Дагард — обширные, но малонаселённые земли, где много скал и совсем немного волшебства. С давних пор клан Харш ими управляет, хотя нынче дела идут и не так хорошо, как хотелось бы.
Урахад — праздник смены года, обновления и солумоностояния. Утёс, Харшев Утёс — родовой замок клана Харш.
Солум — солнце.
Глава 2. Прятки с врагом
«…глава клана Харш…»
Всё ещё звенит в мыслях Клары собственный голос.
Когда-то её клан был одним из самых могущественных, но совсем недавно по меркам истории кого-то это не убедило.
И погиб её отец.
Клара была ещё крошкой, когда стала наследницей столь обширного состояния. Правда, наследницей ли? Её матери полагалось управлять всем до совершеннолетия дочери. Но она вышла замуж во второй раз, и это обязанность перешла в руки Вельвета, ведь он мужчина. Когда Кларе исполнится восемнадцать… нет, ей не перейдут никакие дела, ведь она обязана сразу же выйти замуж. И если на одной ступени стоят мужчина и женщина — власть перейдёт мужчине.
Поэтому мать и подобрала жениха из своих. Так не выйдет приумножить состояние, но точно получится сохранить.
Ведь он покладист и радеет за благополучие клана.
Это ли не самое оптимальное, что можно было придумать?
Клара позволяет себе хмыкнуть, подбираясь к кухне торопливыми шагами.
Вообще-то, она прекрасно понимает, что её участи можно завидовать. И даже согласна с этим. Самое хорошее и долгожданное, что её ждёт: учёба в одной из лучших академий страны после свадебного путешествия.
Книги, новые знания!
(В замке нет даже библиотеки, а из тех книг, что всё же находятся, то и дело вырваны страницы…)
Подруги, общение, приключения!
(В замке есть только дети слуг, но среди них нет сверстников, ещё был Марк, но он придурок…)
А ещё, конечно же, балы, танцы, прогулки по городу!
(Как уже упоминалось, она даже в других районах-то не была… А всё из-за древней традиции клана Харш…)
Дорогу ей преграждает здоровенная крыса с розовым, лысым хвостом, длиннее, чем всё тело. Несмотря на спешку, Клара чуть склоняется к ней и вглядывается в поблёскивающие глазки-бусинки.
У неё уже есть знакомый подсвинок, с которым можно поговорить по душам (даже если бедный ферсвин этого совершенно не желает), кто знает, может быть, и крыса сможет её удивить?
Шаловливое настроение так и просится наружу, будто чтобы замаскировать собой мысли о…
— Клара?
Она вздрагивает от знакомого голоса и разгибается.
В коридоре, бледный, худой и высокий стоит Вельвет. У него светлые волосы без золотинки, холодные, всё время мрачные глаза. Тёмно-зелёный фрак (один из цветов Урахада) никак не спасает его от образа весьма унылого и уже немолодого человека.
Впрочем, Клара прекрасно знает, что это не так.
Иначе у них с Вельветом не сыскалось бы собственной тайны.
— Да?
— Что ты здесь делаешь? Всё… — оглядывает её внимательно, — хорошо?
Она выгибает бровь, не совсем понимая, чего обычно несловоохотливый отчим к ней прицепился.
— Да нет, я просто…
Переводит взгляд на крысу, но той будто и след простыл.
Вельвет заминается и всё же делает к ней шаг (от него пахнет корицей и кардамоном), чтобы произнести чуть тише:
— Я могу отнести тебя в дамскую комнату, если ты не можешь идти дальше…
Клара замирает, густо краснеет и… смеётся, коснувшись пальцами мужского плеча и запрокинув голову.
— Мне показалось, я крысу увидела… — шепчет, когда смех более ли менее остывает.
— Это… какое-то новое ваше женское выражение?
Интересно, было бы ей так же неловко с родным отцом, как бывает с Вельветом?
Она никогда этого не узнает.
— Нет, правда… — и она делает изящный реверанс. А затем ещё один. Чтобы точно убедить его, что она способна идти дальше. И не было его попыток помочь, начинающихся с фразы: «Если тебе неловко, то… это ничего страшного…»
— Что здесь происходит? — позади Клары останавливается Марлен.
Её мать слегка выше, с куда более выраженной, почти что болезненной худобой. Её волосы заплетены в две косицы, какие не делают девочкам уже после десяти лет. Платье скроено будто из самых разных лоскутков, с пышной и короткой цветастой юбкой. Колготки белые, туфли красные. Взгляд усталый, в руках колода карт.
— Почему вы не одеты, как подобает? — восклицает она.
Клара на мгновение поджимает губы, но уже в следующий миг они расплываются в доброжелательной улыбке.
— Мама, маскарад не сегодня!
— Да неужели? — Марлен оглядывает коридор, будто ища поддержки у невидимых зрителей своего маленького спектакля.
— Так и есть, — отзывается Вельвет, подойдя к ней и коснувшись острого локотка.
— Зато кое-что другое сегодня произошло, — выдаёт она и сильнее стискивает в пальцах карты.
Какие-то совершенно не игральные…
— Обсудим?
Марлен кивает, окидывает дочь взглядом и вместе с мужем уходит прочь.
Клара выдыхает.
Её и без того волнуют секреты, наличие которых она просто не может не замечать.
Например, то, что её специально держат в замке и никуда не выпускают. Это обусловлено семейной традицией, о сути которой можно будет узнать только после совершеннолетия.
Да ещё и большой сюрприз обещают после дня рождения!
А теперь это.
Как будто мало было того, что Марк приехал раньше времени.
Впрочем, быть может, матушка отозвалась так именно об этом?
Клара усмехается, но быстро вспоминает, что натянутые отношения только у них с братом. Марлен он, по крайней мере, не задирал.
По коже пробегают мурашки. Клара тыкает пальцем в одну из них и шепчет, нахмурившись: «Уходи».
Подумать только! Интересно, каково будет встретиться с ним спустя год?
Что он скажет?
— Наверняка какую-то гадость… — шепчет она, вспомнив за один миг сразу несколько смешных, но если честно, не шибко-то приятных сцен.
И замирает, потому как слышит знакомый, тёплый, почему-то слегка хрипловатый сейчас голос.
Ей бы только из коридора шмыгнуть к лестнице, да нарваться на Марка сейчас совершенно не хочется.
В конце концов, пусть не думает, что она стояла у окна и ждала сутками, когда же его карета соизволит прибиться к их двору.
Вот ещё!
Случайно посмотрела.
В один из сотен других случайных зависаний у подоконника. Там красиво просто. Венки, свечи, кедровые шишки, печенье с горстью специй — чисто для запаха.
— Пару раз нападали разбойники, — приближается его голос, — но ты же знаешь…
Клара, сглотнув судорожно из-за упоминаний нападений, спешит скрыться за аркой в стене. Там стоит скульптура с солумом и дарией в виде людей. И позади есть немного места. В детстве она любила там прятаться. Но Марк едва ли об этом помнит.
Правда же?
— … разбойники для меня не проблема.
— Ну ещё бы… — тянет Фьёрк, учитель по математике и некоторым другим точным наукам. Марк всегда был его любимцем.
Они проходят мимо, разумеется, даже не думают о ней, но тут…
По ногам пробегает на этот раз уже другая крыса, и от неожиданности Клара тихо, но всё же чертыхается.
Её «чёрт» явственно похоже на «апчхи», а чьё-то «апчхи» очень легко принять за «показалось».
— Ты ничего не слышал?
Марк останавливается напротив солума, обнимающего дарию.
— Мы с Кларой любили играть в прятки, — вдруг произносит с какой-то… грустью? — Угадай, какое было её любимое место?
Шаги приближаются.
Она замирает, затаив дыхание.
Примечание автора:
Солум — солнце. Иногда представляется в образе мускулистого, загорелого мужчины со светлым волосами и голубыми глазами.
Дария — луна. Иногда представляется изящной женщиной с хорошей фигурой, раскосыми тёмными глазами, тонкими чертами лица и чёрными, словно дёготь, волосами до пола.
Глава 3. Три синявки для сводного
— А ещё знаешь что? — останавливается Марк, будто чтобы поиздеваться. — Мне кажется, или весь замок пропах ей?
— Весь Утёс одной маленькой девочкой? — в голосе Фьёрка слышится тёплая усмешка. — Это всё Урахад, здесь он пахнет именно так. Пряности, цитрусовые и еловые нотки, окуривательные палочки, жжёный сахар…
— А это откуда?
— Дора делает орехи в глазури…
— От эрла Дагарда, Итибола Харша осталось несколько коллекций редких вещиц, фамильные драгоценности, альбомы с рисунками, элегантные костюмы, — перечисляет Марк мрачно, тряхнув светлыми, слегка вьющимися волосами. — Но Клара обожала треугольную бутылочку парфюма, которым он пользовался.
Фьёрк кивает, наконец, догадавшись, в какую сторону он клонит.
— Запах совершенно несоответствующий её глазам лани и тонкому голосу… — тянет сводный брат Клары, в то время как она стоит за статуями, уподобившись им, окаменев и побледнев, стискивая зубы и пальцы в кулачках.
— В банку будто поймали северный ветер — холодный, сильный, грубый, будоражащий… — произносит он, конечно же, лишь для неё одной. С игривым нажимом.
Клара не понимает, как дурацкий мальчишка, количество прыщей которого она когда-то знала наизусть, может теперь так ладно, так вкрадчиво говорить. Словно в академии его не искусству военного дела учили, а трюкам помеси трикстера и тёмного властелина. Он будто стал более терпеливым в своих уловках, и даже голос приобрёл богатый, выдержанный оттенок.
«Словно вино, с каждым годом всё лучше?» — усмехается она про себя. Правда, мрачно.
— Но хвост ветра лишь основа. Дальше чувствуются ноты табака, мускуса, смолы, соли, перца и жжёного сахара. И в конце раскрывается запах кожи. Я ни с чем это не спутаю, — говорит, и по рукам Клары пробегают мурашки. — Разве так должны пахнуть леди?
Она фыркает тихо, уже представляя, как найдёт отговорку и выставит её перед собой, словно начищенный до блеска щит. Затем засмеётся звонко, словно мальчишка, и непременно успеет сказать ему какую-нибудь гадость первой. Например, что он стал ещё уродливее. И уйдёт с гордо поднятой головой. Но побыстрее, чтобы не дать ему шанса ввернуть залихватское словцо.