чёрт возьми, как же это вкусно, прошло так много времени…
— Какого чёрта?
Я открываю глаза. Лоу с любопытством смотрит на то, как я сосу свой указательный палец.
— Ты сейчас ела?
— Нет, — я краснею, смущённая. — Нет, — повторяю я, но арахисовая паста прилипает к нёбу, искажая слог.
— Мне говорили, что вампиры не едят.
Я не могу вспомнить, когда последний раз испытывала такое смущение.
— Серена заставила меня, — выпаливаю я.
Лоу огляделся по сторонам, не найдя ни единой Серены.
— Не сейчас. Но она заставила меня попробовать впервые, — я вытерла палец о майку. Унизительно. — Последующая зависимость — целиком моя вина, — пробормотала я с признанием.
— Интересно, — его взгляд острый, и он кажется не просто заинтересованным, а заинтригованным.
— Пожалуйста, убей меня сейчас.
— Значит, вы можете переваривать пищу.
— Частично. Наши коренные зубы в основном рудиментарные, так что жевать мы не можем, но арахисовая паста гладкая и кремовая, и я знаю, что это неправильно, но… — я содрогаюсь от того, насколько она вкусная. А ещё от того, насколько позорным и излишним считается среди вампиров есть еду. Даже жизнь среди людей не выбила из меня эту веру. Даже то, как Серена в два часа ночи уплетает три стаканчика лапши быстрого приготовления, потому что она «слегка проголодалась». — Это так недостойно. Пожалуйста, не говори никому и выбрось мой труп в озеро после того, как я пропущу себя через измельчитель отходов, что я и собираюсь сделать прямо сейчас?
Его губы тронула тень улыбки.
— Ты смущена.
— Конечно.
— Тем, что ешь то, что тебе не нужно для выживания?
— Да.
— Я постоянно ем ради удовольствия, — он пожал плечами, будто его плечища сами с ним согласны. У нас здоровый аппетит. Нам нужна еда. — Просто представь, что это кровь.
— Это не одно и то же. Вампиры не пьют кровь ради удовольствия. Мы вливаем её в себя, когда это необходимо, а потом даже не думаем об этом. Это телесная функция. Как, ну не знаю, пописать.
Он садится напротив меня и — чтоб его — ненавижу его за то, как он толкает банку с арахисовой пастой в мою сторону, не сводя с меня глаз.
Он бросает мне вызов.
И это многое говорит о том, насколько я подсела на эту глупую, вызывающую привыкание ореховую пасту, раз подумываю съесть ещё немного.
А потом я просто делаю это.
— А что вампиры делают для удовольствия? — спросил он, слегка охрипшим голосом. Мне совсем не хочется сверкать перед ним клыками, но это сложно, когда облизываешь арахисовую пасту с пальцев.
— Не уверена. — Моё пребывание среди них было исключительно в детстве, когда правил было много, а развлечений — мало. Оуэн, единственный взрослый вампир, с которым я регулярно общаюсь, любит сплетничать и делать язвительные замечания. У отца есть свои стратегические ходы и тихий захват власти. Как остальные развлекаются в свободное время, понятия не имею. — Трахаются, наверное? Пожалуйста, забери это от меня.
Он не забирает. Вместо этого он слишком долго и пристально смотрит, радуясь моему отсутствию контроля. Когда он опускает глаза, это, кажется, требует определённых усилий.
— Что, по-твоему, может расследовать Серена? — его голос хриплый. И отрезвляющий.
— Она никогда не упоминала об оборотнях, даже вскользь. Но и коллег из финансового отдела она не любила. Возможно, она метила на повышение и искала материал за пределами финансовой тематики. Хотя, она бы мне рассказала. — «Неужели? Она явно что-то от тебя скрывала», — ехидно шепчет внутренний голос. Я его заглушила. — Одно я знаю точно, она бы не стала публиковать статью, которая могла бы подвергнуть ребёнка опасности.
Не уверена, что Лоу мне верит, но он потирает челюсть, тщательно собираясь с мыслями.
— В любом случае, наши цели совпадают.
— Мы оба хотим выяснить, кто рассказал Серене об Ане.
Впервые с тех пор, как начался этот фиктивный брак — нет, впервые с тех пор, как эта ведьма Серена не появилась, чтобы помочь мне сменить постельное, я чувствую реальный, искренний всплеск надежды. Л. Э. Морленд — это не просто случайная хлебная крошка, а нить, за которую можно ухватиться и потянуть.
— Я предоставлю тебе доступ к любой необходимой тебе технике — не то чтобы ты когда-либо спрашивала моего разрешения, — добавляет он тягучим голосом. — Тебе стоит изучить коммуникации Серены за недели до её исчезновения. Знаю, ты уже пробовала, но тебе стоит сопоставить их с нашими данными. Я дам тебе информацию о местонахождении Аны, которая может помочь пролить свет на ситуацию. И Алекс будет тебе помогать и следить за тобой. — Я корчу гримасу, на что он строго добавляет: — Ты всё ещё вампир, живущий на нашей территории.
— А я-то подумала, что мы уже перешли на уровень терпимого союза в нашем браке. — Меня не беспокоит наблюдение. Просто, похоже, Алекс такой же хакер, как и я — единственная область, в которой я позволяю себе соревноваться. — Ладно. Спасибо, — добавляю я немного угрюмо.
Он коротко кивает. Разговор немного затихает, затем переходит в неловкое молчание, что означает, что Лоу со мной закончил.
Меня выпроваживают.
С ненавистью и тоской одновременно бросаю последний взгляд на банку с арахисовой пастой, встаю и засовываю руки в карманы шорт.
— Начну сегодня же вечером.
— Я попрошу Мика принести тебе что-нибудь, чтобы намазать их.
Я растерялась. Потом замечаю, как его взгляд медленно скользит по моим голым ногам.
— А, ноги? — я вздрагиваю, но мне не холодно. Теперь, когда я об этом задумалась, здесь уже несколько дней не было холодно.
— И плечи. И бок.
Я хмурюсь. — Откуда ты знаешь, что у меня болит бок?
— Издержки профессии. — Я наклоняю голову набок. Разве у него не диплом архитектора? Неужели я похожа на Пизанскую башню? — Мы учим молодых оборотней изучать потенциальных врагов на предмет слабых мест. Ты всё время трёшь грудную клетку.
— А-а-а. — Эта профессия.
— Тебе нужна медицинская помощь?
— Нет, просто очередные ожоги, — я поднимаю майку, собирая её под лифчиком, слегка наклоняясь, чтобы показать ему. — Моя майка съехала, и солнцу удалось добраться…
Внезапно его зрачки становятся размером с радужки. Лоу резко поворачивает голову в другую сторону. Сухожилия на его шее натянулись, а кадык ходит ходуном.
— Тебе лучше уйти, — говорит он грубо и резко.
— О.
Его плечи расслабляются. — Иди, прими ещё одну из своих ванн, Мизери, — его голос хриплый, но более ласковый.
— Точно. Запах. Извини за это.
Я была у подножья лестницы, когда Ана стремительно слетела вниз по ступеням, чуть не врезавшись в меня. Её глаза были полны слез, и моё сердце сжалось. — Ты в порядке? — спросила я, но она, пробормотав что-то о плохом сне и о том, что проснулась испуганной, помчалась к брату.
— Иди сюда, милая, — говорит он ей, а я повернулась, чтобы понаблюдать за ними. Он посадил её к себе на колени, откинул волосы назад и поцеловал в лоб. — Это был всего лишь кошмар, хорошо? Как и все остальные.
Ана всхлипнула. — Хорошо.
— Ты по-прежнему не помнишь, о чём он был?
Несколько всхлипов. — Только то, что в нём была мама.
Их голоса понизились до тихого шёпота, и я повернулась, чтобы подняться по лестнице. Последнее, что я услышала, было хриплое: «Хорошо, но ты же срезал корочки?» и глубокий, тихий ответ, который очень напоминал: «Конечно, милая».
Глава 11
Порой, проходя мимо её двери, он вынужден шептать себе: «Продолжай идти».
Две вещи могут быть правдой одновременно.
Например: мне нравится Алекс, потому что он умный и приятный молодой человек.
И: проводить с ним время и наблюдать, как он меня боится, приносит мне радость.
Просто ради забавы, меня тянет обратиться к психотерапевту и попросить его оценить, насколько я плохой человек. Но к тому времени, как мы с Алексом проработаем бок о бок пять ночей, я уже смирилась с тем, что уверять его, говоря, что не собираюсь полакомиться его плазмой, бесполезно. Ничто не убедит его, что я не собираюсь его обескровить. И мне действительно не следовало бы получать от этого удовольствие, но есть что-то по-настоящему забавное в том, как он извивается по комнате, словно акробат, чтобы не повернуться ко мне спиной, или проводить языком по клыкам, и слышать, как стук клавиатуры резко прекращается. Обычно за этим следуют крепко зажмуренные глаза, тихие скулежи, которые, как он думает, я не слышу, и…
Дети-оборотни, которые едут на велосипедах прямо к моему окну спальни, только чтобы показать на него, правы. Я монстр.
И всё же, я продолжаю. Даже после того, как я услышала, как Алекс бормочет: «Пожалуйста, пожалуйста, не дай мне умереть, пока мне не исполнится двадцать пять лет, или пока я не попаду в Музей Шпионов, что случится раньше». Ага. Он много молится.
Он понятия не имеет, зачем его Альфа поручил ему помогать мне в задании из серии «Где находится Кармен Сандиего?»5, и, надо отдать ему должное, не задаёт вопросов. Большая часть нашей работы заключается в повторном изучении переписки Серены и сопоставлении людей, с которыми она контактировала в последние месяцы, на предмет связей с оборотнями. Мы собираем информацию, которую я не смогла бы найти самостоятельно, например, что один из генеральных директоров, у которого она брала интервью в прошлом году для статьи о спекулятивном строительстве, владеет недвижимостью недалеко от границы между оборотнями и людьми через подставную компанию. Даже если большинство улик заходят в тупик, я всё равно чувствую себя ближе к Серене, чем с момента её исчезновения.
Лоу ненадолго заглядывает за обновлениями, всего раз в день. Ответом отца на наше отсутствие прогресса была бы смесь туманных угроз и колкостей в адрес нашего интеллекта, но Лоу умудряется никогда не звучать навязчиво или разочарованно, даже когда его рот обрамляют морщины от беспокойства, а плечи напрягаются под рубашкой. Впечатляет, как он сохраняет вежливость. Может быть, это часть его врождённой тяги к лидерству. Может быть, его учили терпению в школе Альф.