Как и сказала Джуно, вся его жизнь — сплошное самопожертвование. Его постоянно о чём-то просили, а он всегда соглашался, снова и снова.
О, Лоу. Неудивительно, что ты не можешь спать.
— Ты не такой уж ужасный муж, каким мог бы быть, — говорю я без особой причины, продолжая гладить его. — Мне жаль, что тебе пришлось отказаться от всей своей жизни ради стаи.
На этот раз он точно улыбается. — Ты сделала то же самое.
— Что? — я склоняю голову набок. — Нет.
— Ты провела годы среди людей, зная, что при нарушении хрупкого перемирия ты будешь первой, кого убьют. После этого ты потратила годы, создавая жизнь среди людей, а теперь ты здесь, оставив её позади. Столько хлопот ради своего народа, о котором ты, по собственным словам, не сильно беспокоишься.
— Не ради них, а ради Серены.
— Да? Тогда какой у тебя план после того, как ты её найдёшь? Сбежать вместе? Исчезнуть? Ввергнуть альянс между вампирами и волками в хаос?
Не то, чтобы я об этом не задумывалась. Просто мне не нравится зацикливаться на ответе.
— Этот брак всего на год, — бурчу я.
— Да? Думаю, тебе, Мизери, стоит кое о чём себя спросить, — он звучит более устало, чем я когда-либо его слышала.
— О чём?
— Если бы Серена не исчезла, смогла бы ты сказать «нет» своему отцу? Или ты бы всё равно оказалась в этом браке?
Я думаю об этом очень долго, наблюдая за тем, как мои пальцы рисуют узоры в волосах Лоу. И когда, как мне кажется, у меня появляется ответ — разочаровывающий, удручающий ответ, — я не произношу его вслух.
Потому что Лоу, который страдает от чего-то, что определённо не пневмония, тихо дышит, погрузившись в безмятежный сон.
Глава 16
Он представлял её во время принятия её ванн. Его терзали похабные, непристойные мысли. Он слишком устал, чтобы им сопротивляться.
На следующий день Лоу куда-то исчезает, по своим волчьим делам. Проснувшись ближе к вечеру со смутными воспоминаниями о том, как залезла во встроенную гардеробную, я обнаруживаю под дверцей записку. Это белый лист бумаги, сложенный вдвое.
«На пробежке», — написано на нём.
И с новой строчки: «Будь умницей».
А ниже: «Л. Э. Морленд».
Я фыркаю. По непонятной причине я не выбрасываю записку в мусорную корзину, а засовываю её во внешний карман своего чемодана.
Я набираю ванну и погружаюсь в тёплую воду. Хранить мусор — глупость, но у меня есть оправдание: именно так поступала Серена с обёртками от редких импортных шоколадных батончиков. По-моему, это было похоже на манию — она прикалывала их к стене. Верный признак будущего серийного убийцы, наряду с пироманией и мучением мелких животных. «Когда я смотрю на обёртки, я вспоминаю вкус», — сказала она мне, когда нам было тринадцать, и я попыталась их выбросить. Это привело к тому, что я закатила глаза, что привело к тому, что мы два дня не разговаривали, что в свою очередь привело к тому, что я пассивно-агрессивно захламила наше обще пространство использованными пакетами крови, что после привело к мухам, а позже к бурному противостоянию, в котором она не могла решить, назвать меня кровопийцей или сукой, и выпалила «Кровосука!», что заставило нас расхохотаться и вспомнить, за что мы, собственно, друг другу нравимся.
— Мизери? — голос Лоу возвращает меня к реальности. Я рассеянно смотрю на витражи, на губах играет слабая улыбка. — Где ты?
— В ванной!
— Ты одета?
Я смотрю вниз и стратегически перемещаю пену. — Ага.
Через мгновение дверь открывается.
Мы с Лоу смотрим друг на друга через всю комнату — он моргает, я пялюсь — с одинаково ошеломлёнными выражениями лиц. Он прочищает горло, дважды. Затем вспоминает, что есть вариант отвернуться. — Ты сказала, что одета.
— На мне пена невинности. А вот ты, с другой стороны…
Он хмурится. — На мне джинсы.
Плюс изрядный слой пота и ничего больше. Шторы задёрнуты, но просвечивают. Проникающий свет падает на Лоу, окрашивая его кожу в красивый золотистый оттенок — его широкие плечи, его широкую, мускулистую грудь. Его лицо всё ещё светится здоровым румянцем, оставшимся после пребывания на природе. Он выглядит здоровым, даже с большим количеством шрамов, чем должно быть у человека его возраста — узкие тонкие полосы и узловатые рубцы. Да, мне нравится любоваться свои мужем, хоть он и принадлежит к другому виду и предназначен другой. Что поделать. Подайте на меня в суд. Конфискуйте моё несуществующее имущество.
— Я не буду обращать внимания на твою наготу, если ты не будешь обращать внимания на мою, — предлагаю я.
Лоу поднимает руку, чтобы потереть затылок. — Я снял рубашку перед тем, как обратиться, и куда-то её дел. Давай я найду чистую.
— Мне всё равно. К тому же ты потный и противный.
Он приподнимает бровь. — Противный?
Я пожимаю плечами, что, возможно, приводит к нежелательному перемещению пены. Не уверена, да и проверять не собираюсь, ответ может быть унизительным. — Значит, ты резвился в грязи с Эмери?
Он фыркает. — С Коэном. Он приехал рано утром.
— Звучит весело. — Ему удалось пару часов пообщаться с тем, кого он явно любит и кому доверяет. Расслабиться.
— Так и было.
Должно быть, именно поэтому его глаза светятся радостью, словно у мальчишки, полного задора. Поэтому он выглядит моложе, чем вчера вечером. Поэтому, когда он заходит внутрь и садится у моих ног, на край ванны, кажется, будто он улыбается.
— Знаешь, — размышляю я, расслабляясь в воде, — кажется, я хочу тебя увидеть.
Он смотрит вниз на своё тело. — Хочешь увидеть меня.
— Нет, не голым.
Он склоняет голову в замешательстве.
— В обличии волка.
Его «А» звучит мягко и удивлённо.
— Можешь быстро обратиться? Прямо сейчас? Но держись на расстоянии, пожалуйста. Животные, как правило, меня ненавидят.
— Нет.
— Почему? — я сажусь прямо, прикрывая грудь руками. — О боже, а это больно, обращаться?
— Нет, — он выглядит оскорблённым.
— Фух. А сколько времени это занимает?
— По-разному.
— Сколько времени это занимает у тебя, в среднем?
— Несколько секунд.
— Это ещё одна особенность Альфы? И твои моторные белки просто сууупер доминантны? — поддразниваю я.
Его сверлящий взгляд подтверждает, что я на верном пути. — Обращение — это не забава, Мизери.
— Очевидно, это и не суперсекрет, потому что я видела Кэла в его… — я ахаю. — Я поняла.
— Что поняла?
Я улыбаюсь, обнажая клыки. — Ты не хочешь показывать мне, потому что твоя волчья шерсть ярко-розовая.
— Не волчья шерсть, а просто шерсть.
Я плескаю в него водой ногой. — Может, она фиолетовая?
Он вздрагивает и зажмуривает глаза.
— А может, блестящая? — я плескаю ещё немного. — Ты должен сказать мне, если она блестящая…
Его пальцы сжимают мою лодыжку железной хваткой.
— Ты закончила? — он вытирает глаза тыльной стороной свободной руки, и она становится мокрой.
Моя икра, скользкая от воды и мыльной пены, кажется совсем бледной на фоне с кожей Лоу. Почувствовав, что его хватка ослабла, он повернул запястье, чтобы поудобнее держать мою лодыжку, и его прикосновение стало нежнее, больше похожее на ласку.
Ладно.
Так.
Со вчерашнего дня мы часто прикасаемся к друг другу.
И сейчас мы часто касаемся друг друга.
— Насчёт сегодняшнего вечера, — начинает он, сменив тему, но рука по-прежнему остаётся на месте. — Я поговорил с Коэном. Он выиграет нам немного времени. Отвлечёт Эмери.
— Как?
— Посмотрим. Коэн — творческая личность.
— Он знает, что мы задумали?
— Пока нет, — он опускает мою пленённую ногу под воду, но не отпускает лодыжку, словно не доверяет моему поведению. Или же просто не хочет отпускать. — Может, подозревает, но лишних вопросов задавать не станет. Правдоподобное отрицание.
— Мудро. Эй, почему здесь Коэн?
— Эмери — сестра его матери.
— Его тётя?
— Верно. Раньше она была в стае Северо-Запада, потом переехала, когда встретила Роско. Поэтому меня и отправили к нему.
— Ничего себе. И он всё равно тебе поможет?
— Он не в восторге от Роско. И от своей семьи тоже.
Так знакомо. — Значит, после ужина.
— Ты скажешь, что тебе нужно выпить крови.
— И ты пойдёшь со мной, потому что ты мой обеспокоенный и защищающий Альфа-муж, а у меня ужасные навыки ориентации. Всё, что нам нужно сделать, это добраться до кабинета, установить устройства и выбраться, — я закусываю нижнюю губу. — Я могла бы и сама справиться.
— Я не пошлю тебя туда одну.
Кажется — хотя я не уверена из-за воды, пены и полной нереальности происходящего — но мне кажется, Лоу проводит кончиками пальцев по своду моей стопы.
Должно быть, тактильная галлюцинация.
— Ты вампир. Если охрана Эмери тебя обнаружит, они сначала нападут, а потом уже будут разбираться, — он сжимает губы. — Держись рядом, ладно?
— Я умею драться, — говорю я. Чтобы дать ему лазейку. Чтобы не думать о том, что происходит под водой.
— Мне плевать. Я не стану рисковать, тем более тобой.
Не уверена, польщена я или возмущена. Поэтому выбираю сухое «Ладно».
Он кивает и наконец-то отпускает меня. Я наблюдаю за игрой его лопаток, пока он уходит, и долгое время после его ухода наслаждаюсь теплом, которое оставила на моей коже его рука.
Коэн — засранец, но в самом восхитительном и забавном смысле этого слова. Кажется, у него есть чёткие предпочтения, твёрдые взгляды и слабый интерес к тому, чтобы держать их при себе.
— Давайте все поблагодарим Лоу за то, что сегодня вечером нам не придётся затыкать уши от очередной тирады Роско, — громко объявляет он, садясь за обеденный стол. Я чуть не подавилась слюной, но никто больше, похоже, не обеспокоен тем, что вот-вот может разгореться драка, даже Эмери.
Я испытала облегчение, поняв, что он меня не ненавидит. Наоборот, на