и протестовать, когда та послала личную горничную Моди растереть ей виски лавандовой водой. В действительности Генриетта считала, что было бы больше пользы, если бы горничная растирала шею. Она не знала, как поступить. В том-то и проблема.
Ей хотелось переложить решение на плечи Дебена.
Но до того как она получит возможность это сделать, придется подождать. Сначала нужно будет танцевать с безымянными молодыми людьми, выслушать лживые комплименты светских дам, которые любят разговаривать с правильными, по их мнению, людьми. Возможно, сегодня ко всему этому добавятся еще и восторженные умозаключения о том, имеют ли слова леди Карлеон какое-то основание под собой, в случае если Генриетте не посчастливится встретить кого-то из тех, кто присутствовал при их разговоре и сумел что-то из него извлечь.