Папочка, — он снова улыбается, хищно, пугающе.
Вау. Мой брат… вау.
— Мизери, хочешь что-нибудь сказать этому жалкому куску дерьма, пока он тебя ещё слышит?
Я открываю рот, но потом передумываю и закрываю его.
Что я могла ему сказать? Есть ли хоть что-то, что причинит ему хотя бы сотую долю той боли, которую он причинил мне и тем, кого я люблю? Может, только: — Не-а.
Оуэн посмеивается, а на лице Лоу отражается смесь нежности и веселья. Отец не доставляет нам удовольствия, не бьётся в агонии, не осыпает нас оскорблениями и никак не теряет самообладания. Но его взгляд встречается с моим, прежде чем исчезнуть за повязкой. В нём есть оттенок поражения, и я говорю себе, что, возможно, он понимает: я буду думать о нём как можно меньше и так долго, как смогу.
— Что ты хочешь, чтобы я с ним сделал? — спрашивает Лоу, когда отец больше не может нас слышать. Вопрос должен быть адресован Оуэну, но он смотрит на меня. Возможно, это не лидер, действующий от имени своего народа, а оборотень, задающий вопрос своей…
Я опускаю голову. Нет. Я даже думать об этом слове не буду. За сегодняшний вечер его и так достаточно истрепали и втоптали в грязь.
— Что будет, если он останется в живых? Да и вообще, что будет, если его убьют? Будут ли последствия?
— Пока нет официального органа, регулирующего отношения между оборотнями и вампирами, — добавляет Лоу. — Предполагаю, решать вопрос возмездия или наказания твоего отца или того, кто его казнит, будет Совет вампиров. Тот, кто займёт его место, тоже будет иметь право голоса.
— Значит, Оуэн.
Они обменялись взглядами. И после секундного колебания, Лоу произносит: «Или ты».
К моему шоку, Оуэн кивает. И оба смотрят на меня с ожиданием.
— Парни, вы думаете, я хочу быть частью Совета?
Лоу молчит. Оуэн пожимает плечами. — Не знаю. А ты хочешь?
Из меня вырывается смешок. — Что всё это значит?
— Отец ещё несколько десятилетий назад решил, что я стану его преемником, — говорит Оуэн с совершенно серьёзным видом. — Думаю, нам пора перестать делать то, что он говорит.
— Ты хочешь сказать, если я захочу это место, ты отдашь его мне?
— Я… — он проводит языком по своим клыкам. — Я бы не обрадовался. И предупреждаю — нашим это не понравится. Но им придётся признать, что ты сделала для вампиров больше, чем любой из них, и в конце концов, они смирятся.
Я не знала, что Оуэн может быть таким здравомыслящим. Это настолько озадачивает, что я ловлю себя на мысли о том, чтобы остановиться и всерьёз задуматься о мире, где я могла бы стать своей среди вампиров, пускай и в качестве их вынужденного лидера. Не было бы одиночества, не было бы ощущения отверженности, я бы наконец-то чувствовала себя на своём месте. Привлекательность этого…
Нулевая, если не меньше. Честно говоря, к чёрту вампиров.
— То, что ты сказал раньше, — обращаюсь я к Оуэну, — о сотрудничестве с оборотнями и людьми. Ты ведь это серьёзно, правда? Ты не просто издевался над отцом?
— Конечно, — он хмурится, возмущённый. — Мы с Лоу практически лучшие друзья.
Недоуменный взгляд Лоу слабоват для подтверждения статуса лучших друзей.
Оуэн фыркает. — Спасибо за доверие. Меня невероятно вдохновляет знать, что Альфа оборотней и его невеста, которая к тому же моя чёртова сестра, считают, что я буду отличным лидером. Поддержка высшего класса, не иначе. Засранцы.
Я улыбаюсь. Губы Лоу тоже дёргаются. Наши глаза встретились, и напряжение стало ещё более острым, словно вот-вот разразится буря. По позвоночнику пробежало возбуждение, похожее на электрический ток, а внутри меня словно прорвалась плотина после долгой засухи. Это пугало, то, что висело в воздухе между нами. Нужно было срочно это прервать.
— Можно… у меня есть вопросы, — торопливо говорю я. — Где сын Мика?
— Я и Оуэн послали на его поиски нескольких человек, — говорит Лоу. Он проводит рукой по затылку, выглядя опечаленным.
— А Мик? Что с ним будет?
Его лицо становится непроницаемым. — Я дам тебе знать, когда решу.
— А Ана? Мой отец…
— …так и не узнал, где она. Она в безопасности.
Меня захлёстывает облегчение. — Я рада.
— Она вернётся, как только ситуация разрешится. Ещё что-нибудь хочешь узнать?
Я поджимаю губы, досадуя, что сейчас не время и не место для дальнейших вопросов. Жаль, что мы не одни.
Я твоя пара?
Ничего, если это не имеет значения? Ничего, если я хочу ею быть?
Сколько из того, что ты сказал, что я сказала, что все сказали, было правдой? Должна же быть хоть какая-то часть правдой, верно?
— Нет, — я бросаю взгляд на Оуэна. Он либо не понимает, как сильно я хотела бы, чтобы он оставил нас наедине, либо ему всё равно. Скорее всего, второе.
— Я так и не услышал, что бы ты хотела, чтобы я сделал с твоим отцом, — мягко говорит Лоу.
Я бросаю взгляд на стул. Отец, как всегда, сидит с безупречной осанкой, но с заострёнными ушами спрятанными за наушниками и слегка растрёпанными белыми волосами, он может сойти за человека. Как пали могучие.
Может, я и вправду монстр. Может, он этого заслужил. Может, и то, и другое. И всё же я говорю: — Мне всё равно. Решайте сами.
Проходя мимо Лоу, я касаюсь его тыльной стороной ладони, и по руке пробегает волна нескрываемого тепла.
Сжав дверную ручку, я всё ещё чувствую его жар на пальцах. Не оборачиваясь, добавляю:
— Если не возникнет крайней необходимости, можете никогда не говорить мне, на чём вы остановились.
Я засыпаю в своей детской спальне, что становится самой странной вишенкой на торте этой совершенно безумной ночи.
В течение месяца перед свадьбой я часто бывала в Логове, но никогда не заходила сюда. На самом деле, я не была здесь с тех пор, как ненадолго вернулась на территорию вампиров после окончания срока в качестве Залога. Комната довольно чистая, и мне интересно, кто протирал пыль с пустых полок или менял лампочки, и по чьему приказу. Я открываю пустые ящики и неиспользуемые шкафы. Примерно через час после восхода солнца я ложусь спать.
Моя кровать выполнена в вампирском стиле: тонкий матрас на полу и деревянная платформа примерно на три фута выше, идеально подходящая для защиты от света. «Перевёрнутый гроб, в общем», — так выразилась Серена, когда впервые увидела её, и я до сих пор немного её за это ненавижу. Но кровать восхитительно удобная, и я сокрушаюсь по поводу того, что никогда не могла найти ничего подобного на территории людей, не говоря уже о землях оборотней. И тут, перед тем как заснуть, я задумываюсь, а имеет ли это вообще значение? Что будет со мной дальше? С приходом Оуэна к власти, будет ли вообще необходимость в браках по расчёту между нашими народами?
Нет. Так что, возможно, я вернусь в свою квартиру. И к тестированию на проникновение. Но я бы лучше вышла на солнце, чем снова работать с этим… как его там… Пирсом, да — чем снова работать с Пирсом. Так что, наверное, мне стоит обновить резюме и…
Я просыпаюсь за сорок минут до заката, рядом со мной лежит чьё-то тело. Тёплое, очень мягкое, и такое знакомое.
— Заведи себе свою кровать, сучка, — сонно бормочу я, поворачиваясь к Серене.
— Ни за что, — она зевает во весь рот, совершенно не думая о своём зловонном дыхании и моём бедном носе. — Ну и?
— Ну и? — я поднимаю руку, чтобы протереть глаза, и всё ещё чувствую запах вампирской крови под ногтями. Нужно принять душ.
— Давай просто покончим с этим, — начинает она. — Я знаю, ты злишься, но…
— Погоди. Я не злюсь.
Она удивлённо хлопает глазами. — О.
— Я не собираюсь… Я не злюсь, обещаю.
Она вглядывается мне в лицо. — Но?
— Никаких «но».
— Но?
— Ничего.
— Но?
— Чёрт возьми, я же сказала тебе…
— Мизери. Но?
Я зажмуриваю глаза до тех пор, пока не появляются золотые пятна. Боже, ненавижу, когда меня так легко читают. — Просто… почему?
— Почему, что?
— Почему ты мне не сказала?
Она прикусывает внутреннюю сторону щеки.
— Точно. Так вот. За последний год или около того, я хранила от тебя невообразимое количество секретов, и я не уверена, о каком именно ты говоришь, поэтому…
— О главном, — мой голос бесцветен. — О том, что ты на самом деле, ну знаешь… Ещё один чёртов вид?
— А-а, — она морщит нос. — Точно. Ну что ж.
— Я думала, ты мне доверяешь. Я считала, что ты можешь поделиться со мной всем, что наша дружба нерушима, но, возможно…
— Я доверяю. Правда доверяю. Просто… — она вздрагивает. Затем массирует лоб ладонью. — Я не была уверена, понимаешь? Особенно в начале, моё тело вело себя так странно, появились непонятные ощущения, и всё это казалось сумасшествием. Я не знала, мерещится ли мне, и это было именно то, о чём лучше не думать и просто молиться, чтобы всё прошло. А потом, когда я действительно начала подозревать… Ну, во-первых, вы ребята ненавидите оборотней.
Я ахнула, смертельно обиженная. — Я не ненавижу.
— Ты всё время шутишь о них.
— О каких шутках речь?
— Да ладно тебе. Они гоняются за почтальонами, помешаны на белках. Помнишь ту ночь, когда мы встретили ту мокрую собаку, которая так ужасно воняла…
— Это была шутка. В то время я и знать не знала, как пахнут оборотни!
— Да, ладно, — она делает глубокий вдох. — Кровь у меня красная. И когда твой отец похитил меня, я всё ещё не могла обращаться. Я не была уверена. Тогда я понимала лишь то, что происходит что-то странное, ужасное и одновременно потрясающее, и клянусь, Мизери, всё, о чём я думала последние полгода: а что если я умру? Что, если эта штука внутри меня убьёт меня? Что тогда будет делать Мизери? Неужели я потащу её за собой, неужели я стану причиной смерти моей сестры, человека, который мне дороже всего на свете, единственная, о ком я чёрт возьми забочусь, из-за этой нашей странной созависимости, и…
Я протягиваю руку и беру её ладонь в свою, как мы делали в детстве.