Его руки крепче сжимают меня. Его член становится твёрже. Его губы, прижатые к моим, произносят лихорадочные слова о том, как сильно он этого жаждал, как я прекрасна, как он будет думать обо мне всякий раз, делая это, с этого момента и до самой смерти. Его сперма горячая на моих пальцах, на моём животе. Звуки, вырывавшиеся из его горла, напоминали рычание дикого зверя, потерявшего связь с разумом.
«Это прекрасно», — думаю я. Не только само удовольствие, но и разделение его с кем-то ещё, с кем-то, кто мне небезразличен и кого я, возможно, даже немного люблю, насколько я способна.
И тут содержание его слов изменилось. В отличие от моего оргазма, который накатил волной, достиг пика и постепенно сошёл на нет, его длиться. Нарастает. Лоу содрогается, тяжело дышит и издаёт сдавленные звуки, прежде чем спросить меня:
— Ты хочешь узнать?
Я киваю, всё ещё тяжело дыша. Его рука опустилась вниз, чтобы провести моей по его члену, пока мы не достигаем основания.
— Чёрт.
Его щеки раскраснелись, голова запрокинута назад. Я не сразу понимаю, пока его нежная кожа не меняется. Что-то набухает под моей ладонью. Рука Лоу сжимает мою, прижимая её туда, обхватывая выпуклость, словно он просто хочет, чтобы её держали, заключили во что-то. Она увеличивается, и сдавленные стоны Лоу становятся громче, и…
— Мизери.
Он произносит моё имя, словно молитву. Будто я — единственное, что отделяет его от рая на земле. Именно в этот момент я понимаю, что он имел в виду.
Возможно, в сексуальном плане мы с ним не совсем совместимы.
Глава 23
Она заставляет его смеяться. Это дорогого стоит.
Проблема с использованием подарка как повода навестить губернатора Дэвенпорта заключается в том, что мы не можем явиться с пустыми руками. Понадобился час на территории людей, три разных антикварных лавки и куча препирательств, прежде чем мы с Лоу нашли подарок, который оба сочли подходящим. Он забраковал мой выбор винтажного велосипедного насоса («Это кальян, Мизери»). Я наложила вето на его керамическую вазу («Там внутри чей-то дедушка, Лоу»). Сначала мы завуалировано критиковали вкус друг друга, затем пассивно-агрессивно, а потом с неприкрытым презрением. Когда я уже собиралась предложить выяснить отношения на парковке и испытать на прочность его когти против моих клыков, у него произошло озарение, и он спросил:
— Тебе вообще губернатор нравится?
— Нет.
— Может мы слишком заморачиваемся?
Мои глаза расширяются. — Да.
Мы возвращаемся в последнюю лавку и покупаем загадочную пепельницу в форме белого медведя. Это одновременно самая уродливая вещь, которую мы смогли найти, и стоит она больше трёхсот долларов.
— Откуда вообще деньги берутся? — спрашиваю я.
— Чьи деньги?
— Твои деньги. Деньги твоих заместителей. Деньги твоей стаи, — я сверкнула на него глазами, пока мы шли к машине, убедившись, что вокруг никого нет. На мне коричневые линзы, но я давно не подтачивала клыки. Если бы я открыла рот на людях, на меня б, наверное, вызвали службу по контролю за животными. — Ты подрабатываешь в страховой компании, пока я дрыхну днём?
— Мы грабим банки.
— Вы… — я останавливаю его, положив руку ему на предплечье. — Вы грабите банки.
— Не банки крови, не радуйся так сильно.
Я ущипнула его за левый бок, обидевшись.
— Ой. Моя… — мимо прошла пожилая человеческая пара, бросив на нас снисходительный взгляд, как на молодую влюблённую парочку. — Печень?
— Не та сторона, — шепнула я.
— Мой аппендицит.
— Опять мимо.
— Желчный пузырь?
— Нет.
— Гребаная человеческая анатомия, — пробормотал он, переплетая свои пальцы с моими, и потянув меня за собой.
— Ты же несерьёзно, да? Про ограбления?
— Нет, — он открывает передо мной дверцу машины. — Многие оборотни работают. Большинство, на самом деле. У меня тоже была работа, раньше… До того, как…
До того, как его жизнь стала принадлежать стае.
— Понятно.
— У большинства стай оборотней очень грамотно выстроены инвестиционные портфели. Именно оттуда берутся средства на инфраструктуру и на содержание руководства, у которого нет времени на другую работу, — он наблюдает, как я сажусь на пассажирское сиденье, затем наклоняется вперёд, опираясь одной рукой на дверцу, а другой на крышу машины. — Это отличается от финансовой системы вампиров.
— Потому что у нас руководящие должности передаются по наследству.
— Конечно, семьи вроде твоей полагаются на имущество, передающиеся из поколения в поколение, но в целом, вампиры не так централизованы. Вас меньше, культура общины слабее.
Я поджала губы. — Бесит то, что ты знаешь о моём народе больше меня и так хвастаешься этим.
— Да неужели? — протянул он. Наклонился вперёд и нежно поцеловал меня в нос. — Тогда придётся делать это чаще.
Никогда мне не было так весело ни с кем, кроме Серены. Даже веселее, временами. Хотя, возможно, это связано с тем, как он то и дело бросает на меня взгляды между разглядыванием витражных ламп, или с тем, что он молча протягивает мне свой свитер, когда я начинаю дрожать от кондиционера в магазине, а ещё с тем, что, когда мы остаёмся одни в машине, он крадёт у меня поцелуй, от которого я забываю, как дышать. Его язык нежно проводит по моим клыкам, пока я не чувствую каплю крови, а потом уже он стонет, обхватывая меня за талию и шепча, что не может дождаться, когда мы окажемся дома.
Дом.
Я стараюсь не думать об этом: территория его стаи определённо не мой дом. Но это сложно. Испытываю облегчение, когда губернатор Дэвенпорт встречает нас у двери, демонстративно приглашая меня войти. Интересно, за все годы политических игр мой отец так ни разу и не развеял этот конкретный миф? Это было бы вполне в его духе — водить всех за нос.
— Приятно видеть союз оборотня и вампира, который ещё не закончился кровопролитием. — Судя по запаху его крови, он ещё не до конца пьян, но на пути к этому. Его дом — смесь красоты и кричащей роскоши, а его жена явно не первая. Возможно, и не вторая. Когда он говорит мне полуотечески-полупохабно: «Ты, должно быть, хорошо себя вела, юная леди», взгляд Лоу на меня явно спрашивает: «Не хочешь, чтобы я его придержал, пока ты разрываешь ему глотку?»
Я вздыхаю и беззвучно произношу: «Нет».
Несмотря на это, слова «Спасибо за гостеприимство» от Лоу сопровождаются чересчур крепким рукопожатием. Губернатор прижимает руку к груди, провожая нас в гостиную, а я склоняю голову вниз, чтобы скрыть улыбку.
Кажется, губернатор питает нездоровый интерес к тому, как функционирует наш брак, и не стесняется об этом спрашивать.
— Должно быть, это сложно. Спорите постоянно, наверняка?
— Не особо, — отвечаю я. Лоу делает глоток пива.
— Разногласия-то хоть есть?
Обвожу взглядом комнату. Лоу вздыхает.
— Не могу представить, чтобы вы сходились во взглядах, когда речь заходит о таких темах, как Астра.
— О чём? — Лоу смотрит на меня непонимающе. Мне приходит в голову, что оборотень, возможно, помнит это событие под другим названием. Таким, которое меньше связано с кровью вампиров.
— Последняя попытка брака по расчёту до нашего, — пояснила я. — Где оборотни предали и перебили вампиров.
— А. Шестая свадьба. Это был акт мести. По крайней мере, так нас учили.
— Мести?
— За жестокое обращение жениха-вампира со своей невестой-оборотнем во время предыдущего брака.
— Нам об этом не рассказывают, — фыркнула я. — Интересно, почему.
— Вы собираетесь спорить об этом? — спрашивает губернатор, словно мы его персональный источник развлечений.
— Нет, — отвечаем мы одновременно, сурово глядя на него.
Он смущённо прочищает горло. — Кажется, пора ужинать?
Лоу не обладает макиавеллиевскими манипулятивными навыками отца, но он тем не менее хитро направляет разговор в нужное русло, не раскрывая слишком многого. Жена губернатора молчит большую часть времени. Молчу и я: смотрю на своё ризотто с грибами, которые, по словам Серены, отличаются от грибка, который у неё был на ноге, хотя я не могу вспомнить, чем именно. Лениво размышляя о том, почему люди и оборотни постоянно пихают мне еду, я слушаю, как губернатор заверяет нас, что он и мой отец — «большие друзья», которые вот уже десять лет встречаются на территории людей примерно раз в месяц, чтобы обсудить дела. При этом, отец навещал меня всего раз в год, когда я была Залогом. Хотелось бы удивиться, но лучше уж сэкономлю силы. Губернатор никогда не бывал на территории оборотней, но наслышан о её красотах и очень хотел бы получить приглашение (которого Лоу, разумеется, не делает). Он также собирается перейти на должность лоббиста, как только Мэдди Гарсия окончательно вступит в свои полномочия.
Затем Лоу переводит разговор на свою мать.
— Она раньше была одной из заместителей Роско, — говорит он, меняя наши тарелки местами после того, как закончил свой ужин, и начиная трапезу заново. — Кстати, тесно сотрудничала с Бюро по связям между Людьми и Оборотнями.
— А, да. Я встречал её раз или два.
— Правда?
Губернатор потянулся за куском хлеба. — Прелестная женщина. Дженна, верно?
— Мария, — я улавливаю недовольство в голосе Лоу, но сомневаюсь, что кто-то ещё его заметит. — У меня сложилось впечатление, что большую часть дел она вела с кем-то, кто отвечает за пограничные вопросы? Томас…?
— Томас Джалакас?
— Кажется, так, — Лоу молча жуёт моё ризотто. — Интересно, помнит ли он её.
Я напрягаюсь. До тех пор, пока Дэвенпорт не произносит: — К сожалению, он недавно умер.
— Умер? — Лоу не выглядит удивлённым. Парадоксально, но это делает его реакцию более правдоподобной. — Сколько ему было?
— Молодой, ещё совсем молодой, — губернатор делает глоток вина. Рядом с ним его жена играет со своей салфеткой. — Это был ужасный несчастный случай.
— Несчастный случай? Надеюсь, мои люди не были в этом замешаны.